30 марта пало укрепление Ксермамениль. Медленно, но верно, германские части буквально прогрызают французскую оборону. На следующий день, 1 апреля 1916 года, французское командование вынуждено отдать приказ об отводе своих частей с пункта Форж, в виду серьезной опасности их окружения противником. Несколько суток, до 5 апреля включительно, беспрестанно велся страшный огонь по линии Окур – Вассенкур – Палявис. На каждое из этих небольших укреплений обрушилось больше десяти тысяч снарядов! Все защитные сооружения были начисто уничтожены чудовищным шквалом огня. Там уже не было ни окопов, ни ходов сообщения. Там просто не осталось ничего. Один из переживших этот обстрел, в последствии вспоминал: «Это был такой сосредоточенный обстрел тяжелыми снарядами, подобного которому у нас еще не было за всю компанию. Земля под нами содрогалась, поднималась и качалась, снаряды всех калибров обрушивались на наш угол. Траншеи больше не существовало, она была засыпана доверху. Люди прятались в воронки от снарядов, где их вскоре при каждом взрыве засыпало сверху грязью. Дышать не было возможности. Солдаты, ослепленные или раненые, ползали с криками, падали в воронки и умирали, обрызгивая других своей кровью. Это был настоящий ад!».
Но даже не смотря на такой кошмарный огонь, французские части стояли насмерть. И дух солдат Франции горел. Об отступлении не думал ни кто. Войска оказались готовы до последней капли крови отстаивать свои позиции. Шестьдесят девятый полк защищавший Палявис, погиб на своем рубеже практически полностью, но не отступил ни на шаг (в живых остался только один израненный солдат, чудом сумевший доползти до своих). От защитников Окура остались в живых только один майор, капрал и трое рядовых. Из числа участников обороны пункта Вассенкур уцелели только лейтенант, да маленькая горстка солдат. Один из героев сражения за Окур майор Ванье (получивший три ранения, он был принят немцами за мертвого, но нашедший в себе силы добраться до своих), гордо говорил: «Каково бы не было число немцев, мы будем держаться до последнего, и не пройдет ни один из них, пока мы живы».
Слова майора Ванье были чистой правдой. Немецкий молот страшно и размерено бил в наковальню французской обороны. Однако истекающая кровью Франция, еще находила в себе силы держать кошмарные удары немецких войск. Об отступлении, или тем более сдаче, не говорил никто.
Если человек не прикончит войну, то война прикончит человека.
Этот кошмар начался сутки назад. Отдохнувшую и полностью укомплектованную роту снова перебросили на дьявольское место – высоту Морт Омм. Теперь я точно знаю, что преисподняя имеет свое название. Она именуются не словом ад, ее настоящее имя Верден. А Морт Омм это ее предместье. Мы догадывались об этом направляясь туда, но точно еще не знали…
Вот уже в который раз за эту войну, больше половины солдат в моей роте снова новички, лет под тридцать, а то и под тридцать пять. До прибытия на передовую они пробыли в учебном подразделении всего лишь три месяца. Чему можно научить за столь короткий срок? Ходить строевым шагом, отдавать честь начальству, колоть штыком мешок с опилками, заряжать винтовку, да несколько раз бросить тренировочную гранату. Но что бы выжить на фронте этого совершенно недостаточно. Поэтому при формировании взводов, уже по традиции, как всегда, стараюсь распределить новобранцев поровну с опытными вояками. Используя любое затишье, они всячески стараются научить их великой истине окопного бытия: умению выжить. Выжить на этой чертовой войне. Выжить, убивая при этом других.
Это совсем не простая наука. Тут много чего надо уметь. Как содержать оружие в безотказном состоянии, брать правильный прицел при стрельбе, мгновенно находить укрытие от артиллерийского огня, быстро надевать защитную маску, определять по свисту снаряда калибр орудия, куда лучше колоть штыком и как правильно рубить лопаткой, да ох еще сколько знаний требует от солдата война! А сражение — это строгий экзаменатор, у него нет возможности попросить для себя повторную передачу. Провалил, и все – могила с деревянным крестом будет твоей оценкой. Да, это в лучшем случае, ибо в большинстве случаев никакого креста не будет. Так и останешься лежать гнить как бродячая собака. Но помимо знаний необходимо и везение. Бывают ситуации, когда от человека ничего не зависит. Абсолютно ничего. Разорвется снаряд вроде бы как и далеко, а глядь – осколок точно кому–то артерию перебил. А другого, раз — накрыло точным попаданием, кажется на куски должно разорвать парня, ан нет. Только землей присыпало, да контузило слегка. Повезло, одно слово. Те, кто выдержали такой экзамен, и на знание, и на везение, собраны преимущественно из остатков других подразделений. Да дополнены теми, кто вернулся из госпиталей. Короче сейчас, на всю роту знакомых лиц наберется всего лишь полтора–два десятка. Остальные или в земле или в госпиталях. От осколков, от пуль, от штыков, от газа и огня.
