другом всё XVI столетие, и конфликт усилился благодаря католической Контрреформации, которую подхлестывали длительные (хотя и постоянно прерывающиеся) заседания Тридентского собора (1545–1565). Но религиозная борьба вернулась к истокам благодаря другому стечению обстоятельств — запутанной и продолжительной серии вооруженных столкновений, начавшейся в 1557 г. и известной под названием «Ливонские войны». В них участвовали Дания, Московия, Швеция и Польско-Литовское государство, тогда как правящие круги Ливонии отчаянно искали наиболее надежных союзников. Военные действия на землях побережья и вокруг них продолжались до 1583 г., когда воцарился относительный мир, продлившийся до 1600 г., — в этом году война возобновилась и продолжалась до 1629 г. Ливонские войны начались с возобновления атак на территорию Конфедерации со стороны Московского княжества, посягавшего на восточные границы Ливонии (и Литвы) с середины XV в. С приходом к власти Ивана IV Грозного, провозглашенного царем в 1547 г. и правившего до 1584 г., эти действия приобрели характер постоянной военной кампании, в рамках которой русская армия, используя в качестве предлога неуплату дани епископом Тартуским, вторглась в Ливонию и стала контролировать земли Тартуского епископства.
Успехи московитов, пусть и временные, вынудили правящие круги Ливонии к отчаянному поиску защитников. Епископы Курляндии и Сааремаа продали часть своих территорий датскому королю Фридриху II, который, таким образом, стал соперником Швеции в борьбе за влияние на побережье. Тем временем Ливонский орден искал защиту себе и своим территориям у союзного Польско-Литовского государства уже в 1561 г., когда последний магистр ордена, Готтхард Кеттлер, поклялся в верности королю Сигизмунду II Августу. Швеция в том же году получила собственный плацдарм на ливонских территориях, когда город Таллин с сопредельными землями в поисках защиты и покровительства перешел под власть шведского короля Эрика XVI. Триумф имперских амбиций над кровными узами стал реальностью, когда на польско-литовский престол взошел Сигизмунд III (1587–1632), сын короля Швеции Юхана из династии Ваза. Во время Ливонской войны Сигизмунд III успешно защищал интересы Польско-Литовского государства от притязаний со стороны страны его предков — Швеции. Патрициат Риги, как и раньше, стремился сохранить независимость города от всякого контроля, но справлялся с этой задачей только до 1682 г. К концу первой фазы борьбы (1582–1583 гг., закончившейся мирным договором) контроль над отдельными частями Ливонии был поделен между монархами Дании, Швеции, Польско-Литовского государства, тогда как Московское государство удержало лишь незначительную часть завоеванных им ранее земель. Московские вооруженные силы в этот период возвращались домой, поскольку там возник конфликт, связанный с престолонаследием [10].
Соглашение 1582–1583 гг. привело к семилетней мирной передышке, однако сторонам, борющимся за ливонские земли, не было достаточно той их части, которую они уже получили. В 1600 г. шведские войска под водительством короля Карла IX высадились на эстонской земле на севере Ливонии и начали продвижение на юг, к польско-литовским территориям и оставшимся русским владениям. На этот раз конфликт (называемый иногда Шведско-польской войной, но здесь рассматриваемый как продолжение Ливонских войн) длился около 29 лет — период жизни целого поколения, — хотя война не велась постоянно на протяжении всего этого времени.
К 1629 г. стало ясно, что ни Швеция, ни Польско-Литовское государство не могут одержать решающую победу, даже несмотря на то, что Россия была (временно) изгнана с территории побережья. Альтмаркский мир 1629 г. положил войне конец, и в результате Швеция получила контроль над северной частью бывшей Ливонской конфедерации; эти земли с тех пор стали называться Шведской Ливонией. Польско-Литовское государство сохранило контроль над землями, которые стали Курляндским герцогством, а также над восточными ливонскими территориями, называвшимися с тех пор Польской Ливонией (латыши именовали ее Латгалией). Дания сохранила за собой два острова — Сааремаа и Куресааре до 1645 г., когда те перешли под власть Швеции. Дания еще в 1585 г. продемонстрировала снижение интереса к ливонским землям, когда за деньги передала свои права на западную часть Курляндии (район Пилтене) Польско-Литовскому государству.
Если рассматривать эту ситуацию снизу, то есть с позиции эстонско- и латышскоговорящего крестьянства, эти новые договоренности о разделе территории не принесли значительных структурных изменений, поскольку непосредственные господа этих крестьян — крупные немецкоязычные вассалы прежних ливонских хозяев, ставшие аристократами-землевладельцами, — оставались на своих местах, всего лишь перенаправив политическую лояльность на новых хозяев, монархов Швеции, Польши и Литвы. Точно так же не отмечалось резкого разрыва с прошлым в религиозном и культурном аспектах. Курляндское герцогство, находившееся теперь под контролем Польско-Литовского государства, становилось все более и более лютеранским, и новое правительство не стремилось препятствовать этой тенденции. Однако в Польской Ливонии (Латгалии), значительную часть населения которой составляло крестьянство, говорившее на латгальском диалекте латышского языка, продолжался процесс окатоличивания, поскольку здесь польско-литовское правительство проводило политику Контрреформации. Помимо этого, здесь медленно, но неуклонно появлялись новые польско-литовские землевладельцы. Шведская и датская части прежней Ливонии — уже принявшие лютеранство и теперь находившиеся под властью лютеранских монархов — не имели никаких оснований ожидать перемен религиозного уклада. Подводя итоги, можно сказать, что, если в повседневной жизни крестьян и появлялись значительные структурные изменения, они происходили лишь благодаря политике королей, транслируемой через посредство крупной землевладельческой аристократии, которая, в свою очередь, также все более осознанно защищала собственный привилегированный статус.
Хотя продолжающиеся военные действия на территории прежней Ливонии и вокруг нее и назывались Ливонскими войнами (или Ливонской и Шведско-польской войной; оба термина предполагают одно или два отдельных события), простые жители этих земель воспринимали данные конфликты как длительный период тяжелых и разрушительных битв, перемежающихся перемириями. Продвижение любых вооруженных сил на ливонские территории не приносило населению ничего, кроме страданий, связанных с потерей урожая, конфискацией имущества, горящими усадьбами и всеми видами насилия над гражданским населением. Основные воюющие стороны постоянно вербовали (или привлекали силой) сельское население в пехоту или в транспортные службы, в результате рекрутированные таким образом солдаты проникали на новые территории и иногда оседали там. Физические потери от военных действий сочетались с периодическими эпидемиями, последствия которых усугублялись неурожаями даже в периоды относительного мира. Не существует статистики населения этих регионов на первую половину XVII в., однако к началу этого столетия сельское население прежней Ливонии, вероятно, численно упало до уровня, существовавшего на момент начала конфликта. Конечно, население могло восстановиться, однако Ливонская конфедерация исчезла с политической карты Европы, и политическая принадлежность ее бывших территорий полностью изменилась. Высшие круги прежней Ливонии изменили вектор своей политической лояльности, что автоматически произошло и с их землями (вместе с населением), которые, согласно заключенным договорам, перешли к разным монархам. Когда в 1629 г. военные действия закончились, центры политической власти, важные для местного населения, переместились за пределы побережья. Даже в Польско-Литовском государстве, как мы увидим, власть перешла от Вильнюса (литовская территория) к Кракову (Польша). Народы побережья стало жителями имперской периферии.
