Вот как оценивает организацию и маневренность римского войска уже знакомый нам историк Полибий:
«...римский военный строй и римское войско трудно разорвать; солдаты, оставаясь в том же строю, имеют возможность вести сражение отдельными частями или всею массой по всем направлениям, ибо ближайшие к месту опасности манипулы каждый раз обращаются лицом куда нужно. К этому следует добавить, что вооружение римлянина и обороняет его, и поднимает его дух, потому что щит его велик, а меч не портится в действии». (Там же. XV, 15)
Легион был основной боевой единицей армии. Он состоял только из римских граждан. В III веке рядом с легионами сражались и вспомогательные войска союзников Рима. Они сохраняли свою организацию и вооружение, но находились под командованием римского префекта, назначенного консулом. Нередко они отличались определенной «специализацией», например, лучники, пращники или конники. Надо сказать, что кавалерия в те времена не очень успешно сражалась против пехоты, вооруженной копьями и дротиками, если, конечно, оставить в стороне кочевые народы, владевшие искусством стрельбы из лука на скаку. Римляне и сами имели конницу, хотя и немногочисленную: 10 эскадронов (турм) по 30 человек (три алы) на каждый легион. Ввиду их слабости конные отряды использовались для разведки или преследования неприятеля, обращенного в беспорядочное бегство.
Для четкого выполнения маневров нужна была надежная связь в бою. У римлян она была отлажена превосходно. Кроме устных приказов, которые быстро проходили по цепи от консула через военных трибунов и центурионов к солдатам, команды подавались сигналами трубы и, что особенно ценно в шуме боя, условными движениями высоко поднятых знаков манипулов. Римский историк Иосиф Флавий, правда, уже в I веке от Р.Х., с восхищением отзывается об этой особенности организации римского войска:
«...повиновение командирам так велико, что все войско в мирное время представляет вид парада, а на войне — одного единого тела, — так крепко связаны между собой ряды, так легки повороты, так навострены уши к приказам, глаза напряженно устремлены на сигнальные знаки и руки подвижны к делу». (Иосиф Флавий. Иудейская война. III, 5)
Но, пожалуй, главной пружиной разумной мобильности в бою римского войска были центурионы — многоопытные воины, умевшие оценить обстановку на месте, самостоятельно принять безотлагательное решение и увлечь за собой центурию или манипул.
Вторым преимуществом римлян была исключительная дисциплинированность их армий. Читатель, надеюсь, не забыл рассказа о том, как консул Манлий казнил своего сына за нарушение приказа. Смертная казнь на войне была, по-видимому, событием не очень редким. Она неумолимо назначалась советом военных трибунов (трибуналом) или лично консулом за дезертирство, пренебрежение ночным дозором, воровство в лагере, лжесвидетельство и невыполнение приказа. Казнь в войске страшила не столько смертью, сколько позором. Приговоренного забивали палками его же соратники. В Риме такой казни подвергали только рабов. Изредка, при достаточно смягчающих обстоятельствах, приговор тоже мог быть смягчен до... казни путем отсечения головы.
За более мелкие проступки полагалась порка перед строем, для чего у центурионов в походе с собой всегда были розги. Применялись и «санкции»: лишение наград или доли в военной добыче, денежные штрафы, разжалование из центурионов или триариев, позорная отсылка из войска.
Смертная казнь могла ожидать и солдат целого манипула — взбунтовавшегося или покинувшего свое место в сражении. В этом случае полководец назначал своим приказом децимацию. Перед строем легиона виновные, разбившись по десять человек, бросали жребий, означавший позорную казнь одного из каждой десятки. Всех остальных переводили на довольствие ячменем (с лошадьми и мулами) вместо хлеба и выдворяли на ночлег за ограду лагеря — до тех пор, пока провинившийся манипул отличием в бою не восстанавливал свою честь.
