Лично Бель-Илю он сказал: следует продолжать выполнение своих планов, полностью исключив принца из дел. Когда все будет готово (по его предположениям, к середине лета), они посмотрят, найдется ли какая-нибудь роль, которую сможет сыграть Чарльз Эдуард. Но если не возникнет взаимопонимания, то придется обойтись без него.
Как только якобиты во Франции поняли, что у французов появились совершенно серьезные намерения относительно планов вторжения, они забросали Шуазеля идеями относительно высадки и десантов в Англии и Шотландии. Секретарь по иностранным делам обнаружил: его заваливают меморандумами, поступающими от сторонников Стюарта при дворе, от якобитов в церкви, армии, военно-морском флоте, «Ост-Индийской компании» и масонских ложах. Его собственный брат Антуан, кардинал и архиепископ Камбре, просил о снисхождении по поручению принца, как и дофин, постоянный почитатель Чарльза Эдварда Стюарта. Последнего роднило с Чарльзом Эдуардом отвращение к собственному отцу.
После возвращения в Булонь принц злопыхал по поводу «двуличия» Шуазеля, который, как он утверждал, вызвал его в Париж с дурацкой миссией. Отказ заключить договор особенно задевал Чарльза Эдуарда. Он также заявлял (неискренне), что проинформировал своих последователей в Англии и Шотландии о том, что вторжение французов неизбежно, но существует опасность: поднять головы и действовать в настоящее время преждевременно.
Следующей фантастической пьяной ложью принца стала полная чепуха о том, будто он отправился на встречу с Шуазелем, полагая: войско численностью в 25 000 солдат и двадцать пять кораблей уже готовы и находятся в ожидании. И лишь только затем обнаружилось, что они не будут готовы выйти в море до конца лета.
Согласно Чарльзу Эдуарду, он отправился в Париж, чтобы запустить в действие уже заблаговременно существовавшие экспедиционные войска, а не обсуждать подготовку оных. 9 февраля он писал Макензи Дугласу, что продолжает питать надежды: Франция сможет реставрировать его династию, как был реставрирован трон Карла II почти ровно 100 лет назад. Но в таком случае, «какого негодования могут ожидать французы за все травмы, которые они причинили ему!»
Чарльз Эдуард к множеству иных своих недостатков добавил еще и неблагодарность.
Пока принц Стюарт вынашивал все это в душе, приходил в ярость и бушевал в своем замке в Булони, Шуазель приступил к серьезной задаче, пытаясь создать антибританскую коалицию. Она могла бы штурмовать Питта на множестве разных фронтов и не допустить, чтобы он сосредоточил все свои усилия на вооруженных силах, готовых отразить вторжение французов. Придя к заключению, что якобиты — ненадежная толпа, министр приступил к поискам более солидной поддержки у предположительно дружественных государств.
Сначала он склонялся к тому, чтобы попытаться втянуть в борьбу Швецию, предпочтительнее — вместе с Россией. 21 января Шуазель сообщил послу Франции в Стокгольме маркизу д'Авринкору, что должен лоббировать шведский двор, запросив 12 000 солдат для участия во франко-шведских войсках вторжения. Когда Франция отправит свои силы через Ла-Манш в Англию, шведы должны будут высадить собственных солдат в Шотландии, назвав в качестве причины войны английское пиратство в открытых морях.
Но д'Авринкор не добился никакого успеха в Стокгольме. Шведы категорически отказались участвовать в тайном сговоре с французами, объясняя это массой причин. Ведь никакие предполагаемые планы вторжения в Шотландию невозможно сохранить в секрете, поскольку подобный проект должен быть рассмотрен в сенате и на заседании его тайного комитета. Более того, правящая партия ненавидит русских и никогда не будет взаимодействовать с ними.
В любом случае оба объективных интереса Швеции и общественное мнение превращали франко-шведский десант на Британские острова в химеру. С одной стороны, король Пруссии Фридрих рассматривался как защитник протестантизма, с другой, Швеция слишком зависела от британских рынков сбыта для своего железа и морепродуктов. Даже те шведские сенаторы, которые были англофобами и поддерживали Шуазеля, предупреждали его: они не будут сотрудничать в любом дерзком предприятии, например, во вторжении на Британские острова. Так заявил министру посол Швеции в Париже Ульрик Шеффер, притом — в решительном тоне.
Попытки Шуазеля обратиться к Швеции потерпели полный крах и даже вызвали нежелательные последствия: шведский посланник в Дании сообщил британскому послу в Копенгагене о замыслах французского министра. Даже вооружение и боеприпасы, заказанные в Швеции и оплаченные Францией, в конце концов, попали в руки противника, поскольку грузовые корабли шли через Амстердам. Там их захватили голландцы, действуя на основании сведений, полученных от британских тайных агентов.
