Царские власти могли «выпустить пар», позволив крестьянству Правобережной Украины переселяться в Сибирь, однако долгое время не решались на это, стремясь дополнительно усложнить жизнь польским помещикам. В этом была причина и запоздалого – только после 1911 г. – введения столыпинской реформы в полном объеме. В последовавший революционный период символом выхода накопившихся за долгие десятилетия противоречий стали горящие усадьбы помещиков.
Данная проблематика представлена в этой части в новом свете на основании неопубликованных источников. Судьба же деклассированной польской шляхты на протяжении 1863 – 1914 гг. описывается и вовсе впервые. Какое-то время я, так же как и другие историки, полагал, что эти 300 тыс. людей, потерпевших кораблекрушение в водах истории, растворились в массе украинского крестьянства. Однако оказалось, что, несмотря на то что в 1830 – 1840-х гг. эти люди были официально отнесены к однодворцам, они сохранили свой земельный статус, продолжая оставаться чиншевиками. Данная группа сохранила чувство принадлежности к шляхетскому сообществу, хотя с административной точки зрения она давно к нему уже не принадлежала.
Изучая эту terra incognita, мы увидели, что данная социальная группа подвергалась наибольшей дискриминации среди всех жителей Украины. Архивные дела фонда киевского генерал-губернатора содержат информацию о позорной акции, проводившейся польскими землевладельцами совместно с российской властью, которая до сих не была описана в историографии.
Вместо того чтобы урегулировать проблему деклассированных так, как это было сделано с бывшими крепостными, то есть предоставив им земельные наделы (что, кстати, было сделано в 1867 г. в отношении чиншевиков казенных имений), генерал-губернатор Безак по политическим соображениям предпочел отдать бывшую шляхту (которую в 1868 г. окончательно причислили к крестьянам или мещанам) на милость помещиков, которые издавна разрешали этой шляхетской бедноте пользоваться наделами за небольшую чиншевую плату. Но новые капиталистические реалии вступили в противоречие с архаичным проявлением шляхетской солидарности. Теперь чиншевики, платившие, как правило, символический натуральный чинш, стали преградой для передачи земли в краткосрочную прибыльную аренду. В третьей главе этой части освещена масштабная акция по выселению, которую крупные землевладельцы – в основном поляки, но иногда и новые русские помещики – осуществляли на протяжении почти полувека. Чтобы отобрать у чиншевиков землю, они не останавливаясь даже перед разрушением целых сел на территории своих владений. В этом им каждый раз помогала царская армия.
Каждый из этапов этой исторической драмы показывает степень причастности и соучастия царской власти. Первые тревожные сигналы дошли до Александра II лишь в 1876 г. в отчетах волынского и киевского губернаторов. Темп выселений с 1880 г. снизился, но принятие Положения 9 июня 1886 г., вроде бы предусматривавшего пересмотр «прав» этой несчастной группы, привело к очередной волне выселений, несмотря на отчаянное сопротивление чиншевиков.
Нами установлено, что благодаря этому Положению четверть чиншевиков все-таки получила землю, но остальная часть оказалась выброшенной на улицу, пополнив массу бездомных в Российской империи. Все жалобы, с которыми они обращались в административные органы, были оставлены без ответа. Еще даже в 1903 – 1904 гг. министр Сипягин рассматривал возможность массового переселения в Сибирь 43 тыс. этих несчастных из одного лишь Новоград-Волынского уезда. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что попытки польских национал-демократов восстановить шляхетское единство в 1905 – 1906 гг. были обречены на провал. Идея национальной общности, возрожденная в остальных частях польских земель, не могла найти на Украине ни малейшего отклика, несмотря на усилия некоторых охваченных раскаянием землевладельцев. Достойные пера Данте сцены выселения бывшей шляхты окончательно уничтожили былую шляхетскую солидарность. Крупные польские помещики стали мыслить по-капиталистически, «современно» и «рационально».
Отдельная глава этой части книги посвящена не менее острой борьбе двух господствующих, новой и старой, сил на Украине. Это была борьба за души (война между православием и католицизмом) и разум (борьба в сфере просвещения) местного населения. Методы ее ведения говорят сами за себя. Желанное единство общерусской нации никогда не было достигнуто. Империи так и не удалось «переварить» захваченные Екатериной II западные территории.
