«В Европе, — заметил Сталин, — существует много людей, чьи идеи о народе СССР являются старомодными: они полагают, что граждане СССР, во–первых, покорные, а во–вторых, ленивые. Это устарелая и совершенно неправильная идея. Она зародилась в Европе в те дни, когда русские помещики массами устремились в Париж, где они проматывали нажитые состояния и проводили время в безделье. Это были бесхребетные и никчемные люди. Это привело к выводам о «русской лени». Но это не может ни в коей мере быть применено к русским рабочим и крестьянам, которые зарабатывали и продолжают зарабатывать себе на жизнь своим собственным трудом».
Таким образом, и здесь Сталин дезавуировал тезис о мнимом превосходстве Запада над Россией и ее народом. Эта идеологическая линия четко выдерживалась им с тех пор вплоть до последних дней его жизни и на ла свою наиболее завер енную и цельную форму в борьбе с космополитизмом и низкопоклонством перед Западом, которую ему так и не удалось довести до конца.
23 апреля 1932 года постановлением ЦК был ликвидирован РАПП, а вместе с ними и другие «пролетарские» союзы в области культуры. На их месте под патронажем государства были созданы союзы писателей, художников, музыкантов и т. п. Затем Сталин прикрыл историческую школу профессора Покровского («Общество марксистских историков»). Покровский практиковал вульгарно–материалистический подход к русской истории, изображая ее как результат «движения торгового капитала». С этой примитивной и далекой от истины трактовкой не мог согласиться даже такой марксист как Троцкий, который в свое время подверг Покровского критике. Но Сталину, видимо, боль е не понравилась другая сторона колы Покровского. Последний преподносил русскую историю, включая даже деятельность таких царей- реформаторов как Петр I, в крайненеприглядном свете. При этом недостатки русской действительности всячески выпячивались и раздувались до невероятных размеров, в то время как достоинства и достижения затушевывались и фальсифицировались. Показательно в этой связи, что в 1920 году Ленин весьма положительно отозвался о книге Покровского «Русская история в самом сжатом очерке» и даже рекомендовал ее к переводу на иностранные языки 16. Сталин же запретил книги Покровского.
Не обо ел идеологический поворот и сферу вне ней политики. В этой области этапным событием явилось письмо Сталина членам Политбюро от 19 июля 1934 года с оценкой статьи Энгельса «О внешней политике русского царизма». В письме Сталин выступил против публикации этой статьи в журнале «Боль ш евик», поскольку, на его взгляд, она обладала рядом существенных недостатков, могущих «запутать читателя».
Далее Сталин высказал несогласие с основными теоретическими и практическими выводами статьи. Начиная ее критический разбор, он привел следующую цитату Энгельса:
«Внешняя политика это безусловно та область, в которой царизм очень и очень силен. Русская дипломатия образует своего рода новый иезуитский орден, достаточно мощныгй, чтобыы превозмочь в случае надобности даже царские прихоти и, широко распространяя коррупцию вокруг себя, пресечь ее в своей собственной среде. Вначале этот орден вербовался по преимуществу из иностранцев: корсиканцев, как, например, Поццо–ди–Борго, немцев, как Нессельроде, остзейских немцев, как Ливен. Иностранкою быгла и его основательница, Екатерина II. До сих пор только один чистокровный русский, Горчаков, занимал высший пост в этом ордене. Его преемник фон Гирс опять уже носит иностранную фамилию. Это тайное общество, вербовавшееся первоначально из иностранных авантюристов, и подняло русское государство до его нынешнего могущества. С железной настойчивостью, неуклонно преследуя намеченную цель, не останавливаясь ни перед вероломством, ни перед предательством, ни перед убийством из–за угла, ни перед низкопоклонством, не скупясь на подкупы, не опьяняясь победами, не падая духом при поражениях, шагая через миллионы солдатских трупов и по меньшей мере через один царский труп, — эта шайка, настолько же бессовестная, насколько и талантливая, сделала больше, чем все русские армии, чтобы расширить границы России от Днепра и Двины за Вислу, к Пруту, Дунаю, к Черному морю, от Дона и Волги за Кавказ, к истокам Аму — Дарьи и Сыр — Дарьи. Это она сделала Россию великой, могущественной, внушающей страх, и открыла ей путь к мировому господству».
