20 марта 1497 г. великий князь Александр выдал грамоту, адресованную «мещаном торопецким и всим мужом торопчаном»[687]. В ней сообщалось, что господарю били челом данники — старец и «вси мужи Старцовое волости», жалуясь на торопчан: великий князь пожаловал было им право самим собирать со своей волости дань и тивунщину и вносить их в казну, а торопчане эту жалованную грамоту («лист») у них отняли и пытались вернуть «их к собе в подводы и в иные податки и в розметы»; выслушав челобитье, господарь подтвердил самостоятельность Старцовой волости, ее неподсудность торопецким наместникам и дал на то свой «лист»[688]. На этом, однако, инцидент не был исчерпан: из грамоты Александра, помещенной в той же 6-й книге Метрики среди актов 1498 г., явствует, что торопчане не смирились с потерей своей волости: «жаловали нам (великому князю. — М. К.) мещане торопецкие и вси мужи торопчане на старца Старцовое волости и на всих мужей, што перво сего отлучили были есмо их от Торопца….»[689]. При повторном разбирательстве торопчане предъявили грамоту Казимира, «што ж был… король его милость отлучил их от Торопца, а потом зася их прилучил к Торопцу». В итоге великий князь Александр изменил свое прежнее решение, аннулировал упомянутую выше грамоту и вернул строптивую волость Торопцу, но на компромиссных условиях: с одной стороны, Старцева волость должна вместе с торопчанами выполнять городовую и подводную повинности, платить свою долю дани и серебщины, но, с другой стороны, эти «податки» волощане собирают сами — «а соцким торопецким и торопчаном в то ся не вступати»; они подсудны торопецкому наместнику, но, если господарь даст Торопец «держати тамошнему их мещанину або волостному чоловеку торопецкому, тому их не надобе ни судити, ни радити: маеть их судити и радити их старец»[690].
Эти две грамоты рисуют внутреннюю жизнь Торопца более подробно, чем позволяют источники по другим городам, о которых шла речь выше. Прежде всего мы видим, что в борьбе с волостью, попытавшейся добиться самостоятельности от Торопца, мещане проявляют активность и сплоченность: городская община выступает здесь как единое целое. Кроме того, обе тяжущиеся стороны апеллируют к великому князю как к арбитру в их споре (как видно из второй грамоты, так было еще при Казимире, то же повторяется и при Александре): тем самым безусловно признается его юрисдикция в этом отдаленном регионе, стороны подчиняются порядкам, принятым в Великом княжестве Литовском. Наконец, грамоты дают определенное представление о структуре управления в Торопецкой земле: помимо великокняжеского наместника (а в в 40-х гг. XV в., в начале княжения Казимира, Торопец управлялся тиуном[691]) упомянуты торопецкие сотские, а также старец, стоявший во главе указанной волости. Этих сотских И. И. Побойнин обоснованно, по-видимому, считал «органами городского самоуправления»[692]. Во всяком случае, в других городах, в частности в Брянске и Мстиславле[693], сотские или сотники выступают именно в таком качестве. И. И. Побойнин привел данные о том, что не только в описываемое время, но и позднее, под властью Москвы, Торопец сохранял некоторые элементы самоуправления[694].
Второй известный нам случай коллективного челобитья жителей пограничного города к господарю в конце XV в. относится к Брянску. Как мы помним, в последней трети XV в. этот город в течение двадцати лет был владением кн. Можайских, но около 1486 г. они его потеряли: в первой части книги было высказано предположение о том, что утрата Брянска князьями была следствием их конфликта с жителями города. Теперь нам предстоит снова рассмотреть этот инцидент, но уже со стороны горожан.
Передавая Брянск кн. Ивану Андреевичу Можайскому, Казимир выдал 12 апреля 1465 г. грамоту, адресованную «всим бояром брянским и местичом, и всим мужом брянцом»; помимо требования послушания и службы новому владельцу грамота содержала определенные гарантии защиты прав населения: «А ему вас приказали есмо, — гласил этот документ, — с ваших именей не гнати, а ни отнимати, а в церковное ся ни уво што не вступати, ни отнимати, а суды судити по старине, как у вас издавна пошло, а своих новых судов, а никоторых пошлин новых не уводити»[695].
Примечательно, что перечисленные здесь пункты — неприкосновенность светского и церковного землевладения, сохранение судоустройства «по старине» — содержатся в более пространном виде и в уставных грамотах отдельным землям (в частности, Витебской земле — 1503 г.[696]). Таким образом, произвол князя-владельца был сильно ограничен, и Брянск в тот период был гораздо ближе по своему статусу к великокняжеским, чем к другим частновладельческим городам на восточной границе. Кроме того, процитированная выше грамота свидетельствует о том, что в Брянске под сенью литовской верховной власти сохранились местные традиции, старинный уклад. Однако князь Иван Можайский неоднократно нарушал права своих подданных-брянцев: известно несколько случаев отнятия им владений у брянских бояр[697], что, надо полагать, вызывало недовольство. Развязка наступила при сыне кн. Ивана, Андрее, унаследовавшем Брянск: грамота Казимира в этот город от 7 июня 1486 г. адресована уже «наместнику браньскому», который получит город в управление[698]. В зафиксированной в посольской книге жалобе московских купцов на повышение пошлин в Брянске, относящейся к 1487 г., определенно сказано: «ныне, как князь Андрея княжа Иванова сына свели…»[699]. «Свел» его, несомненно, Казимир, но по какому поводу? В выданной брянцам в 1465 г. грамоте господарь выступил гарантом прав горожан при новом владельце, и, хотя жалобы их на своего князя до нас не дошли, можно предположить, что именно по инициативе самих жителей князь был заменен великокняжеским наместником. На остроту конфликта указывает и запись в родословии кн. Можайских о том, что сына кн. Андрея Ивановича, Федора, «убили… брянчане»[700]. В пользу такой интерпретации описанного инцидента свидетельствует и политическая активность горожан в недалеком прошлом: в XIV в. брянцы не раз изгоняли и приглашали князей по своему выбору[701]. Наконец, предложенная трактовка хорошо согласуется с последующей линией поведения этого города, уже после его возвращения под юрисдикцию великого князя. Можно заметить, что с этого момента контакты брянцев с господарской властью укрепляются: в Метрике зафиксировано несколько случаев их апелляции к великому князю, причем с жалобой на наместника — значит, по отношению к последнему горожане заняли столь же активную, наступательную позицию, как ранее к удельному князю.
