«Писать сказки «Сионскому Вестнику», который должен заниматься одними священными предметами Сиона Божия, не есть ли это пренебрежение дела Божия? Кольми паче посвящать сказки Господу Иисусу Христу, — это не есть ли вид посмеивающегося нечестия?»
Следя подробно за книжками «Сионского Вестника», делая из них выписки и указывая на извращение текстов Св. Писания, критик пришел к следующим наиболее важным заключениям: 1) что «Сионский Вестник» не только не признает христианскую религию единственным путем спасения, но даже не дает ей никакого преимущества перед прочими верами; 2) что он насмехается над словом воплощение; 3) противу свидетельства евангельского, уверяет своих читателей, что Иисус Христос не говорил о догматах и таинствах; 4) отрицает таинства крещения, евхаристии, откровения и уничтожает евангельскую проповедь; 5) таинство священства называет внешним обрядом, приводит пастырей в недоверие и обращает в посмеяние чин монашествующих; 6) дает прямо уразуметь, что не признает догмата об исхождении Св.Духа и готов думать по-католически, что Дух Святой исходит от Отца и Сына («Сионс. Вест.» кн. III и VII); 7) называет апостола Павла сатаною и над ним насмехается (кн. VII, стр. 111 и 112) [323].
В отношении гражданства и общества «Сионский Вестник», «помещая одну вздорную сказку о дочери отменно сиятельного царя», простирает свои посягательства на священность земной власти (кн. I, 25) [324].
«Беспристрастие требует сказать, — писал критик в своем заключении, — что «Сионский Вестник», не взирая на обольстительное имя его, есть сочинение душепагубное, зловредное, злоумышленное и постыдное для времен наших. Без сомнения, этот отзыв некоторых людей озлобит, других удивит, иных же опечалит. Сие троякое почувствование покажет нам разные качества трех сортов людей. Те, кои озлобятся, будут единомышленниками «Сионского Вестника», ведающие цель его; те, кои удивятся — это будут простодушные, предубежденные в пользу «Сионского Вестника» похвальной молвой, рассеваемой его сообщниками, но сами не читавшие оного или читавшие без размышления; те, кои опечалятся — будут немощная братия, иже погибают в разуме брата своего (посл. к Коринф., гл. VIII, ст. 11), те несчастные, которые очаровались благочестивым звуком прелестника и, так сказать, противу воли своей отдали ему свою доверенность, исторженную образом благочестия. Первые никаких от нас представлений не примут — это такие люди, кои обещали уже вражду и мщение всякому своему противнику, обещали прежде, нежели его знают. Но страх от убивающих тело не должен воспретить воздать Божия Богови. Вторые, узнав причину вышеизложенного нашего отзыва, или обратятся к безмолвному равнодушию, или преложат свое удивление в благочестивое сетование. Третьи — так это вы несчастная братия, но любовная и потому всему веру емлющая! К вам, к вам поспешаем мы на помощь! Вы очаровались благовидной наружностью прелестника и преклонили к нему ухо ваше с полной доверенностью.
«Но вы теперь видите, что «Сионский Вестник» говорит не языком святой матери нашей православной церкви, но дивиими и нелепыми гласами. Вы видите, что мнимый «Сионский Вестник» есть лжеименный прелагатай, враг Сиона, разрушитель отеческих наших уставов, клеветник пастырей и учителей наших, нечестивый смеситель не только еретических вероисповеданий с православным, но даже самого жидовства, магометанства и язычества с христианством. Вы видите, что это отступник от веры во Иисуса Христа, ядовитейшим образом посмеивающийся воплощению Бога. В таком изверге можно ли искать каких-либо правил? Их нет и в нем! По отношению к гражданству он также изверг, дышащий крамолами и поругающийся властям предержащим. Видите ли, любезные братие, всю глубину той пропасти, в которую хотел повергнуть вас прелестник? Вы содрогаетесь от ужаса, но между тем очарование прелести еще действует над вами и накладывает тени на осязаемую истину...
«Плоды духа Христова — мир и союз, единение мыслей. Плоды духа антихристова — крамолы и нестроения, рождение распрей, разрушение единомыслия. Истинный ученик Христов зиждет, а не колеблет; собирает с Иисусом Христом, а не расточает освященное благоволением его сокровище дому его».
Почти одновременно с этой запиской была составлена другая Степаном Смирновым и передана одному из самых ярых противников Лабзина — князю Сергию Александровичу Ширинскому-Шихматову, впоследствии иеромонаху Аниките.
