привычку разводить шелковичных червей у себя дома. По свидетельству Бюшона, женщины выводили яйца коконов, грея их на своей груди [450]. Однако, являясь отраслью сельского хозяйства или по крайней мере промыслом, шелководство не превратилось в Мистре в шелкоткачество. Развитию шелкоткачества и вообще текстильной промышленности в византийской Мистре препятствовал все возрастающий импорт иностранных товаров, по преимуществу готовых мануфактурных изделий. Ткани, сукна и одежда итальянского производства наводняли города и деревни византийской Морей [451]. Знать предпочитала иностранные одежды, о чем с негодованием говорит Плифон (Των γάρ ξενικών τούτων έσθήτων πολλή άλογία και δείσθαι) [452]. Разумеется, конкуренция была совершенно не по силам мистриотам, которые в лучшем случае могли противопоставить готовым изделиям итальянских мануфактур метаксу, необработанный шелк-сырец. Видимо, традиции былого высокого мастерства обработки шелка, изготовления тканей и окраски были совершенно утрачены, поскольку Виссарион среди ремесел, которым должны были обучаться в Италии молодые люди, посланные из Мистры, упоминает и изготовление шелковых и шерстяных одежд и их окраску (ή των σηρικών, ή τών έξ έρίοο ποίησις ίματίων και προσέτι ή τούτων άμφοτέρων βάφη) [453].
Что касается значения Мистры как торгового центра, то нужно отметить, что здесь проявлялось действие комплекса как положительных, так и отрицательных условий. В географическом отношении, с точки зрения обмена, Мистра была расположена крайне невыгодно. Местность и город находились в котловине, на 9/10 окруженной горами, и совершенно не имели выхода к морю. Этот замкнутый характер Лаконии давал себя знать всегда. Как в античное время Спарта не была городом даже в тогдашнем смысле этого слова, т. е. городом-полисом, и по типу поселения напоминала деревню, так и в наши дни она представляет собой захолустный городок с небольшим числом жителей, лишенный даже железнодорожного сообщения [454]. В последние века византийской истории положение было значительно лучше, так как «по причине своего географического положения и внешнеполитических условий, которые превалировали в восточном бассейне Средиземного моря, начиная с XI в., Морея стала важным центром экономических связей» [455]. Закифинос полагает, что эту функцию она сохранила вплоть до того времени, «когда оттоманское господство и упадок золотой валюты (carence de l'or) изменили ориентацию мировой торговли» [456].
Превращению Мистры в торговый центр способствовали два фактора: ее положение как административного центра византийской Морей, что обеспечивало приток купцов и товаров как из-за границы, так и из других мест Пелопоннеса, и близость двух важнейших портов Венеции в Пелопоннесе — Корона и Модона, являвшихся превосходными станциями для венецианских судов на их пути на Восток и представлявших собою, по выражению официального документа, два «главных глаза коммуны» (oculi capitales communis) [457]. Последнее обстоятельство было особенно важно для Мистры, поскольку непосредственно вовлекало ее в сферу влияний венецианцев.
Организация обмена была достаточно примитивной. Используя, по всей вероятности, кратчайший и единственно возможный со стороны Модона путь, а именно: на судах до Каламаты, порта на северном побережье Мессенского залива, затем по горным тропам рассекающего Тайгет ущелья Лангады, на лошадях или скорее мулах, как это делали агогиоты Мистры и Трипи при перевозке через ущелье вина, масла и шелковичного кокона, [458] венецианские купцы приезжали в Мистру, привозя с собой звонкую монету и товары, по преимуществу, как было сказано, готовые мануфактурные изделия [459]. Закупали они там в основном продукты сельскохозяйственного производства: хлеб, хлопок, мед, изюм (uva passa), но особенно шелк-сырец и кошениль, или грану, естественный краситель, изготовляемый из высушенных и растертых самок червецов и окрашивающий ткань в пурпурный цвет. Нам известен один такой венецианский купец, Марино Виадро (по-видимому, комиссионный агент какой-нибудь венецианской торговой фирмы), который имел право покупать в Мистре хлеб и vallania, плоды некоторых дикорастущих деревьев типа дуба, применявшихся при дублении кож [460]. Обмен производился, по всей вероятности, во время ярмарок (πανηγύρεις) и особенно во время крупных ежегодных ярмарок (έν ταϊς κατ' έτος γινομέναις πανηγύρεσν), о которых упоминают хрисовул Андроника III и аргировул деспота Мистры Феодора Палеолога в пользу Монемвасии [461]. Правда, имеются в виду ярмарки, происходившие в разных городах и крепостях Пелопоннеса, но думается, что Мистра не составляла исключения. В центре города находилась просторная площадь, единственная в городе и его предместьях. Орландос полагает, что она, согласно господствующим средневековым обычаям, использовалась преимущественно для практических целей: здесь происходили народные собрания, празднества и ярмарки. Там же находился и рынок, о чем ясно свидетельствует использование площади в этом смысле не только при турецком господстве (Bojuk bazar), но и византийское название φόρος (от латинского forum) [462].
Оставаясь верным своей торговой политике, направленной на удушение экономики торгового партнера (Le dirigisme mercantile, как называет эту политику Тирье [463]), и стремясь сосредоточить всю инициативу торговли с Мистрой в своих руках, венецианское правительство запрещало своим подданным ездить в Мистру и торговать там, поскольку «для национальной экономики это чрезвычайно убыточно и лучше, если греческие купцы будут прибывать для торговли в Корон и Модон» [464]. Это постановление принято 19 июня 1430 г., но известно и более раннее постановление сената (от 21 марта 1392 г.), в котором тоже говорится, что греческие подданные деспотата Мистры могут приезжать в Корон и Модон и продавать свои продукты, но венецианцы должны воздерживаться от посещения портов деспотата, чтобы вся торговля сосредоточилась в этих двух венецианских портах [465]. Правда, неоднократные постановления сената показывают, что осуществить в полном объеме эти намерения Венеции не удавалось, но обратное движение купцов и товаров действительно имело место. Так, 12 сентября 1450 г. сенат ответил Афанасию Ласкарису, послу деспота Мистры Димитрия Палеолога, что если деспот заставит возвратить венецианским гражданам имущество, которое его подданные похитили, Венеция вернет купцам Мистры все то, что у них было конфисковано [466] (вероятно, во время их пребывания в Короне и Модоне). Неизвестно, какой национальности были эти «купцы Мистры», но думается, что евреи занимали среди них самое значительное место. Во всяком случае применительно к XVII в. Ла Гилетьер сообщает, что «вся торговля Мизитры проходит через руки евреев», добавляя, что они «являются самыми большими ростовщиками в мире» [467].
Несомненный интерес, на наш взгляд, представляют сообщения документа от 12 августа 1449 г. о греческих имуществах, находившихся в Короне, из которых коронцы требовали возместить убытки, причиненные им чиновниками деспота Мистры, [468] и упоминание другого документа (от 12 сентября 1450 г.) о находившихся там же золотых сокровищах, принадлежавших протостратору Эвдемониану и оставленных ему неким Лукой из Вероны [469]. Очевидно, в Короне существовал какой-то филиал венецианского банка, куда греки Мистры вкладывали свои накопления.
