на Юг идеала национального государства, где это приводит к смешению
демоса и
этноса, массового электората и этнической группы. Сказанное верно прежде всего для этнонациональных конфликтов и в слегка видоизмененных формах приложимо к религиозным конфликтам. Тем не менее не все безнадежно.
До 1945 г. колониальные империи блокировали глобализацию идеала национального государства. Они носили фундаментально расистский характер и действовали по принципу «разделяй и властвуй». Безусловно, при общении с туземцами европейцы опирались на определенные этнические группы, передавая им часть власти, и укрепляли их племенное самосознание, что усиливало их собственное доминирование. Однако после крушения колониализма все страны мира обзавелись гимнами, флагами, государственными языками и системами образования, направленными на укрепление единой национальной идентичности, — и все они, общим числом 191, заседают в учреждении, именуемом Организацией Объединенных Наций. С формальной точки зрения это национальные государства, утверждающие (часто ложно), что ими управляет народ.
Деколонизация вызвала большую надежду на экономическое развитие, демократию и преодоление этнических конфликтов. Осознавая свой полиэтнический характер, большинство антиколониальных освободительных движений старательно избегало этнических определений народа, за исключением подчеркивания отличия народа от колониалистов.
Южане соединили собственные традиции с тремя идеологиями, пришедшими с Севера: либерализмом, социализмом и секуляризмом. Либерализм идеализировал демократию, представляющую различные экономические, а не этнические группы влияния в обществе. Социализм подчеркивал классовый конфликт, а не этнический и оказывал мощную материальную поддержку антиколониальным движениям. Секуляризм принимал отделение церкви от государства, и многие освободительные движения рассматривали собственную религию как отсталую, традиционалистическую и антисовременную, стремясь держать ее подальше от государства. В антиколониальной борьбе не доминировало ощущение этничности, замкнутое на религию, за исключением меньшинства мусульман, которых привлекала более широкая антиимпериалистическая программа, представленная идеалом единого исламского халифата. Однако, как мы увидели, партия Индийский национальный конгресс под руководством Ганди и Неру стремилась к современному секулярному государству, а не индуистскому государству, и это было достаточно типично для антиколониальной борьбы.
Эту тенденцию укрепила победа либеральной, социалистической и секулярной коалиции над фашистами в ходе Второй мировой войны. В межвоенный период фашизм и нацизм оказали влияние на многочисленные антиколониальные движения, открыв альтернативный путь к современности для тех, кто хотел бы слить фашизм с местной религией. Индуистские и мусульманские националисты, тяготевшие к фашизму, хотели бы создать государство, культивирующее расово-религиозную чистоту нации. Тем не менее секуляризм или аполитичное религиозное чувство пронизывали политические партии и офицерский корпус. Социализм растворился в национализме третьего мира. Африканские, арабские, индийские и другие формы социализма рассматривали угнетенные народы колоний как пролетариат, тогда как колониальная власть представляла собой класс эксплуататоров-империалистов. По мнению националистов третьего мира, среди составляющих его народов не было существенных классовых различий. Хоть и органическая, эта концепция народа не была этнической. Класс перекрывал этничность в антиколониальной освободительной борьбе в первые постколониальные годы.
Таким образом, статистические данные не показывают существенного роста этнического или религиозного насилия и войны в мире в первые два десятилетия после Второй мировой войны (Gurr, 1993; Singer & Small, 1982). Подобно тому, что происходило в Индии и Индонезии, инфраструктуры современного государства распространяли системы образования, здравоохранения и налогообложения на своей территории, развивая довольно-таки секулярное и гражданское представление о национальности, распространяющееся среди элит и далее в массы. Достижения этого периода остаются в форме некоторых политических партий, офицерского корпуса, а также социальных групп профессионалов и бизнесменов, до сих пор преданных этим идеалам. Однако импортированные идеологические подпорки начали слабеть. Социализм пришел в упадок, политический либерализм выродился в имперский неолиберализм, а секуляризм подвергся фундаменталистским атакам.
1. Упадок социализма уменьшил влияние классовых моделей коллективного действия. Как мы видели, коммунистические государства в основном приглушали этнические конфликты, за исключением имперских окраин, где они беспощадно расправлялись с этническими сепаратистскими движениями — например, на Кавказе и в Тибете. Крушение этих режимов привело к вспышке этнических конфликтов в 90-е гг. XX века. Но социалистическое влияние на постколониальном Юге начало ослабевать раньше. С уходом колониальных властей классовая риторика больше не соответствовала ни доминирующим политическим интересам, ни экономической реальности. Новые элиты контролировали государство, экономику и средства массовой информации и использовали свою власть для отрицания той истины, что они теперь представляли собой правящий класс. Им помогал тот факт, что в относительно отсталых странах различия между регионами были выражены сильнее, чем различия между классами, а этнические группы имели тенденцию концентрироваться в определенных регионах. Многие государства были в большей степени озабочены регулированием этнической, а не классовой доли пирога.
Таким образом, хотя политические партии постколониальных стран могли начинаться как социалистические или либеральные (а в некоторых случаях как консервативные), а также как этнически индифферентные или полиэтничные, большинство из них оказалось привязано к определенному региону и/или этничности (Horowitz, 1985: 298–332). Социалистическая партия превращалась в партию, представляющую социалистические устремления только одной региональной или этнической группы. Бывало и так, что социалистические устремления вообще теряли значимость, поскольку партии претендовали на представительство общих интересов целой этнической группы против других этнических групп. Часто на национальном уровне и почти везде на локальном/региональном уровне выборы превратились в форму переписи населения по этническому признаку, причем партийные предпочтения избирателей тесно коррелировали с этническим составом населения. Этничность начинала перекрывать класс (тезис 2).
Холодная война замедлила развитие этой тенденции. Некоторые социалистические движения третьего мира получали помощь от Советского Союза, Китая или Кубы, тогда как другие оказывались сокрушены интервенцией США. Обе стороны рассматривали конфликты в терминах противопоставления «левого» и «правого», а не как этнические или религиозные. Когда Соединенные Штаты начали побеждать в холодной войне, левые движения пошли на убыль. Политические движения на Юге, определявшие себя как социалистические, оказались «загнаны в советский угол», но и Советы могли теперь меньше им предложить. Социалистические режимы на Юге начали терять способность обеспечивать экономическое развитие и, соответственно, стали менее популярны. В некоторых случаях религиозная солидарность поощряла сопротивление как американскому, так и советскому империализму. В Иране Соединенные Штаты оказывали мощную поддержку шахскому режиму против коммунистической угрозы. Однако для свержения шаха иранцы обратились не к социализму, а к исламу. Революция аятоллы Рухоллы Хомейни была первым крупным проявлением фундаменталистского подъема, направленного против Соединенных Штатов.
Конец холодной войны привел к упадку социалистических движений в более крупном масштабе. Тем не менее этот упадок не носил всеобщего характера. Социалистические партии и партизаны-наксалиты остаются важным фактором в Индии, так же как маоисты в Непале. Коммунистическое влияние на Африканский национальный конгресс (АНК) в Южной Африке способствовал тому, что правление африканцев изначально не носило расистского характера. В Латинской Америке до сих пор сохранились повстанцы левого толка, такие как колумбийское движение ФАРК и сапатисты в Мексике. В Гватемале