Спилка была разогнана, а наиболее непокорная из ее состава часть арестована немцами.
Гетман Скоропадский сформировал правительство и, опираясь на силу германских штыков, вступил в управление краем.
Как показали дальнейшие события, власть, полученная из немецких рук и опиравшаяся на немецкие войска, стала непопулярной для массы населения.
Если бы правительство гетмана Скоропадского было более дальновидно, то, правильно сорганизовав и вооружив крепких земельных собственников – крестьян (хлеборобов), оно, может быть, сумело бы создать такую обстановку, при которой, после ухода немцев, власть сохранилась бы в его руках и большевизм не охватил бы Малороссии.
Но гетманское правительство ничего реального не сделало для поддержания этого единственно надежного класса населения, а стремилось сначала создать крупную регулярную армию, а порядок поддерживать полицейскими мерами.
Полицейских же мер оказалось недостаточно, а создать более или менее прочную регулярную армию не позволили немцы.
Были созданы только штабы, назначены начальствующие лица, а солдат оказалось мало…
В двадцатых числах апреля я со своими детьми приехал в Киев.
Решив оставить детей в Киеве у сестры моей жены, я сам хотел пробраться опять в Добровольческую армию.
К этому времени немцы продвинулись на восток до реки Дона и заняли Крым.
При занятии Крыма немцами произошел интересный эпизод: первоначально германские части наступали на Крым совместно с украинской бригадой, бывшей под командой генерала Натиева; [49] но у станции Джанкой головной эшелон этой бригады был остановлен немцами, а затем они потребовали удаления украинцев из пределов Крыма и заняли его самостоятельно.
Впоследствии украинское правительство неоднократно возбуждало вопрос о присоединении Крыма к Украине, но немцы определенно отвечали, что Крым должен оставаться самостоятельным.
* * *
Приехав в Киев, я через одного моего знакомого попросил узнать, когда гетман Скоропадский может меня принять. В тот же день мне было сообщено, что гетман просит меня к себе на другой день.
К назначенному часу я пошел в так называвшийся гетманский дворец (старый генерал-губернаторский дом).
Гетман сейчас же меня принял и, сказав, что ему хотелось бы со мной подробно поговорить, попросил подождать в кабинете его начальника канцелярии полтора часа, после чего «мы с вами позавтракаем и на свободе, после завтрака, поговорим, ждать же вам не будет скучно, так как здесь есть несколько генералов, ваших старых знакомых, которые хотели с вами повидаться».
Я согласился.
В час дня меня позвали в столовую. За стол село человек двенадцать, в их числе был новый председатель Совета министров Лизогуб и генеральный секретарь Игорь Кистяковский.
Когда уже все сидели за столом, в комнату вошел германский офицер и, извинившись за запоздание, сел на свободное, оставленное для него место.
По манере себя держать и по нескольким сказанным фразам мне стало ясно, что этот германский офицер постоянный гость на гетманских завтраках.
Я спросил у моего соседа за столом: «Кто этот немец?»
«А это известный здесь и очень влиятельный граф Альвенс-лебен».
Германский офицер за завтраком очень мало говорил, но очень внимательно слушал. Разговор шел на русском и частью на французском языке.
После завтрака гетман пригласил меня к себе в кабинет и очень горячо стал мне объяснять, что он согласился быть выбранным в гетманы только потому, что, по его мнению, это был лучший выход из создавшегося положения; что он не «щирый украинец», что вся его работа будет идти на создание порядка на Украине, на создание хорошей армии и что, когда Велико-россия изживет свой большевизм, он первый подымет голос за объединение с Россией; что он отлично понимает, что Украина не может быть «самостийной», но обстановка такова, что ему пока необходимо разыгрывать из себя «щирого украинца»; что для него самое больное и самое трудное – это работать с немцами, но опять-таки и здесь это единственно правильное решение, так как, только опираясь на силу, он может создать порядок на Украине; а единственная существующая и реальная сила – это немцы; что Добровольческая армия силы из себя серьезной не представляет, и немцы никогда не допустят ее усиления: тогда она станет для них опасной. А потому, как бы он ни сочувствовал генералу Деникину, опираться на него не может, а принужден опираться на немцев.
Вот когда удастся создать прочную регулярную армию на Украине, тогда он иначе будет разговаривать и с немцами.
