между 1960 и 1996 г. против левых был проведен политицид, уничтоживший порядка 150 000 человек и изгнавший миллионы из домов. В этом случае присутствовала также этническая окраска, поскольку военные режимы (союзники Соединенных Штатов) также вырезали несколько туземных народов группы майя, фактически осуществив локальный геноцид. Однако большинство таких случаев, где левые выступают исполнителями или жертвами чисток, приобрело скорее локальный характер. Социализм превратился скорее в идеологию воюющих местных групп, чем глобальных перемен. Где сейчас африканский социализм или арабский социализм партии БААС? В политике этничность и религия в настоящее время перекрывают класс во многих странах Юга.
2. Вырождение либерализма в неолиберализм ослабило привлекательность либерализма и либеральной демократии в наименее успешных частях Юга. Как мы видели на примере Европы, у классического либерализма была сильная политическая теория. Она сосредотачивалась не только на преимуществах свободного рынка, но и, что более важно, на преимуществах институционализации конфликта групп интересов с помощью муниципальных выборов и парламентов. Либеральная демократия оказалась способна идти на компромисс в классовых конфликтах путем развития общенационального гражданства, государства всеобщего благосостояния и кейнсианской экономики.
Сегодня либерализм остается секулярным и толерантным и выступает против большинства форм этнонационализма и формальных империй. Тем не менее он в большей степени определяется в американском стиле и значительно большее значение придает свободе предпринимательства и свободному рынку как предпосылкам демократии. Он признает индивидуальные свободы, но не конфликт между классами и группами интересов. Американоцентричный неолиберализм сосредотачивается на глобальном экспорте экономики, основанной на laisser faire [102], направленной в особенности против тех видов государственного вмешательства, которые исторически воплощают классовый компромисс (государство всеобщего благосостояния, регулируемые рынки труда и т. д.). Неолиберализм стремится также подчинить государства Юга политико-экономическому порядку, основанному на американском господстве. Он носит выражение антисоциалистический характер и часто воспринимается на Юге как маска экономического империализма. Колебания процентных ставок, порожденные главным образом экономикой стран Севера, также жестоко отразились на экономической жизни Юга. В 70-е гг. XX века низкие процентные ставки подталкивали страны Юга ко взятию крупных займов для финансирования экономического развития. Потом процентные ставки взмыли вверх, создав на Юге долговой кризис. Сочетание этих двух кризисов привело к неолиберальному вмешательству под американским руководством для разрешения долгового кризиса экономик стран Юга, находящихся в депрессии. Программы структурной адаптации, предложенные МВФ, Всемирным банком и банковскими консорциумами, приводили к разрушительным сокращениям государственных расходов стран Юга, их социальных программ и программ регулирования трудового рынка. Их суммарный экономический эффект обычно приводил к усилению неравенства и социальных конфликтов на Юге, делая более правдоподобным разоблачение Вашингтонского консенсуса как империалистического (см. Mann, 2003: гл. 2). Как отмечает Чуа (Chua, 2004), там, где неравенство связано с этническими различиями, это приводит к усилению ненависти на этнической почве. Таким образом, мир оказался парализованным. С одной стороны, успешное капиталистическое развитие расширило зону Севера. Южная Европа и Япония присоединились к Северу в 60-е гг. XX века, и вскоре за ними последовали «малые тигры» Восточной Азии. Они расширили зону мира, в которой войны и межэтнические столкновения кажутся принадлежащими к прошлому. Однако большую часть Юга капитализм избегает в условиях нарастающего международного и местного неравенства. Торговля с Югом и инвестиции в экономики Юга снижаются. Экономические кризисы ослабляют власть и легитимность более бедных государств, приводя к росту недовольства. Если там вспыхивают этнические и другие формы беспорядков, капитал будет чуждаться этих территорий еще больше, усиливая беспорядок. Рядом с зонами мира располагаются зоны потрясений, в которых могут развиваться этнические конфликты. Чем выше в стране детская смертность и ниже объем международной торговли — тем выше шансы гражданской войны, включая этнические войны (Esty et al., 1998; Goldstone et al., 2002; Harff, 2003). Марксистский кошмар — подвергнуться капиталистической эксплуатации — и близко не идет в сравнение с кошмаром постмодернистским — оказаться исключенным из капиталистических отношений! Поскольку глобализация капитализма передала часть власти от труда к капиталу, она привела к дополнительному ослаблению социалистических движений на Юге, способствуя всплеску этнонационалистических и религиозных движений.
3. Рост фундаментализма привел к ослаблению секуляризма, либерализма и социализма. Религии спасения претендуют на обладание единственной истины, данной им в откровении. Монотеистические религии (христианство, иудаизм и ислам, в отличие от буддизма или индуизма) утверждают, что даны единственным истинным Богом. Невозможно быть верующим одновременно двух религий. Религии глубоко укоренены в ежедневных ритуалах семьи и общины, порождая сильную эмоциональную и моральную привязанность. Люди, следующие различным конфессиям, могут проявлять нетерпимость и пытаться навязать свою веру другим. В прежние века это часто приводило к попыткам насильственных обращений, более жестоким, когда они совпадали с попытками колонизации (как в Ирландии или Литве) или распространения имперской политической власти на другие территории (как в Испании).
Наибольшие проблемы были вызваны политизацией религии, так что со временем христианство, наименее терпимая из религий, решило свои проблемы, обосновавшись в рамках секулярного государства. Синтоизм, буддизм и индуизм были значительно более толерантны и воевали друг с другом редко. Иудеи и мусульмане в прошлом также не стремились к чисткам или насильственным обращениям. Даже в современном мире верующие научились быть терпимыми к другим религиям. Подобно Христу, религии научились отдавать кесарево кесарю и держаться за свое. Тем не менее в некоторых частях света растет насилие на религиозной почве. Почему?
Мой ответ представляет собой вариант моего тезиса 1: современное насилие на религиозной почве происходит главным образом из-за роста претензий на теодемократию — политический строй, при котором правим «мы, верующий народ». Мусульманский фундаментализм основан на идее самоуправления религиозной общины, верной предписаниям Корана и применяющей шариат — исламский закон. Шариат не является государственным законом. Исторически он ближе к западному гражданскому праву, при котором в роли истца выступают граждане против других граждан, а не государство. Позже, в XIX веке, Османская империя, ставшая на путь модернизации, начала попытки кодификации законов шариата (Keddie, 1998: 708). Нынешние фундаменталисты не имеют четкой позиции. Основывая свои притязания на Коране, они соединяют этатизм и популизм XIX–XX веков в религиозную версию власти «нас, народа». Вначале они идеализировали теодемократию — термин был создан Мауланой Маудуди, ведущим исламистом Индийского субконтинента в 1940-е гг.; он обозначал этим словом «демократическое правление под Божественным руководством» (Saulat, 1979: 134). Таким образом, фундаменталисты вначале привлекали сторонников как популисты, возбуждая народные, потенциально классовые чувства, направленные против авторитарных правителей (колониальных властей или постколониальных секулярных правителей, обвиняемых во впитывании западной культуры). Появились также аналогично мыслящие индуистские националисты (ведущие dharmayuddha, священную или праведную войну) и даже буддистские националисты на Шри-Ланке. Индуистские фундаменталисты стремятся навязать населению собственную концепцию религиозной чистоты, выводимую из священных текстов вроде
