Ученик Платона Аристотель (384—322 гг. до н.э.) имел якобы три группы сочинений. Первая из них — диалоги, которые он сам издавал (?!). Утверждается, что в течение почти всего эллинистического периода Аристотель был известен даже философам–специалистам главным образом по его диалогам. Но ему принадлежат еще две группы сочинений: архивные материалы и трактаты по различным областям знаний. Полный свод его трактатов был якобы найден в 100 г. до н.э. и опубликован (?!) в Риме. Это помогло сохранить трактаты до настоящего времени, все же прочие сочинения Аристотеля оказались утерянными.
«Аристотель в средние века был гораздо более знаком ученым, чем Платон. Рано были сообщены арабами его сочинения по физике, а по логике и метафизике — Боэцием. Были известны почти все сочинения Аристотеля, какие мы в настоящее время знаем, в латинских переводах и изложениях, иногда даже в нескольких» ([88], стр. 148).
«Афинская политика» Аристотеля была найдена только в 1891 г. при загадочных обстоятельствах в коллекции папирусов, приобретенных Бристольским музеем, и опубликована Кенионом. В том же году было издано и факсимиле этого папируса.
Ученик Аристотеля Феофраст считается автором трактата «Характеры».
В источниках упоминаются еще философы Ксенофан (5 70—479 гг. до н.э.), Эпикур (341—270 гг. до н.э.), известный нам, главным образом, в изложении Лукреция в его поэме (см. [69], стр. 225), Гегесий (начало III века до н.э.) и Бион Борисфенит (начало III века до н.э.).
В древнем Риме первым философом считается Панэтий (180—НО гг. до н.э.), создатель эклектической философии, объединяющей стоицизм с теориями Платона и Аристотеля. Его учеником был Посидоний (135—51 гг. до н.э.).
После этого мы сразу переходим в I век н.э., когда жили Филониз Александрии (род. в 20 г. до н.э.) и Сенека (3 г. до н.э. — 65 г. н.э.).
Сенека наряду с Цицероном, Плинием и Вергилием был хорошо известен в период гуманизма. Большой популярностью пользовалась апокрифическая переписка между Сенекой и апостолом Павлом (сочиненная якобы в IV в. н.э.). «В результате Сенека рассматривался в средние века как автор, близкий к христианству» ([86], стр. 442).
В середине I века жили Эпикгет и Квинтилиан (30—96 гг. н.э.).
Произведенное исследование со всей отчетливостью выявляет, что вся древнегреческая литература разбивается по времени на периоды. В первый период, самый отдаленный, расцветает легендарный героический эпос. С 700 по 500 гг. до н.э. в Древней Греции преобладают в основном представители лирического, эпического и сатирического направлений. К 500 г. до н.э. все эти направления исчезают и расцветает, наоборот, трагедия, а потом вслед за ней — комедия, бесследно исчезающие к 400 г. до н.э. На их месте появляются философы. Не успели прекратиться философы, как вновь возникает комедия, чтобы с 300 г. до н.э. уже никогда больше не появиться на арене вплоть до эпохи гуманизма. Незадолго до этого выдыхается и философская мысль. На смену комедии и философии приходят серые и бесцветные жанры — дидактика и буколика, которые и завершают историю литературы в Греции.
Если не считать гомеровского периода, то на все литературное творчество в Древней Греции приходится приблизительно 600 лет. На трагедию приходится из этих 600 лет всего 100 лет. В остальные 500 лет ни до ни после не появлялось ни одного автора трагедий. На комедию приходится 150 лет. В остальные 450 лет ни до ни после не появлялось ни одного автора комедий.
Сатира имела настолько мало представителей, что она промелькнула где–то до 500 г., и язвительный ямб никогда уже не поражал древних греков.
После 500 г. греки перестали сочинять лирические стихи. Они полностью переключились на «серьезные» размышления (в течение без малого 200 лет). А когда им и это надоело, они стали поучать молодое поколение (тоже на протяжении 200 лет).
Совершенно аналогично дело обстоит и в Древнем Риме.
В течение первых 150 лет в Древнем Риме никого не было, кроме драматургов (комических и трагических). К 100 г. до н.э. драматурги полностью исчерпали свои дарования, а вместо них началась громадная волна поэтов на целых 200 лет. Появившиеся затем философы также быстро наскучили римлянам; остались одни язвительные сатирики, которые, впрочем, через 100 лет тоже наглухо замолчали.