На это я ответил, что немцы все это понимают не хуже, чем он, и создать сильную армию на Украине они ему не позволят.
– Нет, я этого добьюсь; я получил уже принципиальное обещание, что мне будет разрешено сформировать девять корпусов.
– Обещаний немцы подают много, но настоящей армии сформировать вам не позволят.
После этого гетман сказал, что хотя он получил принципиальное согласие немцев на сформирование девяти корпусов, но в действительности ему пока разрешено сформировать три корпуса; но что он надеется вскоре получить окончательное разрешение на сформирование всех девяти корпусов.
Затем он добавил, что все же учитывает возможность задержки в получении этого разрешения и что у него разработан проект сформирования в провинции особых частей для поддержания порядка в уездах; что эти части будут иметь в своем составе значительное число офицеров и, когда потребуется, могут послужить кадром для развертывания в более крупные войсковые части; что для немцев необходим на Украине полный порядок и что они поэтому дадут разрешение как на сформирование новых корпусов, так и на организацию проектируемых им отрядов для поддержания порядка в уездах.
Я пожелал ему успеха, но еще раз высказал сомнение относительно того, чтобы немцы, разложившие русскую армию и выведшие ее из мировой борьбы, позволили ему создать новую армию, которая может обратиться против них же.
Затем гетман Скоропадский, совершенно для меня неожиданно, предложил мне быть военным министром в его правительстве.
– Я убежден, что мы с вами скоро сформируем хорошую армию, – добавил он.
Я категорически отказался, сказав, что возвращаюсь в Добровольческую армию и, кроме того, никогда и ни при каких условиях не соглашусь работать с немцами, которые не в честном бою, а подлыми предательскими приемами погубили нашу армию и продали Россию в руки большевиков, главные из которых евреи, преследующие не русские, а интернациональные цели.
Гетман Скоропадский высказал свое сожаление, что я не хочу с ним работать, и сказал, что он все же надеется, что я не откажу ему в совете, когда он ко мне обратится.
Больше мы с ним не виделись, и ни за какими советами он ко мне не обращался.
* * *
То, что я видел и слышал в этот период в Киеве, убедило меня в том, что политика Германии как в отношении России в целом, так и по отношению к Украине была явно колеблющаяся, неопределенная.
Конечно, в руках у нас нет документальных данных относительно указаний германского правительства своим представителям в России, но о многом можно судить по фактам, по распоряжениям местных германских властей (представителей), по разговорам фельдмаршала Эйхгорна, по словам игравшего заметную роль графа Альвенслебена, а также по разговорам германских офицеров с теми русскими, с которыми они сошлись и подружились. Наконец, политика правительства гетмана Скоропадского и Донского представительства в Киеве отражала в себе колеблющуюся и неопределенную политику Германии.
Прежде всего получалось впечатление, что между военными и гражданскими представителями Германии в России существует различие во взглядах на будущее России.
Маршал Эйхгорн неоднократно высказывал, что для Германии необходимо воссоздать сильную, единую и дружественную Германии Россию; но и здесь отражались колебания центрального правительства: то говорилось о необходимости воссоздать единую Россию, то о создании сильной Украины, независимой от Великороссии.
Что касается политического представителя Германии на Украине барона Мума, то в его словах явно чувствовалось нежелание принять решительные меры для воссоздания не только сильной единой России, но и сильной Украины.
Получалось отчетливое впечатление, что немцы хотят водворить порядок в России, пользуясь последней как своей базой для получения продовольствия и сырья, но, с другой стороны, не верят в то, что Россия превратится в их союзницу и, напротив, опасаются, что водворение порядка в России, в частности на Украине, и воссоздание ими только что разрушенной армии может грозить им опасностью и вновь может создать для них восточный фронт.
Но вместе с этим, не имея восточного фронта, немцы все же принуждены были ввести в пределы России около 600 тысяч человек войска и, по мере продвижения на восток, отлично сознавали, что их положение становится все менее и менее прочным, что требуется новое увеличение войска и что этому нет предела. Растущее против них возбуждение среди населения указывало, что хотя, занимая железные дороги и главные населенные центры, и можно поддерживать в стране сравнительный порядок, но близко то время, когда из глубины страны они ничего не будут в силах получать, близки восстания в отдельных районах и скоро предстоит новое увеличение их войск в оккупированной ими стране.
