его мнению, — объективно были направлены на ускорение развития Аргентины по капиталистическому пути, на котором эта страна тогда еще полностью не исчерпала возможности исторического процесса»
225.
По-разному оценивалась роль Перона и перонизма и в последующих работах. «Стиль его политического руководства характеризовался персонализмом, харизматическими чертами, апелляцией к массам, т.е. популизмом» — так представлял Перона А.Ф. Шульговский 226. «Политический курс, сформировавшийся в годы президентства Х.Д. Перона (1946—1955), отличали популистская риторика, национализм, активная социальная и перераспределительная политика», — отмечала в своей диссертации Т.А. Дударь 227. По мнению А.И. Строганова, в 1946 г. генерал Перон занял пост президента, «установив фактически авторитарный режим» с «национал-реформистской направленностью» 228. Не отрицая буржуазно-реформистского характера перонистского режима, А.И. Рыбаков, однако, отмечал, что в отличие от большинства подобных правительств, основанных на принципах представительной демократии, «перонизм создал авторитарное, основанное на каудилистских принципах государство» 229. И.Е. Шокина придерживалась мнения, что Перон, создавая перонистское движение, апеллировал «к пролетарским массам, стремясь подчинить их своему влиянию с помощью идеологии буржуазного национализма». Поскольку же немалую часть перонистов составляли выходцы из сельских районов, «они особенно были привержены влиянию националистического культа каудильо, вождя, с его авторитарными, патерналистскими методами правления». Саму же перонистскую идеологию Шокина определяла как «смесь клерикализма с расизмом и национализмом». При этом она признавала, что «политика перонистского государства, осуществлявшего на практике национал-реформистскую буржуазную идеологию, менялась в зависимости от соотношения сил на международной арене и внутри страны». Но ее классовая цель всегда была одна — «в эпоху общего кризиса капитализма путем проведения реформ предотвратить социальную революцию и обеспечить капиталистический путь развития Аргентины» 230.
Несколько иначе рассматривали воззрения Перона авторы труда «Современные идеологические течения в Латинской Америке». Отвергая капитализм и критикуя социализм, отмечают они, Перон противопоставлял капитализму и социализму так называемый «хустисиализм» (т.е. справедливость). «В 60-70-е годы многие перонисты считали создание “хустисиалистского” общества, основанного на социальной демократии, где все имели бы равные возможности участвовать в производстве, распределении и потреблении, «мирной революцией», мирным путем к новому социализму» 231.
Примерно такой же позиции придерживался и А.И. Строганов, считая, что «хустисиализм проповедовал объединение аргентинской нации во имя ликвидации зависимости и отсталости, построения общества социальной справедливости с участием всех слоев населения под эгидой надклассового государства». «Хустисиализм выдавался за особый, третий, “чисто аргентинский” путь развития» 232. По мнению О.Н. Докучаевой, «для многих тысяч простых людей Перон действительно был фигурой обновления и надежды, отличавшейся от других политиков» 233. Не удивительно, что позиция Перона вызывала уважение к нему трудящихся, которые призвали его к власти из длительной эмиграции.
Говоря о Пероне и перонизме, нельзя не упомянуть о его сподвижнице и супруге Эвите Перон. Она во многом помогла ему завоевать признание простых аргентинцев, особенно женщин, в интересах которых добилась принятия закона о предоставлении им избирательных прав, и создала в стране массовую женскую политическую организацию. Кроме того, «Эвиту превозносят как инициатора и организатора беспрецедентной по масштабу благотворительной деятельности, направленной на оказание помощи беднейшим слоям населения». Она стала таким же лидером, как сам Перон. По словам Докучаевой, «в данном случае мы имеем дело с редким явлением — двойным лидерством». Эвита осталась в памяти аргентинцев как «символ духовной силы, верности, любви и самопожертвования» 234. Многие в Аргентине и даже за ее пределами считают ее одной из величайших женщин ХХ столетия.
Большой интерес у отечественных исследователей вызывала деятельность бразильского лидера Жетулио Варгаса. Период его правления подробно освещался как в научных трудах по истории Бразилии 235, так и в обобщающих работах по Латинской Америке.
Ж. Варгас был главным действующим лицом монографии А.Н. Глинкина, посвященной истории Бразилии 1939—1959 гг. Автор явно не жаловал своего героя. Он крайне негативно относится к перевороту 1937 г. и созданию так называемого «нового государства». Варгас, писал он, «по образцу фашистской Италии объявил Бразилию корпоративным государством». Ликвидировав буржуазно-парламентский строй, он установил «открыто террористическую полуфашистскую диктатуру». По мнению Глинкина, «новому государству» Варгаса удалось на сравнительно длительный срок подавить террором борьбу рабочего класса и подчинить рабочих своему контролю с помощью системы корпоративных профсоюзов». «Специальная полиция Варгаса, — подчеркивает он, — после начала войны продолжала аресты тысяч невинных людей по одному подозрению в сочувствии коммунизму, бросая их без суда и следствия в концентрационные лагеря». Избрание Варгаса президентом в 1950 г. Глинкин оценил так: «Один из крупнейших буржуазных деятелей Бразилии, ловкий политик, умело использовавший методы социальной демагогии и лавирования, Жетулио Варгас учитывал те большие изменения, которые произошли в Бразилии после 1945 года. Разгромленный во второй мировой войне фашизм был полностью дискредитирован в глазах широких слоев населения, и Варгас, придав “забвению” свою деятельность фашиствующего диктатора в годы “нового государства”, выступил на выборах 1950 года как сторонник упрочения и развития буржуазно-парламентской демократии» 236.
Примерно такая же оценка Варгасу была дана в «Очерках истории Бразилии». «Реакционная диктатура, скрывавшаяся за вывеской “нового государства” Варгаса», писали авторы этого труда, имела много общего с фашизмом. В подтверждение своей позиции они приводили тот факт, что переворот 1937 г. приветствовал Муссолини, заявив, что Бразилия является наиболее сильным оплотом фашизма в Южной Америке. В период существования «нового государства» в Бразилии сложилась мощная «бюрократически-полицейская машина государственного управления. В стране проводилась политика систематических репрессий против революционеров, рабочих и демократов, постоянной слежки и высылки прогрессивных деятелей». По убеждению авторов монографии, такие действия властей были «глубоко ненавистны всем трудящимся Бразилии». Всеобщее недовольство вызывала бесцеремонная политика США и все же со временем правительство Варгаса «капитулировало перед империализмом США» 237.
В монографии «История бразильского пролетариата» крупнейший советский исследователь Бразилии Б.И. Коваль уделил много места анализу вызревания фашистских тенденций и распространения влияния фашистов на различные слои бразильского общества и правительства. По его мнению, в Бразилии фашизм приобрел «характер реакционного националистического движения, которое с помощью пресмыкательства перед гитлеровской Германией стремилось превратить Бразилию в центральную державу Южной Америки». Не случайно здесь возникла чисто фашистская партия интеграл истов, полностью ориентированная на германский нацизм. При всем этом, несмотря на антикоммунистический и антидемократический характер «нового государства», считал автор, «его, действительно, нельзя отождествлять с фашизмом». Правда, Ж. Варгас «многое заимствовал у фашизма», и в первую очередь методы борьбы с революционными силами. Тем не менее следует учитывать и существенные различия между режимом «нового государства» и фашизмом. Главное из них заключалось в том, что Варгас в отличие от интегралистов защищал интересы
