Еще со времени Мононгахелы и вероятности развязывания общей европейской войны в ближайшее время, французы и якобиты сотрудничали, чтобы разобраться в том, как можно согласовать их взаимные интересы в мировом вооруженном столкновении между Британией и Францией. Существовала одна проблема, перекрывающая все остальное. Разгром 1745 г. оставил принца как с чувством глубочайшего неудовлетворения Францией, так и с убеждением, что он больше никогда никого не будет подстрекать к восстанию в Шотландии. Именно шотландцы предали его в Дерби, когда полная победа уже оказалась почти что у него в руках. Ему было совершенно понятно, что так называемые английские сторонники выступят открыто только в том случае, когда они смогут сделать это в полной безопасности. А это предполагало только лишь высадку французской армии и триумф французского оружия.
Принц еще с 1747 г. всегда оставался непоколебимым в решении вернуться на Британские острова, но только во главе огромных экспедиционных сил. Французы, со своей стороны, хотели использовать Чарльза Эдуарда в качестве громоотвода на периметре событий, чтобы связать британские дивизии и заставить англичан теряться в догадках. Они предлагали неоднократно отправить с ним обратно в Шотландию небольшую армию. Но принц всякий раз отказывался на том основании, что французы хотят просто использовать его «как пугало».
В 1756 г. маршал Бель-Иль нанес визит принцу в Булони и уговаривал его принять командование французской экспедицией на Минорку (эту операцию под конец успешно возглавил герцог Ришелье). Чарльз Эдуард не проявил интереса ни к одному из этих проектов. Местом назначения должна быть только Англия, французам необходимо серьезно отнестись к этому и предоставить неопровержимые доказательства серьезности своих намерений.
Начиная с 1756 г. принц и его адъютанты усердно лоббировали министров в Версале. К сожалению, делали они это крайне бессистемно и неразумно. На службе у Чарльза Эдуарда не было человека выдающегося ума, у которого имелось бы хорошо развито политическое чутье, позволяющее разобраться во всех тонкостях лабиринтов интриг, создающихся альянсов и сменяющих друг друга персонажей в министерствах.
Принц использовал ряд агентов, деятельность которых пересекалась, а они сами противоречили себе, были абсурдны и крайне несостоятельны. Политический талант Чарльза Эдуарда был настолько ничтожен, что он часто одновременно действовал через таких агентов-министров и придворных, которые оказывались в смертельной вражде друг с другом. При любом, даже самом большом воображении, они вообще не могли проводить общую политику.
В различные периоды после 1755 г. он использовал различных людей. Среди них — граф де Лалли (до тех пор, пока он не отправился командовать французскими армиями в Индии), развратный бывший священник англиканской церкви по имени Джордж Келли, которого ненавидели и презирали все, и французы, и якобиты (но не принц), Джордж Уотерс, наследник банковского дела, базирующегося в Париже, дискредитированный Александр Мюррей из Элибэнка, который дал свое имя преждевременно закончившемуся заговору «Элибэнк», ирландский мошенник и распутник Роберт Маккарти, которому исполнился уже семьдесят один год, пятый граф Кланкарти. Не удовлетворяясь этим, Чарльз Эдуард также использовал на всякий случай французско-ирландских братьев О'Хёгарти, своих собратьев по франкмасонству. Пьер Андре О'Хёгарти (младший) был человеком почтительным, но старший брат, Доминик, граф де Маньер, оказался подобен разболтанной огнедышащей пушке. Также принц пользовался услугами бригадного генерала французской кавалерии маркиза де Турнеля и Антуана Уэлша, франко-ирландского судовладельца, который помогал принцу еще в 1745 г.
Так что было всего два человека, которые вообще могли оказаться хоть на что-то способными. Среди них — Уильям Стюарт (лорд Блентайр), носивший в этой компании псевдоним Лесли. Он возглавлял шотландских якобитов во Франции и служил главным каналом связи с шотландским Хайлендом. Второй — сэр Александер Питер Макензи Дуглас Килдин, шотландский католик и ветеран французской дипломатической службы. Протеже принца де Конти, собрат-масон и друг Чарльза Эдуарда, Макензи Дуглас выполнил две трудные миссии в России для своего патрона и оказался полезным в 1756 г. при получении одобрения Россией договора между Францией и Австрией.
Нет ничего удивительного в том, что при таком множестве агентов, нацеленных в Версале на многих персонажей, в корне отличающихся друг от друга, часто очень трудно понять, какова же настоящая политика якобитов (или даже для начала — существовала ли она вообще?) Быстрое изменение тактики импульсивным и часто страдающим паранойей принцем Конти («горячей головой») не помогало.
