Митрофан Довнар-Запольский - История Беларуси

Мы уже видели, что зависимость крестьянина от помещика выражалась не только в том, что крестьянин не мог уйти из владений помещика и [не] платить ему дани, но также и в том, что помещик имел право суда над своим крестьянином, вообще над своим подданным. Это право суда создалось исторически и представляет одну из прерогатив шляхты. Помещичья юрисдикция создавалась постепенно путем издания частных грамот, [введения] обычая и постановлений общего государственного характера. Объем ее окончательно определился законом, изданным генеральной конфедерацией 1753 г., которая разрешила помещику наказывать своих подданных во всех случаях по своему усмотрению. Этот неопределенный закон рассматривался землевладельцами как право налагать на крестьян высшее наказание, в том числе и смертную казнь. В действительности виселица составляла принадлежность большого экономического двора. Помещики иногда составляли уставы, которые характеризуют положение крестьян в их имениях. В этих уставах определяется не только размер платежей и повинностей, но и гражданские права крестьянина. В этих уставах чаще всего требовалось, чтобы крестьянин нигде не смел покупать водки, кроме владельческой корчмы. Крестьянам запрещается возить продукты на сторону для продажи, а продавать на панском дворе, им запрещалось охота, звероловство, запрещаются сходки и советы, устанавливались правила нравственности, напр., обязанность младших почитать старших и т. п.

Впрочем, в тот же период, т. е. в 18 в., зарождается в Белоруссии и Польше и крестьянский вопрос, т. е. стремление улучшить положение крестьян. Появляются такие помещики, как последний литовский канцлер Иоахим Хребтович и его сын Ириней, издававшие очень гуманные законы для своих крестьян, появляются такие авторы как Стройновский, Коллонтай и др., призывавшие помещиков ослабить узы рабства в отношении крестьян. Но все это были единичные явления, сравнительно с общим фоном тяжелой крестьянской жизни.

Вглядываясь в историю развития крепостных отношений в Белоруссии, читатель заметит сходство этого развития с аналогичным процессом в Московской Руси. Но в нем есть и крупное различие, совершенно обособляющее юридическую сущность крепостного права в обеих половинах Руси. В Московской Руси крепостное право имело государственный характер: служилый человек был таким же крепостным по отношению к государству, как и его крепостной крестьянин по отношению к нему. Боярин был холоп своего государя, но от государя он получал своих холопов-крестьян для того, чтобы, пользуясь их повинностями, успешно нести службу государству. Отсюда и власть холопа-помещика над холопом — крестьянином определяется той широтой, какую определяет для первого государство. В Литовско-Русском государстве крепостное право развивалось на основе идеи, определявшей его в Западной Европе. Помещик был государь на своей территории: всякий на ней живущий, являлся подданным владельца (так, владельческие крестьяне и горожане и назывались в Западной России и Польше подданными своего пана). Поэтому широта власти такого помещика над лицом, живущим в его имении, определяется правами самовластного государя; помещик сам издавал законы для своих подданных, судил и наказывал [их], до смертной казни включительно.

Многовековая связь Литвы с Польшей не могла пройти бесследно для первой в деле культурного и политического ее развития. Отношения политические влекли за собой сношения культурные и религиозные. Нельзя отрицать того, что в области религии и культуры польская национальность оказала сильное воздействие на верхние слои белорусского народа, но в отношении права не следует приписывать этому влиянию слишком большого значения. Правовой уклад жизни и конституция уложились в Литовско-Русском государстве раньше, чем началось усиленное влияние польской культуры. В эпоху унии 1569 г. конституционный строй государства оформился. Статуты были изданы, между тем до этого времени влияние было не только незначительно, но национальное направление и в самой Литве, и в Белоруссии было очень сильно. В правовых конституциях иногда встречается совпадение с польскими, но во всяком случае, эти правовые нормы вырастали самостоятельно, на основах древнерусской жизни. После унии сказывается не столько правовое влияние, сколько слагается общий колорит жизни верхнего класса, сходный с колоритом польской жизни, в силу общности интересов, религии и воспитания высших классов общества обоих государств.

Эпоха реформ началась с постановления Виленского сейма 1563 г. об уравнении шляхты католического и православного вероисповеданий в правах на получение достоинств и врядов, т. е. почетных и судебно-административных должностей. Постановление состоялось в форме парадной жалованной грамоты с тем, чтобы содержание ее было внесено в редактируемый тогда Статут. Здесь дело шло об отмене известных нам уже статей Городельского привилея 1413 г., далеко не пользовавшихся, однако, широким применением в жизни. Появление закона 1563 г., который в конечном итоге говорит, что всеми шляхетскими правами пользуется шляхта вообще христианского вероисповедания, объясняется тем, что в это время в пределах Литовско-Русского государства был в сильной мере распространен протестантизм, поэтому этот закон надо рассматривать как закон об уравнении всех христианских вероисповеданий. Что касается православного вероисповедания, то Городельский привилей 1413 г. действительно предоставлял должности только лицам католического вероисповедания. Правда, привилеи 1432 и 1434 гг. отменяли это постановление Городельского привилея, но все же в отношении православных последующая практика не была однообразной. Вообще говоря, эти ограничения не имели серьезного значения и православная шляхта занимала должности не только в русских областях, где ее права не были, конечно, ограничены, но и в самой Литве, хотя иногда при назначении на высшие вряды происходили трения на этой почве, т. к. эти древние законы не всегда одинаково понимались. Отсутствие одинакового понимания законов затруднялось еще и тем, что понятие схизмы было весьма неопределенное, ибо в 15 и в начале 16 в. господствовало в православной церкви довольно неопределенное положение, т. к. большинство митрополитов признавало унию с церковью католической на основе Флорентийской [унии]. Вот почему применение этого закона не имело большого практического значения и вообще речь о вероисповедании при назначении на должности подымалась очень редко.

Важной составной частью земских реформ было уравнение в правах всей шляхты, как в политическом, так и в судебном отношении. В результате реформы и рядовая шляхта, и родовитые князья, и паны составили одно поветовое шляхетское общество, как судебную, военную и административную единицу и как политический орган и избирательную курию. Для проведения этого принципа понадобилось прежде всего прочно установить понятие местного органа самоуправления — повета.

Понятие повета, как известной однообразной по характеру управления и по географическому пространству единицы, выработалось не сразу. Первоначально единицами местного управления и деления были: земли с наместниками во главе (Полоцкая, Витебская, Смоленская, Подляшская, Жмудская со старостой во главе). Земли делились на волости и тивунства (на Жмуди). В собственно Литве, т. е. в воеводствах Трокском и Виленском, единицами местного деления были: староства, державы, волости; староства и державы со старостами и державцами во главе различались лишь по географическому масштабу и по объему власти, которая в большей мере принадлежала старостам, чем державцам. Суд в староствах, державах и жмудских тивунствах принадлежал старостам, державцам и тивунам и суду этому принадлежали и шляхта и не шляхта (господарские крестьяне и непривилегированные города). Старосты, державцы и тивуны становились во главе земского ополчения. Первоначально они заведывали сбором податей со шляхетских имений. Таким образом, это были органы публичного управления, но в то же время они были приказчиками господарского скарба, потому что суд и управление господарскими крестьянами и непривилегированными городами, хозяйственная деятельность этих органов — все эти функции делали их органами частного управления великокняжеских имений. Суд был не столько обязанностью означенных административных органов, сколько очень важной привилегией, потому что соединялся со сбором судебных пошлин и давал большой доход. Таким образом, строгого разграничения по сословиям не было.

Но это смешение касалось только низшей шляхты, жившей на господарских землях. Высшая родовитая шляхта была вне поветов, т. е. она судилась самим великим князем и особо назначенными им лицами, она непосредственно вызывалась на сейм особыми листами и на войну выходила во главе своих почтов, т. е. отрядов, отдельно от мелкой поветовой шляхты. Общегосударственное значение имела воеводская власть, которая распространялась на родовитую шляхту в военном, финансовом и чаще — в судебном отношениях. Но и воевода был старостою-приказчиком по отношению к тем господарским дворам или волостям, которые по обычаю того времени приписывались к воеводству. В географическом отношении понятие поветов было чрезвычайно неопределенно — были поветы совершенно незначительные по пространству и населению и весьма большие.