ЗАБЕГАЯ ДАЛЕКО ВПЕРЕД СКАЖЕМ, ЧТО АЭРОПЛАН ВСЕ-ТАКИ ЗАВЕЛСЯ, И В 1973 ГОДУ ЛЕТЧИК КУРОЧКИН ПОЛЕТЕЛ НА РОДИНУ. НО НА ГРАНИЦЕ, ПРИНЯВ ЗА НАРУШИТЕЛЯ, ЕГО ВСТРЕТИЛ НАШ МИГ. САМОНАВОДЯЩИЕСЯ РАКЕТЫ НЕ НАВОДИЛИСЬ НА ОБТЯНУТУЮ ПЕРКАЛЕМ ФАНЕРУ, И ТОГДА БЫЛ ПРИМЕНЕН ТАРАН.
ОБА САМОЛЕТА УПАЛИ, И ОБА ЛЕТЧИКА ПОГИБЛИ. СООБЩЕНИЯ ОБ ЭТОМ БЫЛИ НАПЕЧАТАНЫ ВО ВСЕХ ЦЕНТРАЛЬНЫХ ГАЗЕТАХ, НО, РАЗУМЕЕТСЯ, НЕ БЫЛИ НАЗВАНЫ ФАМИЛИИ ЛЕТЧИКОВ И СТРАНА, ИЗ КОТОРОЙ ЛЕТЕЛ НАРУШИТЕЛЬ...
- Выше! Выше! Выше! - как заклинание повторял Брускин, глядя на вершину Нандадеви.
Упорно поднималась в гору длинна вереница людей, неся на плечах великое знамя и великое древко к нему.
Высота - 4000 метров.
Была ночь. Горели на снегу костры. Сидели вокруг них восходители.
Шведов мял ноющие ладони, всовывал их в огонь, морщился.
- Болят? - сочувственно спросил Брускин.
- Болят, будь они неладны, - смущенно отозвался Шведов. - Сколько ран на теле, и ничего, а они... Дело-то как было... Брали мы Зимний...
Ворота закрыты, полезли мы их открывать, помните?
Брускин кивнул.
- И тут юнкера ударили...
Тот, кто выше меня залез, так и встал, прямо на руках у меня топчется, испугался, видно. Я говорю: Что же ты, товарищ?...
Шведов вздохнул, махнул рукой. Брускин протянул ему варежки, связанные Натальей.
- Возьмите, Артем.
- Да нет, что вы!
- Возьмите, возьмите.
Высота 5000 метров.
- Хетти! Хетти! - испуганно и возбужденно говорили туземцы, указывая на разбросанные по снегу человеческие черепа и кости, а также на идущие от них следы босых ног.
- Что это значит, Григорий Наумович? - не понимал Шведов.
- Это значит, что мифы становятся реальностью, - задумчиво глядя на кости, ответил Брускин. - Только скверно, что они - людоеды.
- Они уходят, Григорь Наумыч! - оторвал его от размышлений Шведов.
Туземцы не шли, бежали вниз. Шведов вытащил из кобуры маузер.
- Может, остановить?
- Пусть уходят, - меланхолично произнес Брускин и вдруг сорвался, закричал убегающим в спины, размахивая кулаком: - Проклятая Вандея! Ренегаты!
Иуды!
Высота 5500 метров.
Восходители окружили то место, где спал Брускин. От него осталась буденовка и раздавленные очки. На снегу хорошо были видны следы босых ног.
- Хетти комисал слопал, - убежденно сказал китаец Сунь и прибавил: Сунь знает.
- Что делать будем, товарищ Шведов? - жалобно спросил один из восходителей.
- Как что? - удивился Шведов. - Выше пойдем!
Высота 6000 метров.
Впереди стояло что-то вроде сложенного из плоских камней крохотного домика, и в сгущающихся сумерках из его щелей сочился золотисто-розовый свет.
В домике в позе лотос сидел индиец в одной набедренной повязке, и тело его, а особенно голова, излучало тот самый свет. Вблизи он был таким ярким, что было больно смотреть глазам, и настолько теплым, что восходители снаружи грели о камни замерзшие ладони.
Под сидящим зеленела изумрудная травка.
- Браток!
- окликнул его Шведов.
Он произнес это слово не так уж и громко, но, вероятно, для привыкшего к абсолютной тишине йога звук его был подобен взрыву.
Йог упал вдруг набок как сидел - со скрещенными ногами и лежащими на коленях ладонями, - и излучаемый им свет стал меркнуть на глазах. Скоро это был просто скрюченный синий труп индийца, лежащего на побитой инеем траве.
Высота 6001 метр.
- Я ничего не вижу... - удивленно произнес Шведов, щупая перед собой воздух руками и не решаясь сделать хотя бы шаг. Но он не стал жаловаться, жаловатьс было некому, потому что ослепли все.
- Ме вераперс вхедав!25""25 - кричали одни.
- Ес вочинч чем теснум!26""26 - кричали другие.
- Мэн хэч бир шей кермюрям!27""27 - кричали третьи.
И остальные кричали что-то на своих языках. Они забыли вдруг русский или, ослепнув, не желали или не могли больше на нем разговаривать.
Шведов обессиленно сел в снег, вытащил кисет и попыталс свернуть самокрутку, но табак высыпался, а кисет упал в снег. Шведов не стал его искать и заплакал. Он не видел, как, щупая перед собой руками воздух, столкнулись двое.
- Сэн ким сэн?28""28 - спрашивал, падая, один.
- Иск ду овесс?29""29 - падая, спрашивал другой.