Мы видим, что наказания были нацелены на уязвление самолюбия, унижение достоинства и чести виновных. И этим же качествам римского воина, вообще римлянина, адресовались награды. Различные венки (например, золотой — за первовосхождение на стену крепости), почетное оружие, чаши, медали, браслеты, ожерелья и просто похвала полководца перед строем ценились в ту пору выше, чем деньги и имущество, захваченное у побежденных. Впрочем, этим последним, как добавкой к скудному солдатскому жалованью, не пренебрегали. При взятии вражеского города его ограбление и дележ добычи производились с римской методичностью, на основе взаимного уважения интересов грабителей. Описание этой «методы» заслуживает цитирования:
«По взятии города римляне, — свидетельствует Полибий, — поступают приблизительно таким образом: для совершения грабежа выделяется из каждого манипула известное число солдат, смотря по величине города, или солдаты идут на грабеж манипулами. Для этой цели никогда не назначается больше половины войска, прочие воины остаются в боевом порядке для прикрытия грабящих... все солдаты, выделенные для грабежа, сносят добычу к своим легионам. Засим, по окончании этого, трибуны разделяют добычу поровну между всеми солдатами, не только теми, которые оставались в строю для прикрытия, но и теми, которые стерегут палатки, а также больными и состоящими на какой бы то ни было службе». (Полибий. Всеобщая история. X, 16)
Трофейное имущество солдаты продавали следовавшим за войском маркитантам. Не брезговали своей долей и командиры, и сам полководец, хотя для него вожделенной наградой был почетный триумф, ожидавший победоносное войско по возвращении в Рим. Немного позже у меня будет повод описать этот апогей воинской славы достаточно подробно.
Другим существенным преимуществом римского войска была его военная подготовка. В походах мирного времени непрестанно отрабатывались приемы рукопашного боя, метания дротиков, возведения укрепленного лагеря. Тренировались сила и выносливость для выполнения большого объема земляных работ и длительных марш-бросков с полной выкладкой. А она была весьма значительной: помимо личного оружия, каждый солдат нес на себе шанцевый инструмент, пару кольев для лагерного палисада, котелок, ручную мельницу и запас продовольствия на 17 дней, главным образом зерно — основной пищей в походе служили лепешки, поджаренные на костре. Общий вес походного снаряжения составлял около сорока килограммов. И с таким грузом римский воин проходил по 25-30 километров в день со скоростью до шести и более километров в час. Вот как описывает подготовку римского войска уже цитированный выше Иосиф Флавий:
«...не только тогда, когда война уже наступает, они начинают знакомиться с оружием, и не нужда заставляет их поднимать руки, чтобы в мирное время снова их опускать, — нет, точно рожденные и выросшие в оружии, они никогда не перестают упражняться им, а не выжидают для этого каких-либо определенных случаев. Их упражнения отличаются тем же неподдельным жаром и серьезностью, как и действительные сражения: каждый день солдату приходится действовать со всем рвением, как на войне. Поэтому они с такой легкостью выигрывают битвы; ибо в их рядах никогда не происходит замешательства и ничто их не выводит из обычного боевого порядка; страх не лишает их присутствия духа, а чрезмерное напряжение не истощает их сил. Верна поэтому их победа над теми, которые уступают им во всех этих преимуществах. Их упражнения можно по справедливости называть бескровными сражениями, а их сражения — кровавыми упражнениями». (Иосиф Флавий. Иудейская война. III, 5)
Наконец, последней, но едва ли не важнейшей особенностью военной стратегии римлян было обязательное, а в случае марша ежевечернее, возведение укрепленного лагеря. Этот лагерь, точно носимая с собой крепость, был практически неприступен, а сооружение его за несколько часов можно смело назвать подвигом силы и чудом организации. Ввиду этого стоит привести некоторые подробности обустройства римского походного лагеря. Но прежде я хочу процитировать небольшой фрагмент из речи на военном совете одного из самых выдающихся полководцев Рима, Луция Эмилия Павла, где, на мой взгляд, очень четко сформулировано значение укрепленного лагеря для римской военной доктрины. Вот этот фрагмент в пересказе Тита Ливия:
«Предки ваши, — говорит Павел, — считали укрепленный лагерь убежищем при всякого рода случайности, которая могла постигнуть войско, местом, откуда они выходили на бой и где они могли иметь пристанище после треволнений битвы. Поэтому, оградив лагерь укреплением, они снабжали его и сильным гарнизоном, так как тот, кто лишался лагеря, хотя бы и одерживал верх в бою, считался побежденным. Лагерь — место отдыха для победителя, а для побежденного — убежище. Сколько войск, которым не посчастливилось в битве, будучи прогнаны за вал, в удобное время, а иногда и вскоре за тем, делали вылазку и прогоняли победоносного врага! Это местопребывание в военное время — второе отечество, вал служит вместо стен, и для каждого воина его палатка — дом и пенаты». (Тит Ливий. История Рима. Т. 3, X, IV, 39)