Князь Сергий Александрович Ширинский-Шихматов родился в 1783 году Смоленской губернии, Вяземского уезда, в сельце Дернове. С самых ранних лет он читывал псалмы и молитвы во время всенощных, которые перед всяким праздником совершались в доме родительском, «и таким образом, — говорит биограф, — с одной стороны, навыкал в славословии Всевышнему, а с другой — неприметно знакомился с неподражаемыми красотами наших священных и церковных книг» [325]. Десяти лет от роду он лишился отца, оставившего девять сыновей и три дочери. Весьма ограниченные средства матери заставили ее определить двух старших братьев в Морской кадетский корпус, а Сергия отдать в дом Дарьи Ивановны Уваровой, которая и воспитывала его вместе со своими сыновьями. Через год он поступил в тот же корпус и в октябре 1800 года произведен в мичманы. Совершив несколько морских кампаний, князь Шихматов в 1804 году был переведен в Морской кадетский корпус, в должность воспитателя, в каковой и оставался до увольнения от службы. Он отличался таким глубоким знанием славянского языка, что с ним могли сравняться только немногие из наших филологов.
Князь Шихматов очень рано почувствовал склонность к поэзии и написал несколько стихотворений, в числе коих были и религиозного содержания [326]. Пользуясь покровительством тогдашнего президента Российской академии, A.С.Шишкова, он в 1809 году, 26 лет от роду, был сделан действительным ее членом, и при самом учреждении «Беседы любителей русского слова» поступил в это общество.
«Он верил твердо христианскому учению, — говорит его биограф, — и силою убеждения, которым сам был проникнут, приводил других к сей спасительной вере. Как ревностный сын церкви, он не скрывал, в угождение миру, своей к ней привязанности, обнаруживал при всяком случае строгое православие, почитал и любил лиц духовного и, в особенности, монашеского сана».
Князь Шихматов часто посещал храмы Божии, навещал больных и заключенных. Получая довольно значительное содержание и довольствуясь самым малым, он употреблял его на дела благотворительности. В праздничное время он приготовлял угощение для нищих, собирая всякий раз до 40 и более человек. Сам он употреблял пищу два раза в день, отказался от мяса, пил только воду и спал не более пяти часов. Соблюдая строго посты, он довольствовался одними кореньями и сухоядением, и непременно каждый пост говел и причащался [327].
Создав себе монастырь в стенах Морского корпуса, на Васильевском острове, он зорко следил за всем, что помещалось в «Сионском Вестнике».
Случайно познакомившись с A.С.Стурдзой и зная его, как сторонника православия, князь Шихматов решился наконец высказаться. Явившись однажды к Стурдзе, он завел речь о новых переводах духовных книг и о «Сионском Вестнике», укорял его в молчании и требовал действий, несмотря ни на какие отговорки.
— Вот вам, — говорил князь Шихматов, — готовый критический разбор самых вредных статей «Сионского Вестника». Это труд Смирнова в Москве, затворника мало кому известного. Вы знаете, что печатать подобные возражения при нынешней цензуре невозможно, да и мало было бы от этого пользы. Займитесь же этой рукописью, сличите ее с номерами «Сионского Вестника», которые я привез вам, и сами решите, должно ли долее терпеть такие нападения на святую истину и святую церковь? Вы напрасно отговариваетесь тем, что не читали «Сионского Вестника»; как грешно иному читать, так вам грешно не читать его.
Познакомившись с рукописью, A.С.Стурдза убедился в справедливости слов князя Шихматова и, поддаваясь его увещаниям, решился выступить на защиту православия. Пользуясь знакомством и расположением князя A.Н.Голицына, Стурдза написал ему обвинительный акт против переводов Лабзина и, выписками из книг, доказывал, что переводчик виновен не только за перевод книг враждебных церкви, но и за усиление и искажение подлинников.
Мы не имели в своих руках ни записки Смирнова, ни акта, подписанного Стурдзою, но имеем современную рукопись «О книгопечатании» [328], близко подходящую к тому, что говорит Стурдза.
«По §8 цензурного устава 1804 года, — сказано в этой рукописи, — все книги и сочинения, до веры относящиеся, подлежат печатанию в духовных типографиях и должны рассматриваться духовной цензурой, находящейся в ведении Св.Синода и епархиальных архиереев. Но в период времени с 1813 по 1816 год были изданы многие книги, как по заглавию, так и содержанию своему именно касающиеся религии, которые были напечатаны с разрешения гражданской цензуры и в частных типографиях.
