действовало большое количество отрядов из вооруженных крестьян и дезертиров, т. н. «зеленые кадары» (зеленые отряды). «Зеленые кадары» включали в себя несколько десяткой тысяч дезертировавших из австрийской армии хорватских и сербских крестьян, которые вернувшись на родину, стали жечь усадьбы и реквизировать собственность господ [97]. Власти вновь образованного государства СХС не обладали собственной армией, что стало ключевым фактором для разрастания внутреннего политического кризиса. Государство СХС в условиях обострения продовольственного кризиса захлестнули забастовки и акции протеста [98].
Фото 16. Анте Трумбич – один из лидеров Югославянского комитета.
Распадом Австро-Венгрии воспользовалась Италия, оккупировавшая к концу ноября 1918 г. порты Истрии и Далмации – Триест, Пула, Риека, Сплит, Дубровник, Котор [99]. В декабре того же года было объявлено о создании Королевства сербов, хорватов и словенцев. Сербия, получившая независимость гораздо раньше в 1878 г., уже обладала выстроенной политической системой и потрёпанной, но овеянной славой армией. Таким образом, создание первой Югославии на базе Сербии было закономерным результатом Первой мировой войны и разрушения Австро-Венгрии. К этому стремились не только сербские политики, но и значительная часть хорватов и словенцев. Например, член Югославянского комитета, хорват Анте Трумбич говорил в декабре 1918 г.: «Для меня существует только одна директива – одно государство, основанное демократических принципах свободы и равноправия. Это наша аксиома. С этой позиции нужно вести бороться со всеми тенденциями, ведущими к племенному партикуляризму. Наше единство должно стать синтезом народной целостности, в котором должны слиться все народные достижения и особенности… Мы – народ, у которого три имени, три веры, три знамени, но независимо от этого нас не трое, как как ни имя, ни вера, ни знамя – это не народ. Народ – это душа, а она у нас одна» [100].
Один из основателей Коммунистической партии Югославии Сима Маркович писал: «Сербов, кроатов (старое наименование хорватов – прим. М.Л.) и словенцев можно рассматривать, как три ветви одной народности; но в одном государстве они были объединены впервые в истории. Веками жили они раздельно, в совершенно различных социальных, экономических, политических и культурных условиях, что создало ряд существенных отличий между ними. Несмотря на это, в дни объединения энтузиазм был настолько единодушным, что он передался даже рабочему классу провинций, раньше находившихся под властью австро-венгерского империализма. Национальное государство в период своего возникновения обладало довольно большой притягательной силой и заманчивостью даже в глазах рабочих тех областей, которые до того времени жили под национальным гнетом» [101].
Но единство южных славян базировалось на наличие более сильного и опасного противника – ненависть южных славян к «швабам» и желто-черной империи была самым сильным скрепляющим звеном югославизма. Сима Маркович говорил в Учредительном собрании: «Государство сербов, хорватов и словенцев является одним из вторичных продуктов мировой войны. Однако словенцы и хорваты с энтузиазмом подошли к объединению с Сербией, но не потому, что они знали, что они один и тот же народ с сербами, а потому, что объединение означало для них освобождение от ненавистной, деспотической и реакционной Австро-венгерской монархии» [102].
Как только внешняя угроза отошла на второй план, на первый план вышли внутренние противоречия, связанные со столкновением национальных проектов сербов и хорватов, претендовавших на одну и ту же территорию – Босния, Далмация и другие районы. Нарастали и социальные противоречия в новом южнославянском государстве. Молодые боснийские сербы, ждавшие сербскую армию как освободителей, с удивлением для себя обнаружили, что одного национального объединения для экономического процветания недостаточно. Послевоенная Югославия была истерзана мировой войной, что усугублялось аграрным характером экономики страны. Это стало питательной средой для развития рабочих забастовок среди малочисленного пролетариата и студенческого движения. Вот что вспоминал о своей учебе в Сараево в начале 1920-х гг., коммунист Родолюб Чолакович, будущий министр образования ФНРЮ: «Домой я возвратился поздно и за день насмотрелся разных сцен. Вот скачет по главной улице конный эскадрон в касках. Перед гостиницей «Европа» сидят господа. Завидев всадников, они вскакивают, восторженно аплодируют и кричат: «Да здравствует армия!». Дамы бросают цветы с балкона, а командир эскадрона, избоченясь в седле, сладко улыбается и посылает им воздушные поцелуи. Но не проехав и двадцати метров, он набрасывается на труппу рабочих, мирно и спокойно выходящих с боковой улицы на главную. Слышу, как сейчас, его визгливый голос: «Дави скотину!». Рабочие возмущены и кричат: «Долой армию!»– а господа и зеваки, сидевшие в то время у гостиницы, продолжают вопить: «Да здравствует армия!»» [103].
Национальная политика Коминтерна базировалась на тезисе о праве наций на самоопределение вплоть до отделения и создания независимого государства. Ведущим теоретиком по национальному вопросу в большевистской партии был И.В. Сталин. Его перу принадлежит известная брошюра «Марксизм и национальный вопрос», где дано ставшее классическим для советской науки определение нации.
В периоде 1921–1928 гг. проблемами Югославии занималась Югославская комиссия, на которой периодический выступал лично Сталин. Особенно интересна его дискуссия 1925 г. с югославским коммунистом Семичем (псевдоним С. Марковича), в которой Сталин высказал свои принципиальные суждения о перспективах югославского государства. Однако прежде, чем коснуться позиции Сталина, важно охарактеризовать взгляды самого Марковича с опорой на его книгу «Национальный вопрос в свете марксизма» [104]. Книга Марковича в своей теоретической части во многом является расширенным пересказом упомянутой выше работы Сталина. Например, текст Сталина: «Судьбы национального движения, в существе своем буржуазного, естественно связаны с судьбой буржуазии. Окончательное падение национального движения возможно лишь с падением буржуазии. Только в царстве социализма может быть установлен полный мир. Но довести национальную борьбу до минимума, подорвать ее в корне, сделать ее максимально безвредной для пролетариата – возможно и в рамках капитализма» [105].
Текст Марковича: «Рабочий класс осознает, что национальная борьба исчезнет в социалистическом обществе, но в высших интересах рабочего класса, чтобы национальная борьба в рамках капиталистического общества была сведена по крайней мере к минимуму. Буржуазия – это класс, который сознательно, своим планом и работой разжигает и питает национальную борьбу, чтобы разделить рабочих разных наций и разрушить объединенный интернациональный классовый фронт пролетариата» [106].
Также, как и Сталин, Маркович рассматривает национальные противоречия как борьбу между буржуазией разных регионов, применительно к Югославии – между сербской, хорватской и словенской буржуазией. Сербская буржуазия понесла серьезные потери во время Мировой войны, в результате чего в новом государстве она установила жесткий централизм, чтобы компенсировать свою экономическую отсталость. Ни одна из национальных организаций не настаивает на отделении от Югославии, так как более развитой хорватской и словенской буржуазии выгодно иметь доступ к рынку на всей территории Югославии.
