не могли оставаться безучастными к деятельности медиков.
Проблема ответственности врача перед обществом понималась греками неоднозначно. Имеющиеся источники позволяют заключить, что эллинские медики ставили вопрос об общегражданской этике врача и о чисто профессиональной. При этом они опирались на понятия права и закона, созданные рабовладельческим обществом. Полис всегда стремился к тому, чтобы граждане добросовестно исполняли законы. Труды Платона и Аристотеля, посвященные теории наилучшего государственного устройства, очень ясно передают эту тенденцию [308]. Сохранившиеся инструкции по выполнению тех или иных государственных должностей избранными магистратами [309] показывают, как тщательно греческий полис осуществлял регламентацию деятельности граждан в сфере общественной жизни.
Профессия врача по самой своей природе ставила ее обладателя в положение лица, обязанного нести постоянную службу на пользу общества. Польза эта была не абстракцией, подобно учениям философов, она материализовалась в каждодневной терапии больных граждан, жаждавших вернуть здоровье и требовавших от лечащего врача применения известных тогда средств. Возможности столкновения мнений врача и больного усугублялись тем, что понимание природы болезни и ее лечения могло весьма разниться среди самих врачей, что еще больше усложняло отношение врача и пациента. А ведь гармония этих отношений является важнейшим условием успеха медиков — положение, необходимое и для современной нам науки врачевания.
Со свойственной греческому уму глубокой проницательностью эллины выработали систему положений, определяющих обязанности лекаря и перечисляющих важнейшие пункты морального кодекса медика. Этические нормы медицинских работников греческого полиса создавались на протяжении многих столетий, но при Гиппократе и его ближайших преемниках они, по-видимому, получили окончательное оформление. Ведь именно в V—IV вв. философы разработали важнейшие положения этики, необходимые для представителей различных групп свободного населения полисов. Медицинские работники не могли не принять деятельное участие в этом творчестве. Результатом явился свод положений, изложенных в знаменитой Клятве Гиппократа и в некоторых других сочинениях, также связанных с именем Гиппократа.
Вопрос о принадлежности ему названных текстов дебатировался в специальной литературе весьма долго [310]. Но для нас вопрос об авторстве именно Гиппократа [311] не является главным, хотя нам представляется наиболее вероятным, что некоторые особенно глубокие мысли о поведении врача могли быть сформулированы только гениальным представителем косских Асклепиадов.
Важно то, что Клятва и ряд других Гиппократовых наставлений представляют собой произведения, органически входящие в обширный поток этико-философских трудов, созданных греческими мыслителями V—IV вв. Мощное развитие рационалистического мышления, тесно связанное с правовыми и политическими устоями греческой полисной демократии [312], вызвало к жизни Клятву и сопутствующие ей предписания [313].
Хотелось бы подчеркнуть еще и то обстоятельство, что Клятва врачей не является чем-либо экстраординарным в общественной жизни греческих республик.
Клятвы были распространенным актом, имевшим большую силу в государственной и частной жизни эллинов. С древних времен должностные лица полиса присягали в том, что будут честно исполнять свои обязанности, заключавшие союз республики клялись соблюдать договоры, в судах Греции тяжущиеся приносили разные клятвы. Тексты важнейших клятв высекались на стелах для всеобщего сведения. Известны формулы гражданской присяги нескольких республик. Упомянем клятву афинских эфебов, о которой говорит ряд авторов [314]. Текст ее дошел на стеле, поставленной в деме Ахарны около середины IV в. жрецом Арея и Афины Арейи ахарнянином Дионом, сыном Диона [315], и был озаглавлен следующим образом: «Клятва эфебов (идущая от) предков, которую следует произносить эфебам». Совершенно очевидно, что благочестивый Дион, сын Диона, решил возобновить старинный текст клятвы, дабы помочь выучить ее молодежи, получающей доступ к гражданской деятельности. Следовательно, формула клятвы была в столь долгом употреблении [316], что некоторые фразы ее стали даже ускользать из памяти новых поколений.
Столь же четкая формула гражданской присяги была принята и в Херсонесе Таврическом, причем уже в начале III в. текст ее был выставлен на всеобщее прочтение [317]. Приведенных примеров вполне достаточно для того, чтобы понять, сколь логично появление медицинской клятвы для всего строя полисной жизни Греции V— IV вв. [318]
Стиль Клятвы Гиппократа отвечает стилю упомянутых выше гражданских присяг: изложение идет в первом лице, клянущийся перечисляет свои обязанности и указывает точно, каких безнравственных поступков он не станет совершать. Как в клятве эфебов ив херсонесской присяге, так и в Гиппократовой Клятве этический уровень лиц, принимающих это обязательство, очень высок. В. Джонс в своем интересном исследовании отмечает, что созданное греками представление о достойном облике врача, получившее отражение в Клятве Гиппократа, было связано не столько с благом лечащего врача, сколько с благом пациента [319].
Эта направленность медицинской присяги весьма созвучна и требованиям полиса к своему гражданину (напомним строки 22—24 херсонесской присяги «...и я буду исполнять обязанности дамиурга и члена совета наилучшим и наисправедливейшим образом для полиса и для граждан...»), и тем мыслям о соотношении блага полиса и гражданина, которые развивали Сократ, Платон и Аристотель.
Текст Клятвы Гиппократа четко воплощает указанные выше принципы [320].
«Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигиейей и Панакейей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если они захотят его изучать, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направлю режим больным к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всего намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами.
Что бы при лечении — а также и без лечения — я ни увидел или ни услышал касательно жизни людской из того, что не следует когда-либо разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастие в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные
