Россия и Бухара, 1880–1884 гг
В начале 1880-х годов между Ташкентом и Петербургом возник конфликт по поводу будущего Бухары, похожий на конфликт о будущем Хивы в середине 1870-х. Сторонников аннексии Бухары всегда было предостаточно. В 1874 году Н.П. Стремоухов с одобрением цитировал приписываемое многим бухарцам мнение, что Бухара не сможет долго сохранять свою независимость и рано или поздно будет аннексирована Россией. На следующий год барон А.Г. Жомини, старший советник и заместитель министра иностранных дел, говорил исполняющему обязанности временного поверенного в делах Великобритании Вильяму Дориа, что Россия должна в конце концов аннексировать Бухару и Коканд, как Индия (имеется в виду Британская Индия. – Пер.) в конце концов должна аннексировать Афганистан. Географ М.И. Венюков в 1877 году, как и капитан Путята и швейцарский путешественник Генрих Мозер в 1883-м, считали аннексию Бухары всего лишь вопросом времени.
Кауфман, если исключить его поддержку аннексии Хивы в середине 1870-х годов, в целом относился к автономии Бухары и Хивы достаточно терпимо, поскольку был убежден в их неизбежном падении. Столкнувшись с непреклонным противодействием аннексии со стороны Петербурга, он был готов ждать. Кауфман считал, что пример хорошего управления и материального процветания, подаваемый русским Туркестаном, в долговременной перспективе вызовет напряжения и волнения в этих ханствах, которые те не смогут пережить. К началу 1880-х годов Кауфман мог с удовлетворением доложить, что Бухара и Хива уже распадаются, что впечатление, которое произвел на их жителей пример русских, так велико, что приходится сдерживать их слишком сильное тяготение к России. Генерал-губернатор указывал на иммиграцию бухарцев в русский Туркестан, особенно из Заравшанского округа, где более остро ощущается нехватка воды для орошения земли. Кауфман преувеличивал значимость бухарской иммиграции, поскольку ее численность была сравнительно небольшой, и многие мигранты были сезонными рабочими, которые после сбора урожая возвращались к себе домой. Более того, в Бухару прибывало достаточное количество иммигрантов из афганского Туркестана и Бадахшана, бежавших от неспокойных условий жизни в тех местах. В то время как генерал фон Кауфман мог находить утешение в том, что, по его мнению, Бухара и Хива падут в недалеком будущем, он никогда не смог бы смириться с их существованием неопределенно долгое время. В своем последнем докладе на эту тему он сожалел об «отвратительной организации экономики в ханствах, из-за которой трудящиеся массы пребывают в отчаянной бедности, под постоянным гнетом административных и налоговых злоупотреблений и нарушения прав собственности». Плохое состояние Амударьинского отдела он приписывал «угнетению и разорению трудолюбивого большинства населения под властью Хивы». Наконец, он предлагал, чтобы дорогостоящая «натуральная субсидия», предоставляемая Россией эмиру Бухары в виде воды из Заравшана, была уменьшена с тем, чтобы больше воды оставалось для обеспечения потребностей Заравшанского округа.
М.Г. Черняев, который в 1882 году вернулся на поприще своих прежних подвигов в качестве преемника Кауфмана, открыто выступал за немедленную аннексию Бухары и Хивы. Внутриполитическая ситуация в Бухаре давала новому генерал-губернатору шанс реализовать свои взгляды. Существование серьезной внутренней оппозиции и нелюбимого старшего сына Музаффара в изгнании указывали на вероятность яростной борьбы за престолонаследие после смерти эмира. В Центральной Азии такая борьба была обычным делом, но она была бы весьма неблагоприятна для России. Уже в сентябре 1881 года слухи о том, что 58-летний Музаффар очень болен, привели Ташкент в волнение из-за беспорядков, которые ожидались после его смерти.
24 июня 1882 года, перед тем как ехать в Ташкент, чтобы принять свое новое назначение, Черняев представил свои аргументы в пользу аннексии Бухары на специальном совещании в Петербурге, где присутствовал начальник Генерального штаба, министр финансов и новый начальник Азиатского департамента Министерства иностранных дел И.А. Зиновьев. Черняев сказал: «Мы можем рассчитывать на так называемую русскую партию, состоящую из крестьян и торговцев, видящих в русском правлении надежную гарантию личной безопасности и сохранности собственности. Они давно желают присоединения к России и в случае, если начнутся беспорядки, определенно обратятся к нам с просьбой об установлении в Бухаре русской власти». Отмечая экономические преимущества аннексии, генерал-губернатор в качестве первого шага предлагал «незамедлительно назначить официального представителя России в Бухаре. В его обязанности входило бы наблюдение за ходом политических событий с тем, чтобы в случае возникновения беспорядков мы могли своевременно принять меры, а также постепенно подготовить население Бухары к мирному переходу под управление России». Однако совещание не приняло предложений Черняева, рекомендовав ему «отказаться от любых шагов, которые впоследствии могли бы привести к изменениям в наших отношениях» с Бухарой. Несмотря на наличие нежелательных черт в существовавшем статус-кво, в особенности латентной политической нестабильности, совещание указало как на огромные финансовые затраты, которые повлечет за собой аннексия, – Россия никогда не смогла бы выжать из Бухары такой доход, какой выжимало правительство эмира, – так и на подозрения, которые аннексия может вызвать у Британии. В качестве альтернативы аннексии совещание рекомендовало, чтобы Россия дала официальную санкцию на престолонаследие тому «принцу, которого поддержит большинство населения и который пообещает сохранить такие же отношения с Россией, какие были у его отца».
В начале 1883 года русские, посетившие Бухару, сообщали о недовольстве бухарского населения административными и налоговыми злоупотреблениями правительства эмира, а также о враждебности религиозных фанатиков в отношении прорусской политики Музаффара. Сам Музаффар уже год назад уехал из столицы, спасаясь от ненависти ее жителей, подогреваемой мусульманским духовенством. В то же время, судя по всему, шло формирование единой оппозиции, ядром которой были сторонники старшего сына эмира Абдул-Малика, проживавшего в то время в Индии на содержании британцев. Чтобы разъяснить свои намерения в отношении Бухары, Россия весной 1883 года предложила Музаффару прислать в качестве своего представителя на коронации Александра III того из сыновей, которого он желал бы видеть своим преемником, чтобы император мог утвердить его бесспорным наследником трона. За десять лет до этого Музаффар выбрал
