сестры студентов [547]. Видимо, эти постановки были серьезным событием для украинского общества. Сохранились даже программки таких представлений – например, премьеры пьесы «Алексей, человек Божий». Правда следует сказать, что программки тех времен не перечисляли исполнителей, но только краткий пересказ содержания [548].
Вот как описывал В. Горленко школьную драму в Киевской академии: «На площади перед Братством было особенное оживление. Любимое детище старого Киева – коллегиум, недавно названный академией, в тот день справлял ежегодное торжество. Перед разъездом студентов, по окончании годовых испытаний, устраивалось театральное представление, которого ожидали и к которому готовились давно. На этот раз профессор пиитики Лаврентий Горка ставил в первый раз свою пьесу… К братской ограде народ прибывал в экипажах и пеший. Большой двухэтажный каменный корпус, построенный Мазепой, уже светился огнями. Там “на конгрегации”, в зале торжественных собраний устроена была сцена, туда и стремился народ. Далеко не все из студентов могли попасть в самую залу: их так много, свыше 1000, было в то блестящее для академии время. Зрителями на спектакль допускались, разумеется, только старшие. Из младших, в число счастливцев, попали лишь участвующие в самой пьесе, где было множество хоров и «воинств». Не попавшие в залу толпились у окон, глядя пока на стеснившуюся в зале публику и прочитывая издали искусно разрисованную, огромную афишу…»
Как мы уже говорили, пьесы писались преподавателями Киевской академии, многие из которых стали признанными и популярными авторами. Сюжеты представлений, хотя чаще всего являясь религиозными, не были простым подражанием аналогичных действий в Европе, но базировались на собственных идеях. Часто произведения писались на злобу дня, посвящались украинским героям и деятелям – казацким полководцам, церковной элите, гетманскому окружению, преподавателям академии. К тому же в основу сценической формы была положена греческая античная классика. Не довольствуясь ею, украинские авторы использовали римское нововведение – трагикомедию. Феофан Прокопович был одним из активных поборников этого направления: «В нем остроумное и смешное смешивается с серьезным и печальным» [549].
В пьесах, ставившихся в Киеве, как и во всем украинском барокко, большое внимание уделялось метафоре. Декоративное оформление представления, грим и костюмы актеров – все имело смысловой оттенок, который, замечу, был хорошо понятен современникам (в отличие от нас с вами) [550].
Другой особенностью украинского театра была аллегория: сплав античной мифологии с образной системой Библии. Украинское барокко не видело ничего предосудительного в использовании античных аллегорий в христианских сюжетах [551].
В гравюрах украинского барокко мы тоже повсеместно встречаем аллегорические образы: Украина – одетая в порфиру коронованная дева, которая просит покровительства у митрополита киевского Иосифа Краковского (И. Щирский «Всенародное торжество»). Аллегория Днепра – в виде музицирующих русалок (Л. Тарасевич), город Киев – в виде обвитой лавровыми гирляндами беседки [552]. Скорее всего, именно так выглядели эти действующие лица и в театральных постановках.
Скупые свидетельства современников позволяют нам более-менее точно представить, как ставилась школьная драма. Это было полноценное представление с декорациями, костюмами, гримом, режиссурой и спецэффектами. В барокковом стиле изображалось место действия, причем чаще всего в аллегоричном виде. Например, рай представлялся в виде роскошного сада (столь уместного на Украине), пекло – в виде змея, который иногда отрывал пасть, из которой валил дым.
Исторические пьесы использовали довольно скупые декорации. Каждое действующее лицо имело в руках символы, которые отличали один от другого. Зато само представление было наполнено эффектами: переодевания, кровавые сцены, мертвецы, воскресение Христа, огонь, полеты и т.д. Избиение младенцев изображалось теневым театром, жертва Христа – образом чаши, смерть символизировалась изображением мака (эта же аллегория использовалась и при архитектурной отделке) [553].
Не менее разнообразными были и звуковые приемы – гром, плач, пение, хоры [554].
В нужный момент раздавались голоса из бездны или с неба, появлялся дьявол или божество. Руководил представлением режиссер, а исполнителями эффектов были актеры и очень часто – машинист (он метал «громы и молнии», с помощью его приспособлений актеры проваливались под сцену или наоборот «парили в небесах»). Все это делалось с целью привлечь внимание зрителя, обратить его внимание на тот или иной момент, усилить напряжение. Так как в целом структура пьес была декламационной, в них было мало действия, нужно было как-то нарушать это однообразие. Для этого, например, устраивали всевозможные переодевания. Очень популярными и встречавшими неизменный успех у зрителей были постановки краж или обмана (например, незадачливому купцу продают всякую мишуру вместо соболей) [555].
Другим ярким действом были сражения. Вообще, очень популярны были всевозможные «кровавые сцены», не уступавшие в своем реализме светскому театру. «Интриганта Зимфона не только вешают, но шут еще и издевается над повешенным на потеху зрителям». Изображали отсекание голов, избиение младенцев. Ученые, изучавшие украинский театр, не смогли точно определить, как инсценировались муки Евдокии, включенные в одну из постановок. Но как едко замечал Перетц, «для тех времен, привычных к публичным смертным казням, это было простым делом» [556].
Помимо трагических библейских событий, пьесы разбавлялись античными приемами. Например, при изображении восшествия на трон Нерона шли песни и пляски сатиров. Вообще, обращение к «языческим временам» давало широкий простор для фантазии. Например, Феофан Прокопович с помощью такого приема позволил себе яркую карикатуру на современное ему духовенство – их ненасытность и пьянство. Своих коллег он вывел в виде языческих жрецов во «Владимире».
Сохранившиеся рукописи пьес позволяют узнать, что составители пьес были хорошо знакомы с театральными эффектами, являясь не только авторами текстов, но и режиссерами. Например, на тексте пьесе «Алексей человек Божий» имеется приписка: «Тимофей Афинский показывается спящий на телеге». Сцены восстания Милости Божией из гроба в «Милости Божией» имели прописанные автором паузы, рассчитанные на «характер психики массового зрителя, религиозного до фанатизма» [557]. Сохранилась режиссерская ремарка: «С неба ударяет гром, земля разверзается и пожирает тело, из пропасти пламень и вопль» [558].
Для некоторых сцен, задуманных авторами, требовались очень сложные машины. Например, в сцене, когда апостол Петр входит в Рим, – по сценарию должны были падать языческие идолы и капища. В сцене, когда Христос спускается в пекло, сокрушаются врата и падают оковы, а Христос освещает своим лучом пекло [559].
Обычно на сцене было два-четыре актера, но некоторые сцены требовали большого числа статистов [560]. По утвердившейся в украинском барокко демократической традиции на сцене мирно уживались античные боги Марс, Беллона, Фортуна, а наряду с ними – Христос и Богородица. Особенное место в украинском театре занимал Дідько, т.е. черт, который любит пошутить, хоть от этих шуток делается жутко.
Помимо христианских персонажей и античных богов, в украинском театре присутствовали и персонифицированные понятия: совесть, зависть. В пьесе учеников Д. Ростовского действовали: вера,