Они упали в снег и, сцепившись, стали кататься по нему и бить один другого по лицу и невидящим глазам, пока не раздался выстрел и один перестал бить другого.
И в других местах раздались выстрелы.
Шведов сидел не двигаясь, слушал незнакомые крики, чужие слова проклятий. Стрельба разгоралась. Слепые стреляли в слепых не очень метко, но часто - до последнего патрона. Пули свистели рядом, и одна, пролетая, коснулась щеки Шведова. Он не испугался, даже не вздрогнул, а зачерпнул пригоршню снега и приложил к окровавленной щеке.
- Дзмебо, модит чемтан, ме тхвэн гихснит!30""30 - кричал высокий красивый красноармеец с непокрытой головой, и те, кто понимал его язык, шли к нему.
Взявшись за руки, они образовали цепочку и пошли за ним. Он не обманывал их, просто ему, наверное, казалось, что он видит, он верил в это. Но он был слеп, как все, он повел их к глубокой, голубеющей льдом пропасти и первым беззвучно полетел в нее, увлекая за собой остальных... Стрельба затихала, слышались только крики раненых и стоны умирающих.
Шведов в задумчивости откусывал и жевал напитанный собственной кровью снег.
Не ослеп только китаец Сунь. Он щурил узенькие глазки, смотрел на сияющую вершину Нандадеви и исступленно повторял:
- Высэ! Высэ! Высэ!
Высота 6111 метров.
На ровном белом склоне алел огромный красный прямоугольник знамени. С неба сыпала снежная крупа, и потому он на глазах бледнел, становился розовым и скоро слился с окружающей белизной.
В огромной пещере горел один большой костер, и около него сидели хетти женского пола, а также дети и смотрели на ритуальное действо.
Брускин стоял у ритуальной стены, залитой старой кровью. На уровне головы комиссара на камне засохли остатки почерневшего мозга с прилипшими волосами. Страшные и агрессивные хетти-мужчины наступали на Брускина. У передних в руках были копья с каменными наконечниками, у остальных- просто остроугольные камни.
- Хга! - скомандовал вождь, самый крупный и самый сильный, и дикари приблизились еще на один шаг.
Брускин был измучен и возбужден.
Щеки его горели лихорадочным румянцем. Он был без буденовки, без очков, без штанов, но не терял надежды. И он выбросил вперед руку и заговорил скороговорно, как на митинге:
- У Гегел диалектика стоит на голове. Надо ее поставить на ноги, чтобы вскрыть под мистической оболочкой рациональное зерно!31""31
- Хга!
Еще на шаг Брускин приблизил себя к мученической смерти.
- Агностик говорит: не знаю, есть ли объективная реальность, отраженная, отображенна нашими ощущениями, объявляю невозможным знать это32""32.
- Хга!
Кремневые наконечники на копьях нетерпеливо подрагивали у его груди. Румянец исчез с растерянного лица Брускина, и из глаз побежали слезы. Дикари ждали последнего его слова.
- Эйнцике либе бобэн, хэлф мир...33""33 - прошептал он вдруг и улыбнулся, и надежда, но иная надежда возникла в его глазах.
Вождь не давал свою страшную команду, и Брускин вдруг запел тоненько, тихо, нежно:
SIZE=1"Их дер молзих ин дэм фрайтих авдернахт.
Ой вос фар а ширэ дер татэ мит ди киндер занбэахт!
Флэг зинген эмирес флэг дер татэ дих авекзэцин цу бомки мит а лэфэлэ!
Гебн митн фингерл а кнак.
Флэг ди бобэ мит гойдэрл - шоклн митн кэпэлэ.
Ой вэй виншмак!
НЕМАЛО СЛАВНЫХ СТРАНИЦ БЫЛО ВПИСАНО НАШИМИ КАВАЛЕРИСТАМИ В СЕКРЕТНУЮ КНИГУ ВЕЛИКОГО ПОХОДА, НО В РЯДУ ПОБЕД БОЛЬШИХ И МАЛЫХ БИТВА БЛИЗ КУРУКШЕТРА ВСЕЖЕ СТОИТ ОСОБНЯКОМ.
Штат Раджастхан. Близ Курукшетра.
1 апреля 1929 года.
Бывша Иванова дивизия, уменьшившаяся за годы непрерывных боев и походов до размеров сотни, томилась в ожидании командирского слова.
Были сумерки, и Новик то опускал бинокль, то вновь прикладывал его к глазам не в состоянии определить - кто же находится на другом краю огромного поля, на котором пять тысяч лет назад сражались между собой боги и люди?
Дивизия - сотня Новикова - скрывалась в кустарнике, и противник, тоже примерно сотня, их не замечая, двигался неторопливым шагом.
- Да англичанка это, Иван Васильевич!
- подсказывал нетерпеливо ординарец Государев-внук.
Новик оскалился в улыбке:
- Сперва врежем, потом разберемся. - И, привстав в стременах, повернулся к своим, закричал:
- Шашки наголо! Пики к бою! За мной в атаку! Марш-марш!
И, как всегда, поскакал первым, а его дивизия-сотня рассыпалась на просторе лавой.
Противник их наконец заметил, занервничал, кто-то там, кажется, пытался отступить, кто-то спешитьс и залечь, чтобы встретить огнем. И все-таки те решили принять бой и тоже рассыпались лавой и понеслись навстречу.
Иван обернулся к своим и крикнул весело:
- Руби до седла, остальное само развалится!
Вечерний густой воздух ответил эхом, и с той стороны донеслось:
