в меру добр, известен в петербургских кругах как страстный театрал. В старости он никуда не выезжал, кроме театра, который посещал ежедневно. Зрителем был чрезвычайно активным: столь живо и непосредственно воспринимал происходящее на сцене, что невольно заставлял всю публику реагировать не на игру актеров, а на его забавные реплики. Случалось, что некоторые приезжали в театр лишь за тем, чтобы посмотреть на Полянского. Вот как описал один из таких театральных эпизодов С. П. Жихарев: «Во все продолжение спектакля один старичок, седой как лунь, сидевший в первом ряду кресел, обращал на себя беспрерывное внимание участием, которое громогласно изъявлял к действующим лицам. Покажется ли на сцене Рыкалов, и вот старичок заговорит: „Вишь какой старый скряга, вот ужо тебе достанется“. Начнет ли свою сцену Прытков, и старичок тотчас же встретит его громким приветствием: „Экой мошенник! экая бестия! вот уж настоящий каторжник!“ При палочных ударах Скапена Жеронту в мешке старичок помирал со смеху, приговаривая: „Дельно ему, дельно; хорошенько его, хорошенько старого скрягу!“ Но при появлении на сцене Болиной, игравшей роль цыганки, выходка старичка произвела общий взрыв необыкновенной веселости и аплодисментов: „Ах, какая хорошенькая! То-то лакомый кусочек! Кому-то ты, матушка, достанешься?“».
Сестра президента двух академий — Елизавета Воронцова
К моменту описываемых событий Александр Иванович жил на Английской набережной в семье сына. Его жена, графиня Елизавета Романовна Полянская (урожденная Воронцова), умерла в 1792 году. Это была женщина с любопытной судьбой. Родная сестра Екатерины Романовны Воронцовой-Дашковой, она оказалась, по сути, ее врагом. Дело в том, что в юности она была взята ко двору в качестве фрейлины великой княгини Екатерины Алексеевны. Случилось так, что, несмотря на непривлекательную внешность, фрейлина сумела пленить сердце великого князя Петра Федоровича. Став императором, он сделал Елизавету Романовну официальной фавориткой и даже не пытался скрывать перед окружавшими своих чувств к ней. Ходили слухи, что император хотел сослать законную супругу в монастырь и жениться на фрейлине Воронцовой. Современники связывали эти намерения императора с дворцовым переворотом (29 июня 1762 года), который привел к власти Екатерину II.
Если вспомнить, что немалую роль в этих событиях сыграла Екатерина Романовна Воронцова-Дашкова, выступившая союзницей Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины II), то становится понятной ее неприязнь к сестре.
После ареста Петра III Елизавета Романовна была отправлена в ссылку в подмосковное имение своего отца. И только выйдя замуж за Александра Ивановича Полянского она смогла вернуться в Петербург, где и стала хозяйкой дома на Английской набережной. В нем и жила до самой смерти.
После бурно проведенной молодости графиня не привлекала к себе внимания, не появлялась при дворе, но тем не менее «виделась даже с близким другом Екатерины графиней А. С. Протасовой. Письма ее к брату, графу С. Р. Воронцову, мало уступают французскому слогу ее ученой сестры, княгини Е. Р. Дашковой, и полны подробностями о светских и придворных происшествиях».
У супругов Полянских было двое детей. Дочь Анна родилась в 1766 году; впоследствии она вышла замуж за барона д'Оггера. Сын Александр родился в 1774 году. Шести лет он был записан в лейб-гвардии Преображенский полк, восьми — произведен в сержанты. В 1784 году стал вахмистром в лейб-гвардии Конном полку, а в 1796-м — ротмистром. Уйдя с военной службы, был действительным камергером, служил в Министерстве юстиции, а затем советником и председателем палаты уголовного суда в Петербурге. В начале XIX века получил чин тайного советника и назначен сенатором Первого отделения Пятого департамента.
Александр Александрович Полянский был женат на дочери близкого императорскому кругу графа Ивана Степановича Рибопьера, Елизавете. В июле 1803 года Полянские, по рекомендации Е. Р. Дашковой, принимали в своем доме сестер-ирландок Марту и Кетрин Вильмот, ставших широко известными благодаря своим письмам из России. Сестры некоторое время жили в этом гостеприимном доме на Английской набережной. В одном из писем Марта описала обстановку, порядки и уклад заведенный в доме: «В субботу я была представлена госпоже Полянской; ее муж — племянник Дашковой. Живут они в огромном, как дворец, доме, и помимо ливрейного у них несколько десятков лакеев, попадающихся на каждом шагу. Чтобы избавить господ от труда отворять и затворять двери, возле каждой комнаты сидит слуга… Госпожа Полянская приняла меня исключительно любезно и показала мои апартаменты, состоящие из очень элегантной гардеробной, меблированной диванами и стульями, обитыми красной кожей; тут имеются фортепьяно, арфа, большое зеркало с приставным столиком, уставленным для красоты великолепными чашками и блюдцами из китайского фарфора, изящными часами (на французский манер), статуи на пьедесталах, вазы; есть икона, или бог, которому могу помолиться, если пожелаю. Окна выходят на красивую и широкую реку. Течение Невы сильное, отливов не бывает, поэтому она всегда полноводна, а многочисленные суда и лодки очень оживляют вид. Рисунок на обоях, которыми оклеена моя спальня, изображает заросли сирени. Когда я ложусь спать, жалюзи убираются, оконные ставни закрываются, и в запертой комнате я похожа на птичку в клетке. Сплю на софе; к моему удивлению, мне дали только одно стеганое одеяло, так что шерстяные английские одеяла сослужили мне хорошую службу. Госпожа Полянская настояла, чтобы в комнате ночевала ее горничная, уверяя, что так мне будет спокойнее, и я согласилась… С госпожой Полянской беседовали мы только по-французски, и я могу вас заверить, что я весьма в этом преуспела. Хозяйка провела меня через анфиладу огромных, просторных комнат, числом не менее десяти, и мы очутились в ее гардеробной, которая похожа на мою. Болтали о любви, вкусах, чувствах… В три часа она представила меня мужу, а за обедом к нам присоединился его отец. Этот почтенный джентльмен не говорит по-французски, так что наша беседа выглядела довольно забавно. Я схватывала одно-два слова, остальное высказывалось жестами, кое-что переводила госпожа Полянская».
Марта Вильмот не могла налюбоваться на открывающийся ей вид на Неву из окна своей спальни. В одном из писем своей матери она писала: «Никогда не видела ничего прекраснее Невы — река полноводная, чистая, обычно спокойная. Сейчас (мне видно в окно) водную гладь оживляют 10–12 хорошеньких нарядных гребных лодок, половина которых под балдахинами с золотой бахромой. Движения гребцов удивительно согласны, после каждого удара весел выдерживается эффектная пауза, при этом гребцы поют, мелодии их песен, как говорят, не похожи на напевы ни одного народа».
У младших Полянских не было детей, и после смерти отца и сына Полянских в 1818 году дом отошел к их дальним родственникам, Всеволожским.
Никита Всеволожский — новый хозяин особняка
Так появился новый хозяин — Никита Всеволодович Всеволожский.