Единственным последовательным сторонником принца, пользующимся настоящим влиянием в Версале, был маршал Бель-Иль. Но даже при его легендарном терпении Чарльз Эдуард иногда умудрялся доводить маршала до предела. Принц постоянно метал громы и молнии по поводу вероломства французов, заявлял, что больше никогда не позволит Людовику XV использовать себя в качестве «пугала», что французский двор в будущем должен предоставить неопровержимые доказательства серьезности своих намерений относительно вторжения в Англию. Принц действительно подразумевал Англию, а не Шотландию.
В дополнение к этому Франции придется сделать репарации за «оскорбление», нанесенное ему арестом в 1748 г. Отец принца и его мудрейшие советники старались урезонить Чарльза Эдуарда, доказывая полную невозможность всего перечисленного. Что значит выплатить репарации? Все министры, состоявшие в Государственном совете в 1748 г., ушли в отставку. Поэтому абсурдно и негоже с философской точки зрения вешать их грехи на преемников. Оставался лишь сам Людовик XV. Безусловно, принц не ждал, что суверен отречется от того, что он сделал, или опубликует свои извинения перед изгнанником (которому он, между прочим, и не обязан был предоставлять убежище). Так почему же последний без конца говорил о необходимости признания вины?
Лучшим признанием, которое могли сделать французы, стала бы организация вторжения в Англию, которое они не смогли выполнить в 1745-46 гг. Все остальное — чистая фантазия. Но французы ждали от принца Чарльза Эдуарда совершенно определенных вещей. Так как он неоднократно отказывался принять их предложения о помощи на кельтских берегах, на него возлагалась ответственность за то, чтобы доказать: в Англии существует партия сторонников изгнанника, и эта партия значительна.
Но имелось и кое-что еще. Безусловно, если Чарльз Эдуард имел серьезные намерения сесть на трон своих предков, он должен был жениться и произвести на свет наследника. Так как его брат Генри был уже кардиналом католической церкви, принцу следовало это сделать, чтобы завоевать доверие. В противном случае его могли убить во время военных действий в Англии, после чего весь проект реставрации династии Стюартов потерпел бы крах.
Принц упорно отказывался рассматривать идею о браке. Что касается английских якобитов, он находился вообще в невероятном положении. Дело в том, что партия якобитов в Англии фактически перестала существовать. После того как принц отказался избавиться от Клементины Уокиншоу, самые старейшие и известные якобиты, например, Джордж Кейт, последний наследственный маршал Шотландии (в корреспонденции «свои» всегда обращались к нему просто «маршал»), а также молодые преданные сторонники (такие, как Джереми Доукинс, рано заслуживший славу своими исследованиями Пальмиры) умыли руки. Они громогласно осудили принца перед своими товарищами в Англии.
Неоднократно французские министры приглашали Чарльза Эдуарда прибыть в Париж для обсуждения возможных совместных предприятий французов и якобитов. Он всегда отказывался приехать, называя в качестве довода вопросы, связанные с безопасностью. Принц объяснял: он полагает, что Версаль наполнен шпионами и специальными агентами. Там невозможно приступить к существенным обсуждениям, так как придется называть имена якобитов в Англии. Это будет означать, что имена его друзей окажутся разглашенными, а в результате последует привлечение к суду, обвинение в государственной измене и жестокая смерть через повешение. (Так оно и произошло со многими его сторонниками после восстания 1745 г.) Принц понимал: если он чистосердечно признается, что лишился всех своих сторонников в Англии, то станет более не нужен французам. Поэтому он играл в покер, блефуя, словно сидел за карточным столом с плохими картами на руках.
К концу 1758 г. Шуазель вспомнил древнейшую из всех мудрость: Рим можно победить только в Риме. Исход борьбы в Северной Америке и в Европе должен решиться в Ла-Манше. Если Франция сможет когда-нибудь отправить значительную армию через Ла-Манш, то еще есть вероятность спасти Канаду, Гваделупу и Мадрас. Даже набрав войско численностью в 100 000 солдат для этого предприятия, Шуазель считал: Франции все еще необходимы союзники. Он сам был настроен скептически относительно полезности Чарльза Эдуарда. Министр наслушался рассказов о пьянстве принца, его непостоянстве и компании сомнительных друзей, которыми он окружал себя. Также ходили слухи, что принц сменил религию и принял протестантизм, отрекшись от католицизма (слухи оказались справедливыми). Это едва ли могло предрасположить его христианнейшее католическое величество в пользу Чарльза Эдуарда.
