рублей, в то время как живопись во всех остальных помещениях — только 2 тысячи).
Центральное место в росписи занимают два больших восьмигранных панно с изображением Диониса и Ариадны. Между ними — небольшие квадратные панно с розетками. По краям расположены трапециевидные панно с фигурами путти, сидящих на цветочных гирляндах. Две крылатые женские фигуры — символы славы — обрамляют эти композиции с двух сторон. Падуга декорирована фигурами вакханок. Свободное пространство заполнено традиционно античным орнаментом — ветками аканта. В люнетах помещены сидячие женские фигуры и амуры. На одной из стен — фриз из цветочных гирлянд с венками и сидящими на них фигурами орлов. В трех настенных панно из искусственного мрамора представлены живописные изображения лир.
Росписи плафонов в других залах выполнены в технике гризайль. Наиболее интересна роспись библиотечного зала. Здесь в центре композиции плафона — панно с изображением девяти муз. Этот рисунок повторяет барельеф античного Саркофага муз, хранящегося в Лувре. Панно обрамлено орнаментом из листьев. Во всю его длину (с двух сторон) — четырнадцать портретов известных писателей и ученых-философов, вдоль поперечных сторон с одной — портрет Г. Р. Державина, с другой — воссозданный после Великой Отечественной войны портрет М. В. Ломоносова (во время обстрела он был поврежден снарядом). Около этих портретов — по две крылатые фигуры, держащие щиты с латинскими названиями всемирно известных литературных произведений. На падуге помещены портреты авторов произведений: Гомера, Вергилия, Данте и Мильтона.
Дочь знаменитого медальера Ф. П. Толстого — М. Ф. Каменская в своих воспоминаниях писала, что в знаменитом этрусском кабинете графини Лаваль было собрано множество превосходных этрусских ваз и вещей.
В такой роскошной обстановке, среди произведений искусства Лавали давали балы. Гости поднимались по прекрасной лестнице в богато убранные залы. Бывали здесь и царские особы. Лавали даже устраивали торжественные праздники для царской фамилии. По свидетельству П. Н. Столпянского, «каждую среду зимнего сезона окна особняка приветливо светились, и в салоне графа и графини собирался дипломатический корпус, и весь вообще beau monde Петербурга. Нередко в салонах бывали и небольшие, но избранные собрания».
Хозяйка салона Александра Григорьевна, симпатизировавшая умным, образованным и талантливым людям, сумела создать в доме непринужденную атмосферу. Ее частыми гостями бывали Н. И. Гнедич, И. А. Крылов, В. А. Жуковский, П. А. Вяземский, Адам Мицкевич. Н. М. Карамзин читал здесь не опубликованные еще главы «Истории государства Российского». Дружеские отношения А. Г. Лаваль с Н. М. Карамзиным нашли свое выражение в их переписке.
Просто и хорошо к Александре Григорьевне относился Александр Сергеевич Пушкин. Он появился в доме Лавалей после окончания Лицея, то есть в 1817 году, и с тех пор бывал здесь неоднократно. В 1819 году читал друзьям в великосветском салоне Лавалей оду «Вольность» с ее бунтарскими строками: «Тираны мира, трепещите!..», и уже будучи в изгнании, далеко от Северной столицы, поэт охотно вспоминал часы, проведенные в гостеприимном доме на Английской набережной. В числе прочих петербургских впечатлений Пушкина в «Евгении Онегине» отразились и впечатления от балов в этом особняке:
…Полна народу зала,
Музыка уж греметь устала.
Толпа мазуркой занята,
Кругом и шум и теснота.
Бренчат кавалергарда шпоры,
Летают ножки милых дам,
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
На музыкальных вечерах у Лавалей пели знаменитости — Рубини, Тамбурини. Устраивались «картинные рауты» — званые вечера, сопровождавшиеся показами живых картин (в XIX веке в Западной Европе, а затем и в России вошел в моду на домашних и светских вечерах показ пантомимических сценок, в которых воспроизводились сюжеты известных произведений живописи и скульптуры, такие «сцены-картины» обычно сопровождались музыкой), участниками которых были сами хозяева и их гости.
В доме шла и другая жизнь. Старшая дочь Лавалей, Екатерина (у Лавалей была большая семья: сын Владимир, корнет Конной гвардии, и четыре дочери. Кроме Екатерины, Зинаида — замужем за графом Л. Лебцельтерном, австрийским посланником, София — за графом А. М. Борхом и Александра — за С. О. Коссаковским) была замужем за Сергеем Петровичем Трубецким, одним из организаторов «Союза спасения», «Союза благоденствия» и Северного общества. У него нередко собирались товарищи, единомышленники, готовившие восстание, а Александра Григорьевна вышивала их знамя шелками. Простой народ не случайно будет называть ее «Лавальшей-бунтовщицей».
Сразу после событий 14 декабря 1825 года особняк оцепили войска, обыскали помещения и в ванной комнате нашли разобранный печатный станок…
Так случилось, что 1825 год принес в семью Лавалей одни несчастья: в апреле покончил жизнь самоубийством сын Владимир, а после декабрьских событий отправлен в ссылку зять, уехала к нему дочь. Екатерина Ивановна первой из жен декабристов последовала за мужем в Сибирь. Ее подвиг воспел Н. А. Некрасов в поэме «Русские женщины». Есть в ней и строки о знаменитом доме на набережной:
Богатство, блеск, высокий дом
На берегу Невы,
Обита лестница ковром,
Перед подъездом львы…
Ненадолго замерла светская жизнь особняка. А 1 мая 1828 года в доме графини Лаваль появился вернувшийся из шестилетней ссылки А. С. Пушкин. В этот вечер он читал написанную им в Михайловском трагедию «Борис Годунов». В числе слушателей были П. А. Вяземский, А. С. Грибоедов, И. А. Крылов, Адам Мицкевич, сыновья историка Карамзина — Андрей и Александр.
Еще одно памятное событие связано с этим домом: 16 февраля 1840 года на балу у Лавалей присутствовал Михаил Юрьевич Лермонтов. Здесь произошел разговор между ним и сыном французского посла Эрнестом де Барантом. Тот потребовал от поэта объяснений по поводу будто бы сказанных в беседе с «известной особой» весьма «невыгодных вещей» о нем. Последовал обмен репликами, естественно, не обошлось и без колкостей. В результате де Барант резко заявил: «Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело». Лермонтову показалось, что сказанная фраза задевает не столько его лично, сколько национальное достоинство страны, и он ответил: «В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно». Ссору усугубило любовное соперничество: оба ухаживали за М. А. Щербатовой, отдававшей предпочтение поэту. Де Барант вызвал Лермонтова на дуэль, тот принял вызов.
Они встретились 18 февраля на Парголовской дороге за Черной речкой. Сначала дрались на шпагах. Де Барант только слегка задел противника, а у Лермонтова после первого же выпада переломился конец шпаги. Пришлось взять в руки пистолеты. Де Барант, стрелявший первым, промахнулся, а Лермонтов выстрелил в сторону.
В марте 1840 года Лермонтов был арестован и предан военному суду (законом дуэли запрещались). Узнав о показании Лермонтова на закрытом военном суде, что он умышленно стрелял в сторону, де Барант
