Ознакомительная версия.
Ранее уже отмечалось, что Петр перебросил из-под Азова значительные контингенты на западную границу — не допустить на польский трон французского кандидата и поддержать саксонского Августа. Эти полки продолжали стоять в порубежных городах. С жалованьем было плохо, платили нерегулярно. Но ведь служба стрельцов обеспечивалась не только жалованьем, а их собственными хозяйствами, подсобными промыслами. Они не были дома уже два года, сперва ушли брать Азов, потом их погнали на запад. Пообносились, поиздержались. Под Великими Луками забунтовали четыре стрелецких полка — Чубаров, Колзаков, Гундемарков и Чернов (по фамилиям командиров). Они выбрали делегацию из 175 человек, в марте 1698 г. отправили в Москву.
Жаловались на тяготы, на задержку денег и «бескормицу». Глава Стрелецкого приказа Троекуров растерялся. Сперва велел арестовать четверых руководителей. Но товарищи тут же отбили их. Троекуров перетрусил, что разгорится серьезный бунт (по-видимому, обеспокоился и о том, что откроются злоупотребления), и быстренько сменил тон. Выдал задержанное жалованье и объявил, что конфликт исчерпан, они могут возвращаться в полки. Нет, теперь уже стрельцы закусили удила. Почувствовали слабину властей и отказывались уходить, настаивали продолжать переговоры. С большим трудом делегатов выдворили из столицы к местам службы. Но позже открылось, что дело этим не завершилось.
В Новодевичьем монастыре уже больше 8 лет жила царевна Софья. Стоит отметить, что содержание ей определили щедрое и обильное. Ее обслуживали кормилица и 11 служанок. На каждый день выделялось ведро меда, три ведра пива, два ведра браги. На Рождество и Пасху добавлялось ведро водки, пять кружек анисовой, 10 стерлядей, 30 карасей и окуней, 2 щуки, 3 язя, два звена белорыбицы, икра, много хлеба, караваев, калачей, пирогов. Все эти яства и напитки предназначались не только для самой царевны и ее прислуги. Строгой изоляции не было. В гости к Софье пускали вдовствующих цариц Марфу и Прасковью, тетку, сестер. Пускали и их дворовых, родственницы обменивались посланиями.
Когда в столице появилась делегация из бунтующих полков, сестра Марфа прислала к царевне карлицу с запиской: «Стрельцы к Москве пришли». Предводители мятежников, в свою очередь, искали контактов с Софьей. Василий Тума и Борис Проскуряков посылали стрелецких жен, чтобы связаться с прислугой царевны или ее родственницами. Это удалось, бывшей правительнице сумели передать «челобитную о стрелецких нуждах». Через пять дней царевна Марфа отправила к Туме свою постельницу, переслала ответ царевны.
Вернувшись к местам расквартирования, крамольники принялись мутить стрельцов. Распространяли слухи, что Петр за границей погиб, наследника Алексея бояре держат в неволе и хотят удушить. Поэтому надо всем идти в Москву и сажать на царство Софью, она всегда была покровительницей стрельцов, защитит от неправд и обид. Сперва полагали, что в столицу можно будет попасть легально. Ожидали, что полки вскоре сменят и дозволят идти по домам. Но в правительстве тоже отдавали себе отчет — полки ненадежны. Опасались их возвращения. Смену прислали, стрельцов собрали, вроде бы, вести в Москву. Но воевода Михаил Ромодановский получил иной приказ. Делегатов, «бегавших» в Москву, арестовать. А четырем бунтовавшим полкам разойтись в разные города: Вязьму, Ржев. Дорогобуж, Белую.
Когда воевода огласил приказ, стрельцы забуянили. Отказались повиноваться. Чуть не дошло до столкновения — Ромодановский призвал верные войска, встал отдельным лагерем. Но мятежники драться не стали, схитрили. Объявили, что согласны выполнить приказ. Выступили к новым местам службы, хотя зачинщиков так и не выдали. Шли медленно. На остановках перед стрельцами выступали Тума, Проскуряков, Зорин и другие предводители. А покорность была уловкой. Вожаки заранее договорились о взаимодействии, через день полки повернули и снова соединились на Двине.
Тума читал письмо Софьи. Впоследствии стрельцы показали: «Был от царевны приказ, чтобы он (Тума), пришед с Москвы в полки, прочел всем стрельцам и словесно б сказал, чтоб они шли к Москве для бунту и побиения бояр, и иноземцев, и солдат, а она де у них в управлении быть хочет». Офицеров выгнали (да они и сами сбежали, кому хочется быть зарубленным?). Выбрали командиров из своей среды. Некоторые стрельцы робели и осторожничали, не хотели нарушать дисциплину. Куда там! Зачинщики схватили и повели их насильно, под караулом. Правда, стрельцов было всего 2 тыс. Но кричали, что главное — прорваться в Москву, там чернь поддержит, присоединятся другие войска. Провозглашалось, что полки встанут на поле возле Новодевичьего монастыря и обратятся к Софье, призывая ее на царство.