В этом, конечно, нет ничего нового. Эта «смена жанров» общеизвестна и описывается (может быть, не так подробно) в любом учебнике. Историки литературы не делают из нее никаких выводов. Довольно ясно, что такая позиция неправомерна.
Вот что по этому поводу пишет Морозов:
«…как же можно себе представить, что именно так и случилось при развитии литературы… передового народа, где поэзия и проза, наука и беллетристика, во всех их формах, представляют только различные стороны деятельности пробудившегося человеческого гения, всегда и везде рвущегося по всем доступным направлениям… Как можно представить, что… греки несколько сот лет разрабатывали в одной своей области только один род литературы, потом, забросив его, несколько сот лет занимались в другом месте другим, потом, забросив и это, несколько столетий занимались третьим, и опять в новом месте? Возможно ли такое разделение литературного труда по городам и векам?
Конечно, нельзя себе даже и представить. А между тем нам говорят, что это было так…» ([З], стр. 206).
«До пятого века родятся только лирические, героические и сатирические поэты, и первый же из героических поэтов творит… целые эпопеи в роде «Илиады» и «Одиссеи». Ведь для того, чтобы написать их тогдашним крупным почерком, нужен был свиток пергамента до версты длиной… Почему во времена создания «Одиссеи» нет историков, хотя исторические записи и являются всегда первым предметом, к которому прилагается письменность? Почему затем этот посев лирических и героических поэтов прекращается до эпохи Возрождения, и вместо него вырастают богатые всходы драматических авторов третьего периода или, лучше сказать, посева?
Почему и драматические авторы, — как комики, так и трагики, — прекращаются от IV века перед нашей эрой до эпохи Возрождения, а взамен их выходят ростки из посева буколических и дидактических поэтов… ?
…Если вы мне скажете: это плодопеременное хозяйство произошло лишь потому, что в первый и во второй периоды все затерялось, кроме поэтов, в третий — все, кроме комиков и трагиков да софистов и т.д., то я отвечу, что это совершенно невозможно с точки зрения математической теории вероятностей, по которой из всех родов должно было затеряться приблизительно одинаковое число процентов.
Если же вы мне скажете: в различные периоды была различная мода в литературном творчестве: в один — мода на поэзию, в другой — мода на драму,… то я отвечу: моды бывают только в нарядах. Само собой понятно, что матери в древности могли одевать своих новорожденных детей в разные века в пеленки разного покроя и цвета, как и писатели могли оригинальничать той или иной манерой изложения, но совершенно невозможно допустить, чтобы в одном веке у матерей была мода родить исключительно брюнетов, в другом блондинов, в третьем курчавых, а в четвертом безволосых детей. Но не то ли же самое мы видим в …рождении греческими матерями в одном веке лириков, в другом драматургов, в третьем богословов, в четвертом летописцев?
Не естественнее ли допустить, что все они рождались в беспорядке, как и следует, но только это было в эпоху Возрождения и на ее кануне причем действительно была мода (или просто обычай) апокрифировать лирические и героические поэмы в самые древние века; драмы, комедии, философские и ораторские произведения вслед за этим, а буколическую и дидактическую поэзию еще позднее…
…держащаяся до сих пор в головах историков древнего мира идея о возможности плодопеременного хозяйства в умственном творчестве человечества, с оставлением на время той или другой части его мозга «под паром», является совершенно неприемлемой с эволюционной точки зрения …все. что сообщают нам наши первоисточники эпохи Возрождения о богатом умственном творчестве греков в дохристианскую эпоху, совершенно неправдоподобно с этно–психологической и эволюционной точек зрения и должно быть отвергнуто серьезной наукой уже с того момента, как она начала отвергать все чудесное в исторической жизни народов и стала на эволюционную точку зрения…» ([З], стр. 227—229).
Здесь в первую очередь интересно теоретико–вероятностное соображение о приблизительной равномерности «потери и забывания» в веках произведений различных жанров. Нельзя ли это теоретическое положение проверить экспериментально?
Трудность такой экспериментальной проверки состоит в необходимости создания искусственного механизма «потери и забывания». Можно, например, предложить следующее: возьмем какой–нибудь достаточно полный, но не всеобъемлющий обзор средневековой и новой литературы какой–нибудь страны, скажем, Франции, и будем, по определению, считать «забытыми и потерянными» сочинения, в этом обзоре не упомянутые.