Да вот, извольте, яркий пример везения. Не иначе как в последний выход нас знатно накрыло минометным огнем. Приказ был четким и ясным: любой ценой добраться до наших траншей. Помощь в окопах просто необходима. Боши, видимо засекли периодичность подхода новых подразделений и подтащив минометы, устроили нам сущую преисподнюю. Отойти назад невозможно, это гарантированный расстрел для меня, как для командира, да и рядовым тоже не поздоровится, в лучшем случае пожизненная каторга. Ни о каком беглом марше не могло быть и речи, иначе бы попросту разорвало всех. Сначала добирались короткими перебежками между разрывов. Чуть заслышим новый свист – тут же все ныряют в воронки, прячась от разлетающихся осколков. Наконец, огонь стал просто нестерпимым, не то что передвигаться, а нос от земли поднять невозможно. Кругом гул, грохот, свист. Пытаться подать какую–то команду просто бессмысленно, сам своего голоса не слышишь, а уж другие тем паче. А обстрел все сильнее и сильнее. Земля дрожит с каждым разрывом, при близких попаданиях сразу всего засыпает с головой, рот, уши и нос плотно забиты землей. В промежутках между взрывами слышны дикие крики, значит, кому–то неповезло. Помочь все равно сейчас нет никакой возможности, ты все сильнее прижимаешся ко дну воронки, стараясь змеиными движениями залезть еще глубже в землю. Мысли в голове только одни: эта мина легла рядом, слава Богу не моя, дай Господи и следующей туда же… Новый воротящий душу свист – и снова повторяешь про себя, как заклинание: не моя, не моя, не моя… Ну что тут от тебя зависит?
Ослабела немецкая пальба, ожили наши орудия, наконец–то можно поднять головы и осмотрется. Половина взвода Жерома – в клочья, в остальных взводах тоже не слабые потери. Кого на куски разнесло, одного даже на ближайшее чудом уцелевшее дерево зашвырнуло, многих искалечило. Двоих оставили для оказания первейшей помощи, вестового в тыл с сообщением, а сами вперед, на позиции. Бежали резво: во–первых, новый обстрел может начаться когда угодно, а во–вторых, дикие крики раненых подхлестывают лучше всякой плети. В итоге, добрая четверть роты выбыла из строя даже не дождавшись прямого соприкосновения с противником. Как тут объяснить? Прятались от мин все вместе, однако кто–то погиб, кто–то искалечен, а на ком–то ни царапины. По какому принципу мины выбирают своих жертв? Судьба, случай, везение, Божья воля или Божье попущение? Увы, точный ответ не знает никто.
О Боге следует вообще сказать особо. На передней линии солдат становится очень религиозным. Постоянное присутствие смерти вызывает у человека непреодолимую, ни с чем не сравнимую потребность искать защиты и покровительства у высших сил. Уж где–где, а на фронте все безбожие вылетает из человека в момент. Это дома он по пьяному делу храбро издевался да потешался над стареньким сельским кюре! Это дома он нагло похвалялся, дескать я, и только я, хозяин своей судьбы! А тут передовая быстро, а самое главное, доходчиво объясняет: ты здесь не плохой и не хороший, не добрый и не злой, не умный и не глупый, не сильный и не слабый. Ты здесь ВООБЩЕ НИКТО! Ты здесь — НИЧТО! Здесь на все промысел Божий, да дело Божьего случая, запомни это раз и навсегда дурачок смешной! И молись крепче Богу, ты, хозяин своей судьбы, может тогда и на своих двоих до дома доскачешь!
Так что сначалом войны католическая вера Франции может смело праздновать свое новое рождение. Число заблудших овец, которые с искренним раскаянием вернулись в лоно матери–церкви, увеличивается с каждым артиллерийским обстрелом, с каждым выходом на передний край. За два дня до выступления на позиции, к полковому кюре на исповедь выстроилась такая очередь, что я аж присвистнул. Получить отпущение грехов изъявила желание вся моя рота, вся до последнего человека! И так по всей армии! Полковые кюре засыпали от изнеможения, слушая изливавших им душу грешников. Высшее командование вынуждено было в срочном порядке максимально увеличить штат святых отцов.