Рассвирепев от полного крушения своих планов и обвиняя шведский двор в «утопизме», озадаченный Шуазель скрыл свой провал от коллег по Государственному совету. Он приступил к поискам альтернативных союзников.
Он не искал австрийской помощи, так как знал, что Габсбурги были древним врагом Стюартов. Но австрийский альянс все же предложил небольшой утешительный приз. Являясь гарантом нейтралитета бельгийской территории, Вена разрешила французам оккупировать Остенде на весь срок войны. Этот порт был полезной базой для десанта на Англию, там находилось много «диких гусей» (наемников из австрийской армии), которые добровольно вызвались присоединиться к Шуазелю, как только поползли слухи о вторжении.
Более мощной поддержки можно было ожидать от России после подписания в 1756 г. франко-русского договора. Поэтому Шуазель предложил канцлеру Воронцову, чтобы русские войска направились к реке Одер и взяли у Пруссии Штеттин. Там 10 000-12 000 солдат русской армии можно посадить на борт шведских кораблей, готовых выполнить совместные операции на севере Шотландии.
Шуазель доказывал, что ганноверскую династию можно легко свергнуть, так как Георг II близок к смерти, а его любимый сын герцог Камберленд поглощен смертоносной борьбой с принцем Уэльским и соперничающим двором в доме Лестера. Но предоставит ли Швеция корабли?
Андерс Йохан фон Гопкен, президент шведской канцелярии, не вел честной игры с Шуазелем. Он только претендовал на то, что заинтересован при условии твердых гарантий участия России. К тому же, Швеции должен быть пожалован остров Тобаго в Карибском море, а Франции придется резко увеличить свои субсидии Стокгольму.
А Воронцов был заинтересован в Швеции не более, чем шведы в нем. Он тоже водил за нос Шуазеля. Канцлер всегда был необыкновенно вежливым, но он никогда не представлял собой серьезного игрока в операции по вторжению.
Наконец Шуазель убедил одну из стран Балтийского моря, чтобы она присоединилась к его планам. Но, к его сожалению, эта страна была не гигантской рыбой, а относительно незначительной рыбешкой. Это Дания. Сначала она сохраняла сдержанность, объявленную Швецией частным образом, а Голландией — публично. Было заявлено, что план вторжения Шуазеля слишком похож на крестовый поход католиков по поручению Стюартов.
Шуазель ответил, что лично его целью была не революция на Британских островах, даже не реставрация Стюартов, а просто нанесение такого ущерба Англии, какой она уже нанесла Франции. Так можно добиться справедливых условий мирного договора. Делу французского министра едва ли могли помочь неуклюжие усилия агентов-якобитов, которые пытались успокоить опасения протестантов, распространив по Европе сведения: Чарльз Эдуард отрекся от католической веры и вступил в лоно англиканской церкви. Правда заключалась в том, что принц Стюарт перешел в протестантство в 1750 г. исключительно из политической целесообразности (сам-то он был деистом, если не настоящим атеистом). Но эта сенсационная «утка» не только ни в чем не убедила Европу, но привела к тому, что принц потерял многих старых друзей, но не приобрел ни одного нового.
Наконец Шуазелю удалось сосредоточить лучшие умы Дании на реальной политике и убедить канцлера в Копенгагене (барона Йохана Гартвига Эрнста фон Берншторффа), что Британия уже слишком сильна и с точки зрения военно-морских сил, и в плане торговли. Поэтому долгосрочные интересы Дании поставлены под угрозу.
Хотя датчане восприняли силу этого аргумента, но отказались предоставить войска для вторжения. Самое большее, на что можно было рассчитывать с их стороны — это на формирование оборонительного альянса в Балтийском море. Его и создали в марте 1760 г., когда Дания объединилась с Россией и Швецией в лиге вооруженного нейтралитета. Но датчане не хотели ни возрождать Швецию в качестве крупной военной державы, ни рисковать гневом Британии, принимая участие в полномасштабном проекте десанта и вторжении на Британские острова.
Самые большие надежды Шуазель возлагал всегда на Испанию, чьи геополитические соображения в конце концов вынудили ее в 1761 г. вступить в Семилетнюю войну. Первым министром Испании в 1759 г. был Риккардо Уолл, выходец из ирландского древнего рода якобитов. Он имел эмоциональную привязанность к Стюартам, но еще большую привязанность — к своей карьере. Это предполагало внимание, проявляемое к реальной политике, а не к чувствам. Его любимый девиз заключалась в том, что он претендовал на сочувствие французским мольбам о помощи, одновременно заявляя: королевские владыки Испании предостерегают от начала каких-либо действий.
