Если же он становится претором, то рыдает из-за желания быть избранным консулом. Достигая консульства, он хнычет, потому что в том году должен был стать первым консулом, а не вторым. И так далее.
Гениальность этого подхода – поощрения римских амбиций в сердцах провинциалов – заключалась не только в том, что он утихомиривал их и сохранял на месте прежние властные структуры. Он также был замечательно недорог.
Вся энергия, которая раньше уходила на бессмысленную кровную вражду и воровство скота, теперь была сублимирована в погоню за славой и бахвальство в римском стиле. По словам Элия Аристида, «таким образом, весь населенный мир, как во время праздника, отложил в сторону оружие – бремя прошлого – и вольно обратился к красоте и радости. Всякое иное соперничество среди городов прекратилось, и все они соревнуются только в одном: чтобы каждый из них явился самым прекрасным и приветливым. Все они изобилуют гимнасиями, водоемами, пропилеями, храмами, мастерскими, училищами. Так что с полным правом можно сказать, что весь населенный мир словно бы вновь вернулся к здоровью после долгой болезни» [52].
Иначе говоря, римляне сумели использовать состязательный дух новых романизируемых провинциалов для возведения грандиозных сооружений – и при этом из императорской казны не было заплачено ни гроша. Когда мы находим раскинувшееся по полям Европы массивное наследие римского строительства, мы не должны полагать, будто эти проекты были профинансированы римлянами. Они были слишком хитры, чтобы так поступать.
Grands projets [53] иногда оплачивались из налогов провинциалов, но чаще всего деньги на них давали частные лица, подстегиваемые необузданным снобизмом.
Порою в погоне за римскими отличиями провинциалы становились до нелепости вульгарными. Среди преимуществ, предоставляемых гражданством, была возможность стать жрецом культа Августа – одной из форм местного правительства. Как и все прочее в Риме, должность была состязательной. Вам требовалось избраться в seviri (августальные севиры), и некоторые галльские вожди, чтобы подлизаться к электорату, устраивали игры со всевозрастающим расточительством, пока Тиберий не вмешался и не ограничил их.
Задумайтесь о психологическом великолепии этой идеи – сведения воедино культа Августа и местного правительства.
Чем более высокую должность вы стремились занять, тем большую преданность требовалось выказать – ex officio [54] – императору и Риму.
А теперь, в силу нашей необходимости, рассмотрим стимулы, предлагаемые ЕС европейским элитам. Какие награды имеются для верхушки, какие поощрения поджидают за более «европейскую» позицию? Оказывается, они не столь малы.
Зайдите в бизнес-класс любого авиарейса между европейскими столицами, и с большой вероятностью вы обнаружите кого-нибудь, чей билет так или иначе был оплачен ЕС. Он или она остановится в прекрасном отеле в каком-нибудь примечательном месте, чтобы посетить важную конференцию по социальному отчуждению, или парниковому эффекту, или сексуальным домогательствам на рабочем месте. Он или она, благодаря содействию великолепных переводчиц с пухлыми губками, отлично проведет время в окружении совершенного комфорта, в сопровождении серенад местного струнного квартета. К концу мероприятия мы вправе ожидать, что он или она станет сильнее привязан к идее объединенной Европы, ведь верно?
Но, хотя элиты Европы традиционно выступают за интеграцию и продолжение полетов в бизнес-классе, что-то мешает им вести более громогласную кампанию, и здесь мы должны признать ключевое отличие античной и современной Европы.
Элиты Европы более тесно связаны с электоратом, немилосердно подотчетны ему, в отличие от светочей римской провинции. Мы вправе сказать, что в современной Европе электорат более подвержен евроскептицизму, чем элита, и последняя не может слишком оторваться от общественного мнения.
Но крайне трудно узнать, что в действительности думали о Риме широкие слои населения римской провинции. По мнению профессора Грега Вулфа из Сент-Эндрюсского университета, лишь 10 процентов населения галльских провинций жили в городах, а в Британии эта доля составляла 6,5 процента. Он говорит, что чабан, свинопас или дровосек мог прожить всю жизнь в некоторых районах Галлии, не догадываясь, что обретается в Римской империи.
Поэтому среднестатистический галльский свинопас не видел в Римской империи особой угрозы своим древним свободам, она была лишь другой разновидностью того, как прежняя верхушка консолидировала свои привилегии.
Для элит – и не только для них – империя могла, по замечанию Тацита, быть иной формой порабощения. Но даже если они утратили свои свободы, их клетка становилась все более золотой.
VIII
«Римское экономическое сообщество»: такса на pax
Прованс был настолько мирным, что люди могли жить и заниматься своими делами, совсем не сталкиваясь с солдатами. Цель этой триумфальной арки в Оранже состояла в напоминании, как был достигнут мир (Триумфальная арка в Оранже)
На окраине Оранжа находится неряшливый круговой перекресток с одинокой палаткой по продаже хот-догов, предназначенной, наверное, для водителей грузовиков. В центре острова стоит арка, сильно закопченная выхлопами.
Сернистые соединения разъели каменные лица скульптур, и значительная часть рельефа стерта временем. Мы даже не знаем, кем и в каком году I века была воздвигнута эта арка. Нам неведомо сражение, которое она прославляла.
Но даже спустя два тысячелетия основное послание римской триумфальной арки в Оранже ослепительно очевидно. Прежде всего, что такое арка? Почему римляне строили эти отдельно стоящие сооружения как символ победы?
Арка напоминает огромный укрепленный проход, за тем исключением, что по обе ее стороны нет стен. А стен нет потому, что в данном месте воцарился мир, знаком которого и служит арка.
Оранж, называвшийся в римские времена Arausio, находится посреди Прованса. К I веку Южная Галлия стала настолько мирной, что, по словам Плиния, она более походила на Италию, чем на провинцию. Жители Прованса могли спокойно заниматься своей жизнью, почти не встречая солдат. Люди были вольны зарабатывать и тратить, продвигаясь в своей романизации, и им не приходилось думать о жертвах, сделавших возможной их жизнь.
В этом и состоит смысл триумфальной арки. На ее верхней части представлены сцены сражения, где варвары пронзаются мечами и попираются копытами римских лошадей.
Арка – пропагандистское напоминание населению основных уравнений Римской империи. Приносящий ему наслаждение мир не появился по воле случая, а стал следствием чрезвычайного применения силы римской армией. В сущности, латинское слово pax значило скорее не мир как отсутствие войны, а мир как результат войны. Pax вытекал из насильственного умиротворения. Арка говорит прохожему, что нет мира без войны и нет войны без армии.
Вот рассказ Тацита о том, как римский военачальник Петилий Цериал объясняет жизненные реалии неким мятежным галлам примерно в 69 году.
Он говорит, что соперничающие царства и войны всегда терзали Галлию, пока не пришли римляне. Они установили Pax Romana, и для его поддержания требовалось лишь одно. «Спокойствие народов охраняется армиями, армии нельзя содержать без жалованья, жалованье солдатам неоткуда взять, если не взимать податей» [55], – объясняет Цериал. В этом и
