Совершенно иную картину мы наблюдаем в частновладельческих городах внутренних областей Великого княжества — таких как Мстиславль, Пинск, Слуцк. В предыдущей части было показано, что произвол владельцев этих городов был ограничен, под покровительством великокняжеской власти их жителям был гарантирован ряд прав, включая право апелляции к господарю. Этим правом горожане Пинска, например, охотно пользовались: в 1501 г. они били челом Александру на своего князя Федора Ярославича, на «новины» и «кривды» с его стороны[664]. К этому нужно добавить, что названные города обладали весьма многочисленным населением. В частности, крупным городом был Слуцк: в начале XVI в. он насчитывал, по данным А. П. Грицкевича, несколько тысяч жителей[665].
Важно отметить, что Мстиславль и Слуцк имели развитые структуры самоуправления. В первом из названных городов уже в грамоте 1443 г. упомянуты должностные лица городской администрации — десятники, выполнявшие судебно-административные функции; те же должности фигурируют и спустя сорок лет, в документе 1483 г.[666] Население Слуцка добилось самоуправления по магдебургскому праву в 1441 г. Самоуправление это, конечно, было не полное: войт — глава городской рады — назначался слуцким князем, однако рядом городских дел, ремеслом и торговлей управляли сами горожане[667]. После разорения Слуцка татарами в начале XVI в. магдебургское право там уже не действовало, но в 1503 г. кн. Семен Слуцкий дал снова своему городу самоуправление[668].
Таким образом, при формально одинаковом правовом статусе всех рассмотренных выше городов — частновладельческом — нельзя не заметить существенной разницы в фактическом положении горожан порубежных удельных городков-крепостей, с одной стороны, и Мстиславля, Слуцка или Пинска — с другой. Эта разница определялась величиной и степенью развития городской общины, ее успехами в расширении объема завоеванных прав и самоуправления. Отсюда и важные для нашей темы различия в позиции этих городов относительно Литвы: Мстиславль, Пинск, Слуцк были с ней тесно связаны, входили в политическую систему Великого княжества Литовского, а крошечные посады удельных пограничных городков (едва различимые за княжеской крепостью) находились вне этой системы — даже в тех случаях, когда их владельцы-князья, вроде Мосальских, зависели от виленского двора и все сильнее, как мы видели, попадали в орбиту его влияния. Можно предположить, что такая разница в положении этих городов должна была сказаться на их позиции в период русско-литовских войн рубежа XV–XVI вв. — это предположение нам предстоит проверить в следующей главе.
Перейдем к изучению городов иной категории — великокняжеских. В первом приближении среди них можно выделить две группы: крупные привилегированные города (Полоцк, Витебск, Смоленск и др.) и небольшие города, не получившие великокняжеских привилеев. С городов этой второй группы мы и начнем.
Рядом с княжескими уделами вдоль русско-литовской границы располагались города, управлявшиеся великокняжескими наместниками: на севере — Торопец, в верховьях Оки — Любутск и Мценск, в Северской земле — Брянск, Радогощь и Путивль. Не вполне ясен статус г. Дорогобужа в конце XV в. В 40-х гг. Казимир пожаловал этот город (вотчину мятежного князя Андрея Дмитриевича Дорогобужского) Троцкому воеводе Яну Гаштольду[669]. Затем городом владел его сын Мартин Гаштольд: еще в 1487 г., согласно посольской книге, там находилась «Мартынова жена», но кроме нее упомянут некий «воеводка» — на каждого из них взималось с купцов, проезжавших через Дорогобуж, по гривенке перцу[670]. Однако весной 1494 г., как определенно сказано в том же источнике, «тогды Дорогобуж был за князем за Федором» (Одоевским. — М. К.)[671]. Уже летом 1497 г. кн. Федора Одоевского не было в живых[672]. Кому принадлежал Дорогобуж в течение следующих трех лет, до взятия его войсками Ивана III, был ли он возвращен семейству Гаштольдов или находился под великокняжеским управлением, — неизвестно. Примечательно, однако, что четверть века спустя литовский канцлер Ольбрахт Мартинович Гаштольд в письме королеве Боне вспоминает о Дорогобуже как о своем наследственном владении, попавшем в руки врагов-московитов[673].
