хочет там тайно извести молодого императора, а на его место посадить сына своего Евхерия [182]. Как ни нелепо было это обвинение, как ни очевидна была клевета, потому что Олимпий ничем не мог подтвердить истины своих слов, однако ж император выслушал охотно своего любимца. Он не обращал внимания на то, правду ли говорит ему Олимпий; ему нужно было отделаться от Стилихона, и он рад был, что нашел к тому предлог, хотя в душе, может быть, не был убеждён в преступлении министра.
Впрочем, как бы то ни было, составился при Дворе новый заговор против Стилихона. Тогда как прежние интриги против министра имели целью одно ослабление его могущества и с ним виесте, конечно, влияния варваров в Империи и только в крайнем случае погибель его; теперь заговорщики решительно имели в виду безусловно одну его смерть. Кажется, на первый раз положено было «назначить смотр Тицинской армии, и к этой церемонии пригласив Стилихона, предать его в жертву ненавидевших его солдат, или же возбудить их к убийству в то время, когда они будут ведены им для соединения с Аларихом».
План этот не удался. Хотя Стилихон по прежнему не знал в подробности и положительно, кто именно его враги, в какой степени они сильны и что именно они замышляют, однако ж не мог не догадаться, что против него предпринимают вечто недоброе. По крайней мере он нисколько не спешил на Восток, ожидая, чем кончатся козни его врагов, не переводил Тицинской армин, вопреки условию его с императором, опасаясь встретить с их стороны неприязненные действия; по этой же причине, под разными предлогами, отказался ехать в Павию, куда император приглашал его для смотра войска [183]. Эта неудача не остановила заговорщиков. Они положили привести в исполнение свои замыслы другим образом: им нужнее всего было ранее привязать к себе солдат. Олимпий принял и это дело на себя; он дал им обед, посещал больных и, как бы в порыве сострадания, рассказывал им о различных кознях, приготовляемых Стилихоном им и императору. Понятно, что ненависть солдат к полководцу после этого дошла до бешенства. Тогда Олимпий пригласил многих офицеров к участию в заговоре. Заговор ужасный и едва ли можно найти подобный в историн: здесь император составлял заговор против своих подданных.
Дело происходило так: через четыре дня после своего приезда в Павию император призывает в свою ставку (praetorium) солдат. Гонорий сидел на своём обычном месте, окружённый важнейшими чинами Империи. Едва начал он говорить им о необходимости похода против узурпатора, как Олимпий подал знак к начатию того, что было задумано [184]. Речь императора и жесты его любимца, как видно, были условным сигналом к убийству.
Солдаты бросились на приверженцев Стилихона, которые стояли вблизи императора, и первыми жертвами их неистовства были Лимений, начальник заальпийской гвардии (Praefect praetorii), и Хариобайд, главнокомандующий войсками Галльской префектуры (Magister militum). Той же участи подверглись и были убиты Винцентий, начальник кавалерии (Magister equitum) и Сальвий, начальник дворцовой стражи (Scholae domesticorum comes). Император, который при начале убийства удалился было из преториума, потому что не мог вывести этого кровавого зрелища, а может быть и потому, что хотел остаться в стороне, т. е. показать себя невиновным в этом деле — опять явился туда, думая, что там всё уже кончено. Но убийство только что началось и приняло гораздо большие размеры, нежели как желали заговорщики. Солдаты рассыпались по городу и убивали всякого, кто только казался им приверженцем Стилихона; вторгались в храмы, где искали спасения многие вельножи, и там умерщвляли их. Вопли отчаяния и ужаса, стоны умирающих, брань разъярённых солдат, всё это сливалось в один ужасающий шум и оглашало город. Напрасно император, появившись среди города, старался прекратить убийство, теперь казавшееся уже бесполезным; перед его глазами пали под ножами солдат искавшие спасения в бегстве, но схваченные: Неморий, генерал-церемонимейстер (ordinum palatinorum magister), министр финансов и уделов (fisci praefectus et rerum privatorum, sive patrimonii principis comes) Патроний, и государственный секретарь Сальвий, не избежал погибели и Лонгиан, префект преторианский, несмотря на то, что у ног Гонория умолял его о заступлении. Император начал уже опасаться за свою собственную безопасность и поспешно удалился с кровавого позорища. Убийство и грабительство продолжались до поздней ночи. Рассвирепевшие солдаты убивали уже не одних друзей Стилихона и варваров; многие погибли лишь потому, что попались им под руки [185].
Нельзя, однако ж, не заметить, что более всего гибли занимавшие важные места в государстве. Вероятно, во время этой резни погиб прославлявший подвиги Стилихона поэт Кл. Клавдиан. Этот писатель пользовался, как мы уже заметили, постоянным покровительством министра и был органом его политических идей. Посему я считаю нужным, или по крайней мере не излишиним, сделать здесь отступление от своего рассказа и представить в общих чертах характер его поэзии.
Хотя Клавдиан жил в то время, когда христианская вера сделалась господствующей в Империи, но он является в своих произведениях совершенным язычником. Мысли его языческие, форма этих мыслей тоже языческая. У него постоянно встречаешь богов и богинь, которые в разных образах сходят на землю и управляют делами людей. Нельзя не заметить, что со стороны мыслей и формы их выражения Клавдиан является подражателем Вергилия. Эта подражательность объясняется духом тогдашнего времени, когда не только все светские писатели, но и некоторые духовные считали главным условием прекрасных произведений близкое сходство их с творениями классиков. Тем не менее, однако ж, нельзя отказать Клавдиану в названии отличного поэта. Если рассматривать его в сравнении с другими стихотворцами, жившими в последний период существования империи от Константина Великого до её падения (Пруденций, Авит, Авзоний, Сидоний Аполлинарий), то он стоит несравненно выше их.
Но, разбирая его творения даже безотносительно, нельзя не признать в нём замечательного дарования, и первое, что бросается в глаза при чтенин его сочинений (а эти сочинения суть: In primum consulatum Stilichonis или De laudibus Stilichonis - две книги, In secundum consulatam Stilichonis - одна книга, De bello Getico, In III, IV, VI cons. Honorie, De bello Gildonico, Laus Serense, De nuptiis Mariae et Honorii, In Eutropium - 3 книги, Raptus Proserpinae, несколько эпиграмм и мелких стихотворений), это необыкновенно строгое развитие главной мысли. В каждом его творени непременно одна какая-нибудь мысль; на ней держатся и с нею крепко связаны другие побочные мысли, к ней также прикрепляются совершенно разумно все факты,