Никогда не доверявшая украинским крестьянам, отринувшая бывших «собратьев», которые в новых условиях стали обузой, польская землевладельческая шляхта все-таки нуждалась в опоре. В данном исследовании мы постарались представить группы, находившиеся в орбите ее влияния и способствующие укреплению ее позиций.
Ближайшим попутчиком крупных землевладельцев стало получившее подтверждение Герольдии малоземельное польское дворянство, которое имело право и было вынуждено учиться, чтобы овладеть какой-либо профессией. В этой ситуации оказалось примерно 50 – 60 тыс. человек, среди которых выделялась городская интеллигенция и официалисты (техническая интеллигенция), тесно связанные с крупными имениями. В состав первой группы входили врачи, учителя, юристы, зачастую проникнутые идеями позитивизма, порой считавшие, что «новое справедливое общество» не так трудно построить. Вторая группа была востребована для ведения дел в крупных землевладельческих хозяйствах, хотя к ней помещики зачастую относились пренебрежительно. Именно в этой узкой, активной и очень мобильной прослойке распространялись социалистические идеи. Многие польские интеллигенты сблизились с русскими социалистами, порвав с польскими национал-демократами. Эта группа состояла из официалистов, то есть технических работников сахарных и винокуренных заводов, фабрик по производству сельскохозяйственных машин, управляющих, интендантов, а также наемных служащих в имениях, владельцами которых нередко уже были не поляки, а русские. Это были люди зажиточные, иногда даже богатые. Однако достаточно быстро им пришлось столкнуться с суровым последствием «перепроизводства» таких технических кадров – безработицей. Особенно пострадали менее квалифицированные специалисты. Новоучрежденные организации по содействию в трудоустройстве не могли справиться с безработицей. Эта интеллигенция после 1906 г. политически сплотилась либо в рядах профсоюзных организаций левого толка, тяготевших к российским левым, либо правого, близких к польской национал-демократии.
Не находя ни понимания, ни общего языка со своим ближайшим и самым многочисленным окружением, т.е. с украинским крестьянством и бывшей шляхтой, самые богатые польские землевладельцы обратились к евреям или к «пришлым» социальным группам, готовым служить им по доброй воле или по принуждению.
Самыми давними помощниками землевладельцев были евреи, число которых на Правобережной Украине достигало одного миллиона. Однако среди них лишь тонкая прослойка, около 10 тыс. человек, привлекалась для работы в польском поместном хозяйстве. Они были нужны как посредники (факторы), а также как арендаторы, с помощью которых, несмотря на строгость репрессивного законодательства, поляки смогли передать в аренду свыше 800 тыс. десятин, т.е. почти треть своих земель (при этом другие 10 тыс. евреев предоставляли такие же услуги новым русским помещикам). Осознавая невозможность обойтись без помощи таких евреев, польские помещики в то же время не скрывали пренебрежения и к ним, и вообще ко всему еврейскому населению 330 «частных городов и местечек», принадлежавших полякам. Это пренебрежительное отношение к евреям отразилось на страницах единственного польского печатного органа западных губерний – еженедельника «Kraj». Однако подобные проявления не идут в сравнение ни с силой русского антисемитизма, который расцвел после принятия «майских законов» 1882 г., ни с озлобленностью украинцев, особенно ощутимой в многочисленных погромах тех лет.
Для черной работы на сахарных заводах и на свекловичных полях крупные землевладельцы завозили на Украину рабочую силу из глубины России, в основном русских крестьян. Из-за отсутствия трудового законодательства эти люди становились жертвами обмана и мошенничества вербовщиков. Эти несколько десятков тысяч жестоко эксплуатируемых сезонных рабочих внесли свою лепту в углубление разрыва помещиков с местными крестьянами, обостряя до предела социальные конфликты.
Последнюю группу, чье присутствие на Украине давало польской элите возможность в какой-то мере избегать непосредственного контакта с украинским крестьянством, а одновременно подписывать выгодные контракты на аренду и вырубку лесов, составляли 200 тыс. немецких и чешских колонистов, которых польские помещики приглашали в основном в Волынскую губернию. Они навлекали на себя зависть остальных социальных групп, особенно среди украинцев, все сильнее страдавших от земельного голода. Свои претензии были и у деклассированной шляхты, чьи чиншевые наделы помещики отбирали и передавали в аренду колонистам, а также у польской технической интеллигенции, считавшей, что лучшие должности достаются иностранцам, и, наконец, у русских, видевших в этих людях троянского коня, посланного Бисмарком.
