них, чтобы уничтожить вместе с ним всякую силу, которая доселе связывала в одно страшное целое разнородные варварские полчища, наводнившие Империю.
Олимний взялся помочь императору и антиварварской партин в этом затруднении. Он, как видно, был убеждён в невинности Стилихона и благородстве его мыслей, и не без освования полагал, что он, для доказательства чистоты своих действий, согласится отдаться под арест. Таким образом на благородстве министра любимец императора основал возможность погубить его и заступить его место. Руководимый его советами, Гонорий наградил убийц и послал в Равенну два повеления, из которых в одном предписывалось взять Стилихона под стражу, а в другом казнить его; начальник же отряда, к которому были посланы эти указы, именем Гераклиан, должен был сначала первое предписание представить министру, а потом, когда оно возымеет желанное действие, исполнить второе. Стилихон, конечно, ничего не знал об этом коварстве, и когда узнал, что прибыл гонец от императора с указом, то думал, что его осудили на смерть. Была бурная ночь; дождь лил ливмя; ветер страшно шумел по улицам равеннским; его завыванию вторил рёв волн, с яростью ударявшихся о приморскую сторону города. С глубокой горестью сидел Стилихон в своём дворце; перед ним стоял прекрасный юноша. Это был сын его Евхерий. Отец прощался с сыном, который должен был немедленно тайно бежать из Равенны в Рим и там спасать себя и свою мать; Стилихон в последний раз глядел на своего сына. Он решился умереть. Он знал, что ему стоит только кликнуть клич, чтобы иметь тысячи защитников; но он не хотел этим воспользоваться, и предчувствовал, что ему остается жить только несколько часов. Теперь всё его внимание, все чувства были сосредоточены на сыне; один он привязывал ещё к жизни бедного, оскорбленного людской несправедливостью старца. Лишь только Евхерий вышел из дворца, Стилихон удалился в близлежащую церковь, думая, что, пока его будут искать, сын его успеет оставить город. Между тем весть о несчастьи Стилихона быстро разнеслась по всему городу. Когда начало светать, все варвары с оружием в руках явились около церкви, с твёрдым намерением защищать его, если вздумают сделать ему насилие. Вскоре туда же прибыл Гераклиан со своими солдатами, чтобы схватить Стилихона. Но, увидев грозную толпу, рассудил, что оружием здесь не достигнешь своей цели; он начал уверять Стилихона и варваров, что вовсе не имеет приказания умерщвлять министра, а что ему приказано только арестовать его и содержать под стражей с честью, приличной его сану; когда же этому никто не поверил, то Гераклиан привёл епископа и в присутствии его клятвою утверждал истину слов своих.
Стилихон вышел из церкви; но едва солдаты увидели его в своих руках, как начальник их тут же представил ему другое повеление императора, в котором предписывалось за различные государственные преступления казнить его. Какое-то давящее чувство овладело Стилихоном при виде этого обмана; он молчал. Но когда ему сказали, что Евхерий вне города, он спокойно начал готовиться к смерти [190]. Когда же повели его к месту казни, то тысячи голосов закричали, что этому не бывать; бряцание оружия, которым сопровождались эти слова, показали римским солдатам, что это не пустая угроза. Стилихон был так подавлен гнётом разнообразных чувствований, что ничего не в состояния был сказать варварам на энергическое выражение их привязанности к своему военачальнику; он ослабевал. Лицо его, обращённое к варварам, сперва выражало моление, чтобы они оставили его на произвол судьбы; потом, когда это не произвело никакого действия и варвары по-прежнему просили у него позволения исхитить его из рук солдат, а сии последние, чтобы предотвратить это, выразили намерение скорее умертвить его и тем положить конец делу, тогда больно стало душе его, что им, некогда бывшим грозой готов и других народов и могущественнейшим властителем Империн, так своевольно располагают теперь две толпы; тогда вся прежняя энергия возратилась к нему; он выпрямился во весь свой гигантский рост; лицо его сделались грозно [191]; какой-то панический страх объял и варваров и солдат; первые думали, что он разгневан на них за их ослушание, другие полагали, что он соглашается на требование варваров и хочет защищать свою жизнь; те и другие опять увидели в нём великого полководца и расступились перед ним. Но скоро лицо его приняло опять выражение спокойствия и преданности воле Божией. Стилихон преклонил колена, нагнул голову, давая тем знать, что он соглашается принять казнь; никто из солдат не трогался с места; тогда сам Гераклиан выхватил меч и бросился на Стилихона [192]; железо взвилось над ним, кровь брызнула и окровавленная голова скатилась наземь. Варвары плакали.
Это случилось 23 августа 408 года.
Мы довели свой рассказ до последней минуты жизни Стилихона. Однако ж после его смерти ещё не совсем кончается история его. Прежде, нежели мы представим эти события, непосредственно следовавшие за смерттю Стилихона и имеющие теснейшую связь с судьбою его, я считаю нелишним обратиться назад - к прежней жизни этого замечательного человека, и из обстоятельств её, согласно предположенному мною в начале труда плану, вывести черты, существенно характеризующие его, и вместе показать в немногих словах, какая задача дана была его исторической деятельности для решения, какую роль назначено было ему играть в эти смутные времена и как наконец решил он эту задачу и выполнил эту роль. Тогда понятнее будут события, случившиеся после его смерти и служащие заключением истории его.
Характеристика Стилихона. — События, бывшие следствием его смерти. — Заключение.
Стилихон был одарён от природы умом обширным, глубоким и всесторонним, соображение имел необыкновенно быстрое. Самые враги-порицатели отдавали ему в этом отношении должное. Обширность и глубина его и быстрота соображения отразились как в военных его подвигах, так и в делах управления государством. Как полководец, Стилихон не следовал какой-либо однажды навсегда принятой тактике, но всё соображал с обстоятельствами в характером своих противников. Можно однако ж признать за верное, что Стилихон наперёд старался всегда поставить неприятеля в возможно-тесное положение, и потому он сначала всегда уклонялся от боя, утомлял его разными манёврами, и потом, когда замечал, что тот ослабевает, стремительно нападал на него; после этого он не давал своему врагу покоя, и оставлял его только тогда, когда тот, стеснённый со всех сторон, соглашался на все его условия [194]. Причина огромных успехов Стилихона на военном поприще, без всякого сомнения, преимущественно заключается в том, что он не
