отцом или другим родственником, специалистом-медиком. В таком случае можно полагать, что учение начиналось еще в отроческие годы. Тенденция к наследственной передаче профессии была весьма сильна у греческих медиков. Она выражалась даже в том, что сын получал имя отца (в отличие от принятого обычая давать имя деда) [291], — видимо, уже при рождении ребенка отец предназначал ему свою профессию [292].
Но самое яркое выражение принцип наследования медицинской профессии получил в существовании и процветании объединения Асклепиадов, считавшихся потомками Асклепия. Генеалогия Асклепиадов возводилась к сыновьям бога, Махаону и Подалирию, которые, согласно традиции, получили от отца знание искусства врачевания и передали его своим детям [293]. С течением времени род Асклепиадов стал признанным авторитетом в области медицины. Примечательно, что Сократ и Платон согласны в том, что Асклепиады отличаются тонким умом, причем в словах Платона таится даже легкий намек на их хитроумие [294].
Авторитет названной медицинской ассоциации неизмеримо возрос благодаря деятельности Гиппократа, принадлежавшего к Асклепиадам. Этот уроженец Коса, его сыновья Фессал и Дракон и его ближайшие ученики подняли медицину на высшую ступень. Созданная ими в конце V в. система врачевания и обучения лекарскому делу в последующие столетия неуклонно развивалась, свидетельством чему являются и указания древних авторов [295], и труды, вошедшие в Корпус Гиппократа.
Сочинения самого Гиппократа и его последователей позволяют заключить, что именно ассоциация Асклепиадов приложила много труда и стараний, чтобы создать пособия по практическому врачеванию. По-видимому, уже в IV в. такие работы были хорошо известны: недаром Аристотель пишет о терапии, основывающейся на руководствах, и о лечении согласно предписаниям как о доступных образованному человеку предметах [296]. Эти наставления медикам свидетельствуют о стремлении сообщества Асклепиадов поддерживать высокий уровень преподавания медицины. Действительно, некоторые руководства, вошедшие в Корпус Гиппократа, отличаются не только глубокой разработкой темы, но и лекционным характером изложения [297]. Другие части Гиппократова свода представляют собой конспективное изложение трудов великого уроженца Коса и, таким образом, являются прямыми свидетельствами той кропотливой учебной работы, которую должны были проделать лица, изучавшие тогда медицину.
Есть основания полагать, что греческие медики заботились и о постоянном повышении своей квалификации. Например, бревиарий Vectiarius («О рычаге») был составлен весьма компетентным лицом [298], которое могло быть врачом-практиком или учителем медицины — ведь врачи-преподаватели постоянно обращались к классическим работам для поддержания знаний. Строгое отношение к своему профессиональному уровню диктовалось всеми условиями интеллектуальной жизни Греции — интенсивный пульс умственной деятельности сразу выявлял нерадивых, ленивых и невежественных специалистов. Так как образованный эллин довольно легко мог ознакомиться с основными медицинскими предписаниями относительно той или иной болезни, то врачи, естественно, должны были стремиться не потерять доверие пациентов. Завоевать же авторитет знающего врача было совсем не легко. Некоторым лекарям это удавалось лишь после многих лет работы. Например, уроженец острова Тенедоса врач Фаид, сын Дамассагора, долгое время добивался того, чтобы Эллада признала его мудрейшим из врачей [299].
Отмеченные обстоятельства оказывали самое прямое воздействие на совершенствование системы подготовки медиков. В III —II вв. в Греции появились настоящие медицинские школы, обучавшие слушателей медицинской теории согласно избранному основателем школы направлению. Такое училище, дидаскалейон, обычно возглавлялось крупным специалистом-медиком. Имена некоторых из них сохранялись в памяти нескольких поколений [300].
Программа занятий в медицинских школах была весьма разносторонней. Конечно, главное внимание отводилось специальным дисциплинам — анатомии, хирургии, гинекологии, офтальмологии, общей терапии, диэтетике, гигиене и другим отраслям медицинского знания. Большое место занимала фармакология — врач должен был не только знать лекарства, но и уметь их составлять [301]. Во многих случаях лекари сами снабжали своих пациентов необходимыми лечебными средствами. В эпитафии сикиоиянину Филону, сыну Филократа, завершившему свой жизненный путь в Афинах в середине III в., специально отмечалось, что он знал все лекарства [302].
Почти в те же годы ученик Герофила Мантий впервые написал руководство по составлению медикаментов [303]. Этот труд послужил основой для многих последующих учебников фармакологии, изучавшихся в медицинских училищах [304].
Но помимо специальных предметов будущие врачи изучали обширный свод правил, определявших роль и место врача в обществе. Эти установления касались не только чисто профессиональных приемов лекарского дела, они включали и этические требования, которые предъявлялись к врачу, гражданину полиса. Надо сказать, что греческих мыслителей V—IV вв. интересовали тончайшие оттенки взаимоотношений между полисом и гражданином, в основе которых лежали обязанности человека по отношению к защищавшему его жизнь н нрава государству. В их философско-правовых теориях исследовались и связи полиса с его интеллигенцией. Примечательно, что на лиц интеллектуальных профессий философы накладывали обязательства более жесткие, чем те, которые предъявлялись рядовому гражданству.
Греческая философия хорошо понимала социальную опасность образованного человека, преследующего только свои интересы в ущерб интересам полиса. Например, Сократ учил, что люди красноречивые, практичные и изобретательные, но не умеющие мудро мыслить, бывают более несправедливыми и имеют большие возможности причинять зло другим людям. Поэтому Сократ стремился преподе всего внушить своим ученикам нравственную мудрость (или мудрость высокой морали), ή σωφροσύνη, и лишь после этого — другие знания [305].
Это представление философа о моральном облике образованного человека находит соответствие в тех нормах, которые государственно-правовая мысль греков считала необходимыми для медицинских работников. Достаточно привести лишь один пример: Платон в своем проекте государственных законов идеального полиса разбирает вопрос о наказании человека, который применил отраву, желая лишь причинить вред кому-либо, а не убить его (или его домочадцев), но результатом таких действий была чья-то смерть. Если отравителем был врач и суд признал его виновным в отравлении, то этого врача должно наказать смертью. Если же отравителем оказался человек невежественный (в лекарском деле), то суд должен решить, какому наказанию подвергнуть виновного или какой штраф он должен уплатить [306]. Это говорит о том, сколь велика была ответственность врача перед его согражданами в реальном греческом полисе. Вместе с тем юридическая мысль греков стремилась не допускать обвинения добросовестных врачей в смерти их безнадежных больных. Отражением этой тенденции является мысль Платона о наказании за невольное убийство: человеку нечаянно совершивший убийство на состязаниях или на военных упражнениях, должен очиститься в соответствии с предписанием на этот случай, полученным из Дельф. То же касается и всех врачей: если больной против воли лечащего его врача умрет, то после совершения обряда очищения лекарь, согласно закону, будет считаться невиновным [307].
Высказанные Платоном мысли позволяют думать, что уже в V—IV вв. лекарская профессия пользовалась особым вниманием со стороны полиса. Это неудивительно: греческие государства, заботившиеся о здоровье своих граждан,
