своим преемником пятого сына Абдул-Ахада, бека Кермине, который теперь приехал и получил конфирмацию от императора.
Однако этот жест, выражавший заинтересованность России в мирной передаче трона, не решил проблемы. В действительности после поездки Абдул-Ахада в Россию, во время которой он откровенно восхищался увиденным, фанатичное духовенство еще больше склонилось на сторону Абдул-Малика как своей последней надежды. В ноябре 1883 года начальник Самаркандского уезда капитан Арандаренко докладывал, что, по слухам, Абдул-Малик, который по-прежнему надеется получить трон, пристально наблюдает за ситуацией в Бухаре и поддерживает контакты с оппозицией, и прежде всего с духовенством. В начале следующего месяца Ташкент сообщил начальнику Генерального штаба Н.Н. Обручеву о своих опасениях, что антирусская партия Бухары при первой же возможности взбунтуется против Музаффара или назначенного им преемника. Тревога Ташкента еще очевиднее проявилась в докладе Черняева от 12 декабря военному министру, где он писал, что до него дошли слухи, будто Куляб и Балджуан захвачены бывшим беком Куляба при помощи афганцев. Ожидая инструкций из Петербурга, Черняев докладывал: «Я приказал генералу Иванову (начальнику Заравшанского округа), если эти слухи подтвердятся, немедленно отправить два батальона и батарею в Каттакурган, чтобы морально поддержать эмира, которым недовольно население, поскольку в случае дальнейших успехов афганцев в Бухаре может случиться мятеж в пользу английского ставленника катта-тюра». Слухи оказались ложными, но проблема престолонаследия продолжала тревожить Россию, пока Абдул-Ахад не был благополучно посажен на трон своего отца.
В первой половине 1880-х годов борьба между сторонниками аннексии и приверженцами невмешательства разгорелась на другом фронте, когда серьезному рассмотрению подверглась неудовлетворительная система взаимодействия с Бухарой посредством нерегулярных посольств. Ближе к концу своей службы генерал фон Кауфман предложил, чтобы в Бухаре появился постоянный русский торговый представитель, в обязанности которого входил бы сбор разведывательной информации о Бухаре и Афганистане. Министерство иностранных дел выдвинуло встречное предложение об учреждении при дворе эмира специального дипломатического агента, но Кауфман выступил категорически против. Музаффар являлся всего лишь вассалом генерал-губернатора Туркестана, и приставить к нему члена дипломатического корпуса означало бы поощрять его претензии на независимость.
Концепция Черняева об учреждении поста русского представителя как способ подготовить Бухару к аннексии не сильно отличалась от предложения Кауфмана. Генерал Н.О. Розенбах, который в 1884 году стал преемником Черняева, отличался от своих предшественников тем, что одобрял петербургскую политику невмешательства в отношении ханств, но тоже поддерживал учреждение поста коммерческого представителя, подчиненного Ташкенту, а не политического агента, ответственного перед Министерством иностранных дел. Несмотря на несогласие Ташкента, Петербург настоял на своем. В мае 1884 года, вскоре после назначения Розенбаха, министр иностранных дел надавил на нового генерал-губернатора, вынуждая его согласиться с необходимостью присутствия в Бухаре постоянного политического агента для защиты коммерческих интересов России, продвижения русской торговли и выполнения требований договора 1873 года, в частности запрещения незаконных сборов с русской торговли. Через полтора года Министерство иностранных дел наконец добилось своего, как это обычно бывало в вопросах политики, решавшихся в столице.
В начале 1880-х годов атмосфера русско-бухарских отношений постоянно менялась: менялись правители ханства, менялся способ взаимодействия России с подконтрольным ему государством и, наконец, менялся в сторону ускорения способ коммуникации со столицей эмира. В течение предшествующих десяти лет русская телеграфная сеть распространилась на русский Туркестан, дойдя до Ташкента в 1873 году, до Ходжента – в 1875-м, до Самарканда и Коканда – в 1876-м и до Каттакургана и бухарской границы – в 1878 году. В конце 1870-х годов генерал фон Кауфман несколько раз поднимал вопрос о телеграфной связи с Бухарой, но, очевидно, без особой настойчивости и, как следствие, без результата. Однако в начале 1880-х Россия всерьез поставила вопрос, чтобы дотянуть телеграфную линию от Каттакургана до столицы Бухары. Возможно, Россию подтолкнула нестабильная политическая ситуация в ханстве, требовавшая, чтобы Ташкент имел возможность немедленно получать информацию о важных событиях, или дело было в желании консолидировать и развивать свои территории в Центральной Азии после завоевания закаспийских территорий.
Переговоры об установлении телеграфной связи между Каттакурганом и Бухарой начались в январе 1883 года в Шахрисабзе. Генерал-майор Фердинанд фон Витгенштейн в сопровождении подполковника В.В. Крестовского был направлен Черняевым, чтобы добиться согласия Музаффара на строительство телеграфной линии за свой счет. Эмир оказал предложению русских такое же решительное сопротивление, как в свое время в вопросе о рабстве и работорговле. Он утверждал, что Россия может и дальше осуществлять свое влияние на Бухару и оказывать ей поддержку в борьбе с врагами, как делала это раньше без телеграфа. Преимущества, которые давал телеграф, были бы прежде всего коммерческими и принесли бы пользу только торговцам. Но торговцев в Бухаре было незначительное количество, огромное же большинство населения составляли крестьяне, над которыми эмир имел гораздо меньше власти, чем духовная иерархия, а духовенство из религиозных соображений выступало против любых инноваций, таких как телеграф. Зная, что политика России предполагает поддержку его власти и влияние через него на Бухару, Музаффар использовал свои козыри. Если император решит приказать ему в вопросе о телеграфе, у него, конечно, не будет иного выбора, кроме как подчиниться, но его власть в ханстве будет подорвана, поскольку массы пойдут за духовенством. Исходом неизбежно станет полный захват Бухары Россией. Самое большее, что Музаффар мог бы пообещать Витгенштейну, – это попытаться нейтрализовать клерикальную оппозицию.
В октябре 1883 года Витгенштейна снова отправили в Бухару с той же самой миссией. Ему пришлось ждать две с половиной недели, пока Музаффар пытался напрямую связаться с генерал-губернатором Черняевым, находившимся в Самарканде. После того как Черняев отверг его попытки, эмир принял Витгенштейна и 21 октября в конце концов уступил в вопросе о телеграфе. Как он и говорил Витгенштейну в январе, если Россия будет настаивать, Бухаре останется только подчиниться. За лето 1884 года телеграфная линия была построена и 28 августа начала работать. Бухарское правительство заплатило за проведение линии до границы с Россией и обещало платить за ее обслуживание, а также взяло на себя ответственность за охрану линии и телеграфной конторы в столице. Доход от телеграмм, передаваемых по линии в Бухаре, должен был идти эмиру. Договор на обслуживание линии сроком на двенадцать лет заключил русский купец из Оренбурга по фамилии Назаров. Таким образом, Бухара приобрела свое первое современное средство связи с внешним миром. Телеграф стал всего лишь предвестником разрушения изоляции Бухары от мира XIX века.
Надежной почтовой службы между Бухарой и Каттакурганом по-прежнему не существовало. Установление регулярной почтовой связи, впервые предложенной Музаффару Петровским в 1872 году, было повторно отвергнуто эмиром 1874-м. В начале 1881 года русский татарин из Тамбова, некто Бурнашев, с разрешения русского правительства организовал частную почтовую
