что в этом отношении начало эпохи было богаче внутреннею жизнью, чем ее продолжение, и что X столетие в своей духовной производительности резко выделяется от XI века, что дворцовые школы иконописцев и миниатюристов не избегли своей обычной участи, и искусство уже с половины этого века, действительно, становится формальным, принимает за шаблон то, что подлежало бы развитию, мельчит свой идеал и сосредоточивается в блестящей технике. Правда, разработка преданий, оторванных от почвы двухвековою эпохою варварства, не могла быть столь жизненною в области искусства, как напр. в письменности, и если в живописи она проявляется в своеобразном псевдоклассицизме, то в архитектуре и скульптуре античные и древнехристианские предания сливаются с новыми течениями. К скульптуре замечается явное стремление к орнаментике, к арабеску, и фигура отходит на задний план, уступая общему декоративному направлению, которое, однако, достигает замечательного изящества. Техническая отделка мраморных барельефов X и XI веков, масса мелких фигур живописной композиции и пышные коймы – таковы сходные черты византийских работ одновременно Южной Италии и Грузии. Стремление к эффекту, вместе с слабыми знаниями механики, заставляет видоизменить архитектуру: вместо одного обширного купола, церковь накрывается пятью, поднятыми на высоких барабанах; стены узких нефов подняты также на целый этаж, и всему зданию приданы, так сказать, те же, казавшиеся изящными, удлиненные пропорции, как и в живописи. Широкие дворы с античными портиками и пропилеями исчезают; внутренние пространства главного и боковых нефов, алтаря и пр. становятся узкими, и вместо прежних широких стен и сводов живописцу приходится рисовать на узких и продолговатых кантах, или круто загнутых сводах; множество карнизов, профилей, койм требует разнообразной орнаментики, и прежние фрески и мозаики заменяются копиями с миниатюр. Отсюда многочисленность изображаемых сцен евангельских, библейских, Деяний Апостольских и Житий Святых. Искусство становится, таким образом, более и более декоративно, и самая архитектура рассчитана, главным образом, на живописный эффект, глубину и гармонию тонов.
Постройки церквей и монастырей в столице в этом периоде, по преимуществу, дело императоров и их семей; частная инициатива вызывает даже временные эдикты (в 963 г., действовавшие по 1003 год), отменяющие право завещать имения монастырям и строить новые. Льву Философу (886 – 911) принадлежит постройка двух монастырей во имя Спаса и в память жены Феофано; известно также, что желая почтить ее святую память, император построил также церковь Анны во дворце и храм Всех Святых, для чего, однако, он воспользовался материалами, мраморами и мозаиками из разобранной церкви Стефана в Сигме; храм Всех Святых упоминается не раз в хрониках, по случаю падения его купола от землетрясения и украшавшей его бронзовой группы Михаила Архангела и императора Михаила, подносящего архистратигу модель столицы. В новом изящном монастыре Лазаря, друга Христа, императором положены мощи его и новооткрытые на Кипре мощи св. Марии Магдалины в серебряной раке [131]. Еще любопытнее постройка храма во имя св. Параскевы, находившегося, по словам Григория диакона, ученика Василия Нового, в участке Ареобинда; и с тем же именем стоящего доныне в нынешнем Хас – Киой, по ту сторону Золотого Рога [132]. «А от Царьграда до святой Пятницы, говорит Антоний, день пешему идти (кругом Золотого Рога). Не дошед же Пятницы мало, святая Евфимия в теле лежит, и святая Пятница в теле лежит, и носят на перенос; от нее святая Елена девица лежит». Народное почитание Параскевы началось в Византии в силу легендарной связи самого ее имени с днем крестной смерти Христа. Миниатюра известного кодекса Григория Богослова в Национальной Библиотеке Парижа за № 510, исполненного между 880 и 885 годами, представляет нам в иконе Недели Пасхи или Нового Воскресения рядом со св. Еленою и Параскеву, держащую орудия Страстей [133]. Известно, затем, что особая популярность жития Параскевы в русско – славянской области зависела от слияния легенды с славянским олицетворением Пятницы [134], но основания культу Пятницы, развившемуся особенно в XIII веке были положены, видимо, в Греции и именно в данную эпоху. Ко времени Льва относятся, наконец, монастырь Каллии или Кавлия, церковь великомуч. Варвары у ворот этого имени (на нын. мысу Сераля), уступленная в 991 г. Венецианцам и храм Богородицы, основанный патрицием Константином Липс и потому называвшийся Богородицею Лива (to%u Dibéov), вместе с монастырем и приютом вблизи храма Апостолов; церковь эта существует и доселе.
При Романе Лекапене (920 – 943) построен обширный женский монастырь Мирелей, где и погребен он с семьей и где постриглись потом многие императрицы, близ гавани Феодосиевой, и церкви Евангелиста Богослова в Двуконнике и Пантелеймона. При Константине Багрянородном (944 – 959) монастырь имени Ставракия и, быть может, церковь Богородицы Нерукотворного Образа; монастырь Павла во дворце украшен золотыми эмалевыми иконами. При Иоанне Цимисхии (969 – 975), знаем только одну постройку церкви Спаса в Хальке во дворце, по случаю победы над Святославом. От царствования Василия II Болгаробойцы (976 – 1025) не имеем никаких известий кроме как о перестройке купола Софии и землетрясении, разрушившем несколько церквей, но это отсутствие известий вполне понятно и объясняется состоянием Империи и личным характером правителя.
Замечательна и характерна, напротив, хроника построек при Романе III Аргире (1028 – 1034) и Зое: кроме переделок в церкви Богородицы Влахернской, возобновления приютов, водопроводов и проч., Роман, задавшийся обычною манией времени, построил (1031 – 4) громадный мужеский монастырь во имя Богородицы, прозванный t%hv Peribléeptou – «прекрасных видов» в кв. Триаконтафилла (нынче перестраиваемый армянский монастырь Сулу), по триумфальной дороге к Золотым воротам, следы которого ныне отыскиваются выше квартала Псаматии. Известно, что для громадных зданий монастыря, его украшений и содержания многочисленной обители не только истощены были средства государства, но и для населения вся постройка осталась памятною всякого рода тягостями. Клавихо, посетивший Византию в 1403 г., видел этот монастырь «Peribeliko» и оставил нам любопытное его описание. По его словам, при входе в церковь был большой двор с кипарисами, ореховыми деревьями, вязами. Самая церковь была снаружи украшена различными изображениями и фигурами (т. е. сценами иконописными и ликами), сделанными золотом, голубою и многими другими красками. Это мозаическое украшение фасада доселе известно было нам только на старинных церквах Италии. Налево от входа внутри было много картин, между которыми одна изображала Богородицу, а по сторонам ее императора и императрицу (имп. Михаила VIII, Феодору и сына их Константина). У ног Богородицы были представлены тридцать замков и городов с подписями их имен по – гречески. Говорят, что это все владения монастырские, пожалованные церкви императором Романом, здесь погребенным. Еще ниже были повешены грамоты, писанные на стали (?)