Не вполне ясна также принадлежность г. Рыльска в конце XV в. Хотя кн. Василий Шемячич перешел в 1500 г. на службу к Ивану III с этим городом[674], нет никаких следов (как было показано в выше: см. 4.1, гл.1) владения им Рыльском в 1490-х гг. Вероятно, этот город был тогда в ведении центральных властей: как мы сейчас увидим, рыляне упоминаются в эти годы самостоятельно, наравне с горожанами из несомненно господарских городов (Мценска, Путивля и т. д.).
К западу от перечисленных городов находилась как бы вторая линия обороны Великого княжества, центром которой был Смоленск; в эту цепочку городов, с начала XVI в. оказавшихся в полосе военных действий, входили Дубровна, Орша, Могилев, Кричев, Пропойск, Чичерск, Горволь, Речица, Мозырь.
В отличие от княжеских порубежных городков все названные выше великокняжеские города имели в пограничных делах свой собственный голос: в посольской книге изложены жалобы на обиды и грабежи, заявленные литовской стороной от имени торопчан[675], мецнян и мценских бояр[676]. Еще чаще встречаются там же протесты московской стороны против грабительских наездов мченян и любучан[677], брянцев[678], торопчан[679], рылян и путивльцев[680], а с перемещением границы на запад в начале XVI в. начинают встречаться жалобы на кричевцев и чичерян[681]. Таким образом, за жителями этих городов признается известная самостоятельность, они рассматриваются как субъекты отношений в пограничных конфликтах.
Другой отличительной чертой статуса великокняжеских городов можно было бы считать право апелляции к господарю по различным делам, однако, во-первых, это право, как мы уже знаем, принадлежало и некоторым частновладельческим городам (например, Пинску), а во-вторых, не все города центрального подчинения реально пользовались этим правом. Так, неизвестно ни одного случая обращения к великому князю (по любому поводу) жителей Любутска или Радогощи, зато мы знаем множество подобных челобитий от имени кричевских, могилевских или мозырских мещан. Следовательно, «великокняжеские города» — категория далеко не однородная, входившие в нее города различались целым рядом специфических черт и особенностей.
Прежде всего заметна разница между городами, находившимися в конце XV в. на самой русско-литовской границе (Торопец, Мценск, Любутск и др.), и городами, так сказать, второй линии (от Витебска до Мозыря). Не говоря уже о большей удаленности первых от центра Литовского государства, нужно учесть их тесное соседство и связь с княжескими уделами: к Торопцу с юга примыкали владения кн. Бельских, Мценск и Любуцк располагались в гуще верховских княжеств, Брянск, Радогощь, Рыльск, Путивль — рядом с северскими уделами. Кроме того, многие из этих городов в недавнем прошлом сами были частновладельческими: Брянск с 1465 г. до середины 1480-х гг. принадлежал, как мы помним, кн. Можайским; Путивль, о котором и в XVI в. вспоминали как о киевском пригороде[682], до 1470 г. входил в Киевское княжество и лишь после ликвидации последнего (со смертью князя Семена Олельковича) перешел под управление великокняжеского наместника[683]. Статус Дорогобужа и Рыльска, как уже было отмечено выше, также неоднократно менялся в конце XV в.: эти города попадали то в частные руки, то в центральное подчинение.
Итак, пограничные крепости можно рассматривать как особую группу в числе великокняжеских городов. Однако и внутри этой группы заметны определенные различия в положении городского населения. Нельзя не обратить внимания на разницу в отношениях горожан с великокняжеской властью. В актах Метрики не сохранилось никаких следов контактов виленского двора с жителями Любутска, Рыльска, Радогощи. В отношении Дорогобужа известно только о выдаче жалованья из господарской казны нескольким местным боярам[684]. Связь великокняжеской власти с населением Мценска и Путивля ограничивалась, по существу, тоже контактами с местным боярством: сохранились единичные упоминания о челобитьях нескольких мценских и путивльских бояр господарю с просьбой о подтверждении владельческих прав на имения[685]; еще многочисленнее сведения о пожалованиях великого князя брянским боярам (отношения боярства пограничных городов с центральной властью подробно будут рассмотрены ниже, в третьей главе). Однако ни в одном из названных городов мы не встречаемся с фактом апелляции к господарю мещанского населения, не видим выступления всей городской общины. Да и сама внутренняя жизнь этих городов нам практически неизвестна. Сохранилось единичное упоминание о путивльском войте[686], но как эта должность соотносилась с властью наместника, существовало ли в Путивле городское самоуправление, — из-за скудости данных сказать нельзя. Нам известны лишь два случая коллективного обращения к господарю горожан с литовской восточной «украины» в конце XV в.: один из них относится к Торопцу, а другой — к Брянску.