Прежде всего следует обратить внимание на частую смену наместников в Брянске в 80–90-х гг.: в июле 1486 г. и мае 1487 г. в этом качестве упоминается кн. Дмитрий Путятич[702], а во второй половине того же 1487 г. — уже Ян Завишенич[703]; год спустя, в сентябре 1488 г., — снова кн. Дмитрий Путятич[704]; далее за ряд лет сведения отсутствуют, а в начале марта 1492 г. брянским наместником назван кн. Семен Федорович Соколинский[705]; следующее датированное известие относится к маю 1494 г. (кн. Ф. И. Жеславский), а в этом интервале, между весной 1492-го и весной 1494 г., наместником какое-то время был Якуб Янович Немирович[706]; его сменил кн. Федор Иванович Жеславский, постоянно упоминаемый на этом посту с мая 1494-го по май 1499 г.[707]; наконец, при взятии в 1500 г. Брянска московскими войсками наместником там был Станислав Бартошевич, который попал в плен[708]. В общей сложности, даже по имеющимся у нас неполным данным, за 1486–1500 гг. наместники в Брянске менялись по меньшей мере семь раз.
Столь частая смена наместников (в среднем — раз в два года) не способствовала упрочению их власти в Брянске, нахождению общего языка с населением. Последнее же по всем важным делам обращалось к великому князю через голову его наместника. Так поступали брянские бояре, вынося свои земельные тяжбы на суд господаря, причем в соответствующих грамотах ни разу не упомянуто о предварительном рассмотрении дела в первой инстанции, наместничьем суде[709]. В то же время любые попытки наместника как-то увеличить поборы и повинности в свою пользу вызывали решительный отпор со стороны брянцев: подчеркнем, что из всех пограничных городов конца XV в. прямые данные о конфликте местного населения с державцами имеются только по Брянску. Это может свидетельствовать, на наш взгляд, о сравнительно высокой активности и сплоченности брянской городской общины.
Документально засвидетельствованные конфликты брянцев с державцей относятся к периоду наместничества князя Федора Жеславского, пробывшего на этом посту рекордно долгий срок — не менее пяти лет. В январе 1496 г. брянцы Василь Денисович с братом Кузьмой подали господарю жалобу на наместника: «штож он заставлял их лазни (баню. — М. К.) топити на себе, а они здавна тую службу не служивали, на наместников лазни не топливали»[710]. Проверку обоснованности этого иска великий князь поручил двум сановникам, виленскому каштеляну кн. А. Ю. Гольшанскому и мерецкому наместнику пану Григорию Остику, которые, проведя расследование, доложили господарю, «штож князь Федор доводу на них не вчинил», т. е. не привел доказательств, «иж бы они издавна на наместников брянских лазни топливали»; на этом основании великий князь вынес приговор: «не надобе им напотом на наместников брянских лазни топити»[711]. В мае 1499 г. господарю пришлось еще раз разбирать тяжбу брянцев со своим наместником: теперь на кн. Федора жаловались брянские сотники — «штож деи он делает нам великий кривды и новины уводит»: берет у них подводы во время своих поездок по волости и требует с них обеспечения («станы справляти и стациями поднимати»), «а здавна деи мы наместником бранским подвод не давали, и станов на них не справливали, и стациями их не поднимывали». Великий князь поручил разбор этого дела канцлеру и виленскому воеводе пану Миколаю Радзивиллу. Повторилась уже знакомая нам ситуация: «князь Федор перед паном воеводою жадного (никакого. — М. К.) доводу на них на то не вчинил», что они «здавна» выполняли в пользу наместников вышеуказанные повинности. «И тыи сотники о том слалися на бояр бранских и на всю волость Бранскую, штож то им новина, а здавна того не бывало», а наместник ни на кого не сослался — в результате Радзивилл признал сотников правыми, о чем и доложил господарю. Тот, однако, дополнительно еще запросил киевского воеводу кн. Дмитрия Путятича, десять лет назад бывшего брянским наместником: кн. Путятич сообщил, что при нем наместнику давали подводы, когда он ездил по волости, — но сотники это свидетельство отвели: «они мовили, штож и князь Дмитрей то был им новину увел», а «здавна» они того не делали. Окончательный приговор великого князя гласил: «коли то им новина», «не надобе» им указанные повинности выполнять, «бо мы никому новины не вводим, а старины не рушаєм»[712].