Однако офицеры, сбежавшие из полков, примчались в столицу раньше своих подчиненных, доложили о бунте. Генералиссимус Шеин поднял по тревоге те части, которые у него оказались под рукой: Преображенский, Семеновский, Бутырский, Лефортовский полки и несколько сотен конницы (2300 человек и 25 пушек). Мятежников встретили на Истре, под Новым Иерусалимом. К стрельцам отправился генерал Гордон, передал условия правительства. Мятежникам будет даровано полное прощение, если они вернутся к местам службы и выдадут «заводчиков и беглецов, которые на то дело их возмутили».
Стрельцы такие условия отвергли. Они, со своей стороны, требовали, чтобы их впустили в Москву хоть на короткий срок, а потом обещали вернуться на службу, «куда государь прикажет». Заверяли, что пришли в столицу вовсе не для бунта, а только повидаться с семьями. Но Шеин с Гордоном уже знали, что они лгут — стрелецкие офицеры рассказали о замыслах восставших. Когда мятежники поняли, что пропускать их не собираются, они начали готовиться к атаке. Кричали: умрем, но будем в Москве! Их решили постращать, дали из пушек залп поверх голов. Но стрельцы наоборот, расхрабрились! Зашумели, что противники не умеют стрелять. Они сами открыли огонь из пушек и ружей, причем они-то стреляли без всяких предупредительных, на поражение.
Тогда и правительственная артиллерия ударила на поражение. За одним залпом последовал второй, третий. Мятежники стойкости не проявили, хлынули наутек. Другие бросали оружие, сдавались. Беглецов ловила конница, сгоняла в лагерь. Шеин в течение шести дней вел следствие. Оно подтвердило — мятеж был не стихийным и не случайным. Полки целенаправленно намеревались раздуть широкое восстание. Рассчитывали вовлечь других стрельцов, расквартированных в столице, Белгороде, Севске, Азове. Но участие Софьи осталось недоказанным. Подлинник ее письма исчез. Видимо, бунтовщики понимали, что это усугубит вину. Или следователи постарались выгородить высокопоставленных особ. Главнокомандующий приговорил 122 главных виновника к повешению, 140 человек велел бить кнутом. 1987 разослал в темницы по окрестным городам.
А в это время царь через всю Европу мчался в Россию. Навстречу ему катились волны слухов, самых искаженных и противоречивых — будто восстали все стрельцы, захватили Москву, возвели на престол Софью, в России вовсю идет гражданская война. Петр хотел лично принять командование, спасать положение. Но вскоре его встретил гонец с официальным донесением. Наконец-то прояснилась подлинная картина — что бунт был достаточно узким, и его уже подавили. Царь несколько успокоился, поехал медленнее. Ну а к приятному известию добавилась приятная встреча. В польских владениях, в Раве Русской, его поджидал король Август Сильный.
Он специально перехватил Петра по дороге, чтобы поблагодарить за помощь в получении короны Польши. А развлекаться Август очень любил и умел. Царь закружился в балах, пирах. Но король встретился с ним не только ради благодарности. Точнее, совсем не ради благодарностей. Он предложил масштабный план — союз и новую войну. В Швеции в это время умер Карл XI, королем стал несовершеннолетний Карл XII. Значит, власть ослабела? А претензии к шведам накопились у многих. Датчане не забыли, как соседи отняли у них южную часть Скандинавии, острова. Поляки помнили, как у них отобрали Лифляндию. А лифляндские бароны негодовали, как король прижал их «вольности», конфискует их земли.
В прошлых главах мы упоминали одного из этих баронов, Иоганна Паткуля, который осмелился протестовать против редукции и за это был приговорен к смертной казни. Но он предпочел не дожидаться расправы, сбежал за границу. Паткуль появился при дворе Августа и стал одним из главных организаторов антишведской коалиции. Он убеждал короля, что лифляндское дворянство только и мечтает вернуться в состав Польши с ее «свободами». Если поляки и саксонцы вступят в Прибалтику, их встретят с восторгом, окажут всяческую поддержку. Август с Паткулем забросили удочки в Данию, и отклик был положительным. А чтобы действовать наверняка, было желательно подключить еще и Россию.
Именно такие приглашения Петр получил в Раве Русской. Они пали на благодатную почву. Царь был обижен на прежних союзников, беспардонно обманывавших Москву. Август выглядел искренним, благородным, обаятельным. Все современники сходились на том, что он умел производить неотразимое впечатление. А русские тоже числили за Швецией давний долг. Земли, которые она хапнула в годину Смуты — выход к Балтике, территории по Неве, Ладоге, в Карелии. Государь согласился, хотя до поры до времени стратегический поворот российской политики договорились держать в строгой тайне.
Ознакомительная версия.
