ГЛАВА XXXVII. Наука в эпоху Коперника 1517–65 гг.
I. КУЛЬТ ОККУЛЬТИЗМА
Примечательно, что этот век, столь поглощенный богословием и ученостью, породил двух людей, занимающих самое высокое положение в истории науки, — Коперника и Везалия; любопытно, что книги, в которых содержалась их жизненная сила, появились в одном annus mirabilis, 1543 году. Некоторые условия благоприятствовали науке. Открытие Америки и освоение Азии, потребности промышленности и расширение торговли привели к появлению знаний, которые часто противоречили традиционным представлениям и стимулировали новые мысли. Переводы с греческого и арабского, печать «Кониса» Аполлония (1537) и греческого текста Архимеда (1544) стимулировали математику и физику. Но многие путешественники были лжецами или небрежными; печать распространяла глупости шире, чем знания; а научные инструменты, хотя и были многочисленны, были почти примитивными. Микроскоп, телескоп, термометр, барометр, микрометр, микрохронометр были еще в будущем. Ренессанс был увлечен литературой и стилем, вежливо интересовался философией, почти равнодушен к науке. Папы эпохи Возрождения не были враждебны науке; Лев X и Климент VII с открытым сердцем выслушали идеи Коперника, а Павел III без трепета принял посвящение потрясшей мир «Книги революций» Коперника. Но реакция при Павле IV, развитие инквизиции в Италии и догматические постановления Трентского собора сделали научные исследования все более трудными и опасными после 1555 года.
Протестантизм не мог благоволить к науке, поскольку основывался на непогрешимой Библии. Лютер отвергал астрономию Копнерника, потому что в Библии говорится о том, что Иисус Навин повелел солнцу, а не земле, стоять на месте. Меланхтон был склонен к наукам; он изучал математику, физику, астрономию и медицину, читал лекции по истории математики в древности; но его широкий дух был подавлен волевым характером его учителя и преобладанием суженного лютеранства после смерти Лютера. Кальвин мало интересовался наукой, а Нокс — вообще не интересовался.
Отрицательная среда оккультизма продолжала окружать, запутывать, а иногда, как в случае с Карданом и Парацельсом, угрожать здравому смыслу начинающего ученого. Герметические предания из Египта, мистическое пифагорейство и неоплатонизм из Греции, кабала из иудаизма — все это смущало тысячи пытливых умов. Легенды и чудеса заполонили историографию, а путешественники рассказывали об огнедышащих драконах и лазающих по канату факирах. Почти любое необычное событие в общественной или частной жизни истолковывалось как задуманное Богом или Сатаной для предупреждения или назидания, искушения или гибели человека. Многие верили, что кометы и метеоры — это огненные шары, запущенные разгневанным божеством.1 Дешевая литература поступала в каждый грамотный дом с заверениями, что низкие металлы можно превратить в золото; и (говорится в одном из современных отчетов) «все портные, сапожники, слуги и служанки, которые слышат и читают об этих вещах, отдают все монеты, которые они могут выделить… бродячим и мошенническим» практикам подобных искусств.2 На суде в Англии в 1549 году Уильям Уайчерли, фокусник, заявил, что на острове насчитывается 500 таких, как он.3 Бродячие студенты в Германии продавали магические средства защиты от ведьм и дьяволов. Чары и талисманы, гарантированно отводящие мушкетные шары, были популярны среди солдат.4 Сама месса часто использовалась как талисман, приносящий дождь, солнечный свет или победу в войне. Молитвы о дожде были обычным делом, и иногда они казались слишком успешными; в таких случаях звонили в церковные колокола, чтобы предупредить небеса о необходимости остановиться.5 В 1526–31 годах монахи Труа официально отлучили от церкви гусениц, поражавших посевы, но добавили, что интердикт будет действовать только на землях, крестьяне которых платили церковную десятину.6
Возможно, больше событий было приписано сатане, чем Богу. «Не проходит и года, — сетовал один протестантский писатель в 1563 году, — чтобы из многих княжеств, городов и деревень не приходили самые ужасные известия о бесстыдных и страшных способах, которыми князь ада телесными явлениями и всевозможными формами пытается погасить новый и сияющий свет святого Евангелия».7 Лютер присоединился к общему мнению, приписывая большинство болезней демонам, вселяющимся