Прочитав эту выдержку из энгельсовской статьи, становится вполне понятным, почему она была неприемлема для Сталина. В статье явно преувеличивалась роль иностранцев в русской истории. Энгельс игнорировал тот факт, что все перечисленные им лица попросту находились на службе у русского государства. Они были профессионалами, получавш ими зарплату за свои услуги и не более того. Если бы не они, то нашлось бы десятки других желающих заполучить хорошо оплачиваемую должность на российской государственной службе. Не Россия нуждалась в них, а они нуждались в России и поэтому отчаянно боролись за места, за продвижение по службе, используя различные связи, не скупясь на взятки, и оттесняя таким образом с выгодных должностей не менее талантливых и достойных русских. Самостоятельной роли в выработке внешнеполитического курса эти люди не играли или почти не играли. К тому же Энгельс допустил явную передержку, утверждая, что российская дипломатическая служба была создана Екатериной II. В действительности, эта служба уходила далеко корнями в историю русского государства и в целом сформировалась в цельный организм еще в допетровские времена. Сталин, естественно, обратил внимание на все эти искажения в статье Энгельса. Он писал:
«Можно подумать, что в истории России, в ее внешней истории, дипломатия составляла все, а цари, феодалы, купцы и другие социальные группы — ничего, или почти ничего. Можно подумать, что если бы во главе внешней политики России стояли не иностранные авантюристы, вроде Нессельроде или Гирса, а русские авантюристы, вроде Горчакова и других, то внешняя политика России пошла бы другим путем. Я уже не говорю о том, что завоевательная политика со всеми ее мерзостями и грязью вовсе не составляла монополию русских царей. Всякому известно, что завоевательная политика была также присуща — нев меньшей, если не в большей степени — королям и дипломатам всех стран Европы, в том числе такому императору буржуазной формации как Наполеон, который, несмотря на свое нецарское происхождение, с успехом практиковал в своей внешней политике и интриги, и обман, и вероломство, и лесть, и зверства, и подкупы, и убийства, и поджоги».
Из этой цитаты видно, что Сталин не только отвел сделанные Энгельсом выводы в вопросе о роли иностранцев в русской истории, но и недвусмысленно дал понять, что методы внешней политики России совер шенно не отличались от дипломатических приемов «цивилизованной» Европы. Это свидетельствует о том, что Сталин уже тогда достаточно четко представлял себе, ту традиционную практику «двойных стандартов», которая стала излюбленным коньком европейских государств в отнош ениях со всем остальным миром, включая Россию, еще с незапамятных времен. Существо этой политики состояло в том, что любые действия Европы преподносились как «гуманные», «просвещенные», направленные на «защиту прав человека», в то время как политика России трактовалась как варварская, вероломная, захватническая, антигуманная. Сталин, однако, не был простаком, чтобы принимать всю эту пропаганду за чистую монету, даже, если она исходила от одного из основоположников марксизма–ленинизма.
Развивая свою мысль даль е, Сталин, подверг критике энгельсовский анализ международной обстановки, сложив ейся в Европе во второй половине про лого столетия, в том числе главный вывод Энгельса, что «падение русского царизма является единственным средством предотвращения мировой войны». Сталин назвал такую оценку «явным преувеличением», отметив значительное умень ение «самостоятельной роли царизма в области вне ней политики Европы» и его чисто вспомогательную роль для главных европейских держав перед началом военного столкновения между ними. В противоположность Энгельсу, Сталин полагал, что именно противоречия между германскими и англо–французскими интересами явились главной причиной первой мировой войны. Он писал:
«… Если империалистическая борьба за колонии и сферыг влиянияупускается из виду как фактор надвигающейся мировой войныг, если империалистические противоречия между Англией и Германией также упускаются из виду, если аннексия Эльзас- Лотарингии Германией как фактор войныг, отодвигается на задний план перед стремлением русского царизма к Константинополю, как более важныгм или даже определяющим фактором войныг, если, наконец, русский царизм представляет последний оплот общеевропейской реакции, — то не ясно ли, что война, скажем, буржуазной Германии с царской Россией является не империалистической, не рабительской, не антинародной войной, а войной освободительной, или почти что освободительной?».
