по божественному праву, поскольку его власть исходит от народа; но его власть не должна быть ограничена ни народным собранием, ни законом, ни церковью. Она должна распространяться и на собственность; государь должен определять права собственности и может присваивать частную собственность для того, что он считает общественным благом. 34 Абсолютизм необходим, поскольку, когда власть разделена, как между королем и парламентом, вскоре возникнет конфликт, затем гражданская война, затем хаос, затем отсутствие безопасности жизни и собственности; а поскольку безопасность и мир являются конечными потребностями общества, не должно быть никакого разделения, но полное единство и концентрация правительственной власти. Где власть разделена, там нет суверена, а где нет суверена, там скоро не будет и государства. 35
Следовательно, единственной логичной формой правления является монархия. Она должна быть наследственной, поскольку право выбирать преемника является частью суверенитета государя; альтернатива — анархия. 36 Правительство, создаваемое собранием, может служить, но только при условии, что его власть будет абсолютной и не будет зависеть от переменчивых желаний неосведомленного населения. «Демократия — это не более чем аристократия ораторов». 37 Народ так легко поддается влиянию демагогов, что правительство должно контролировать речь и прессу; должна существовать строгая цензура на публикацию, ввоз и чтение книг. 38 Не должно быть никаких глупостей относительно свободы личности, частных суждений или совести; все, что угрожает суверенной власти, а значит, и общественному спокойствию, должно пресекаться на корню. 39 Как можно управлять государством или защищать его во внешних сношениях, если каждый человек волен подчиняться или не подчиняться закону в соответствии со своим частным мнением?
4. Религия и государство
Государь также должен контролировать религию своего народа, ибо она, если ее принять близко к сердцу, может стать разрушительной взрывной силой. Гоббс предлагает краткое определение: «Страх перед силой невидимой, придуманной разумом или воображаемой из рассказов, публично разрешенных [есть] религия; не разрешенных — суеверие». 40 Это сводит религию к страху, воображению и притворству, но в другом месте Гоббс приписывает ей беспокойное исследование причин и истоков вещей и событий. 41 В конечном счете этот поиск причин приводит к убеждению, что «должен существовать (как признавали даже языческие философы) один Перводвигатель, то есть первая и вечная причина всех вещей; это и есть то, что люди подразумевают под именем Бога». 42 Люди, естественно, предполагали, что эта Первая Причина подобна им самим — личность, душа и воля, только гораздо более могущественная. Они приписывали этой Причине все события, естественные детерминанты которых они еще не могли разглядеть, а в странных событиях видели предвестия и пророчества божественной воли.
В этих четырех вещах — мнении о призраках [духах], незнании вторых причин, преданности тому, чего люди боятся, и принятии случайных вещей за предсказания — заключается естественное семя религии, которое по причине различных прихотей, суждений и страстей нескольких людей выросло в церемонии, столь различные, что те, которые используются одним человеком, по большей части смешны для другого. 43
Гоббс был скорее деистом, чем атеистом. Он признавал существование разумного Высшего существа, 44 но добавлял: «Люди… могут естественным образом знать, что Бог есть, но не то, что он есть». 45 Мы не должны представлять себе Бога как имеющего фигуру, ибо всякая фигура конечна; или как имеющего части; или как находящегося в том или ином месте, «ибо все, что находится на месте, ограничено и конечно»; или что он движется или покоится, ибо это приписывает ему место; или (за исключением метафоры) что ему присущи скорбь, раскаяние, гнев, милосердие, нужда, аппетит, надежда или какое-либо желание. 46 Гоббс пришел к выводу, что «природа Бога непостижима». 47 Он не стал бы называть Бога бесплотным, поскольку мы не можем представить себе ничего без тела; вероятно, каждый «дух» имеет тонкую телесную природу. 48
Поставив религию и Бога на место, Гоббс предложил использовать их в качестве инструментов и слуг правительства. Для этого он требовал престижных прецедентов.
Первые основатели и законодатели содружеств среди язычников, целью которых было лишь поддержание послушания и мира среди людей, во всех местах заботились о том, чтобы: Во-первых, запечатлеть в их умах веру в то, что те предписания, которые они давали относительно религии, не могут считаться исходящими из их собственного умысла, но из велений какого-то Бога или другого Духа; или же что они сами имеют более высокую природу, чем простые смертные, чтобы их законы легче было принять: Так, Нума Помпилий притворялся, что получил обряды, которые он установил среди римлян, от нимфы Эгерии; первый король и основатель королевства Перу выдавал себя и свою жену за детей солнца; а Магомет, чтобы основать свою новую религию, притворялся, что имел беседы со Святым Духом в виде голубя. Во-вторых, они заботились о том, чтобы заставить поверить в то, что богам неугодны те же вещи, которые запрещены законами». 49
Чтобы никто не подумал, что Моисей использовал подобные приемы, приписывая свои законы Богу, Гоббс добавляет, с некоторой аллергией на огонь, что «сам Бог, путем сверхъестественного откровения, насадил религию» среди евреев.
Но он считает себя оправданным, опираясь на исторические примеры, рекомендовать сделать религию инструментом правительства, и, следовательно, ее доктрины и соблюдение должны диктоваться государем. Если бы церковь была независима от государства, было бы два государя, следовательно, не было бы государя; и подданные разрывались бы между двумя господами.
Видя, что призрачная [духовная] сила оспаривает [предполагает] право объявлять, что есть грех, она оспаривает, как следствие, право объявлять, что есть закон (грех есть не что иное, как нарушение закона). Когда эти две власти [Церковь и государство] противостоят друг другу, Содружество не может не подвергаться большой опасности гражданской войны и распада. 50
В таком конфликте Церковь будет иметь преимущество, «ибо каждый человек, если он в своем уме, во всем будет оказывать абсолютное повиновение тому человеку, в силу приговора которого он считает себя либо спасенным, либо проклятым». Когда духовная власть движет подданными «ужасом наказания и надеждой на награду» такого сверхъестественного рода, «и странными и жесткими словами душит их понимание, она должна, таким образом, отвлечь народ и либо подавить сообщество угнетением, либо ввергнуть его в огонь гражданской войны». 51 Единственное спасение от таких потрясений, по мнению
