Роль лука в вооружении боспорских воинов первых веков нашей эры была значительной. В это время на Боспоре продолжает широко использоваться, правда, в усовершенствованном виде, сигмовидный лук так называемого «скифского» типа. Не зря многие древние авторы сравнивали его с очертаниями северных берегов Черного моря (Strab. II, 5, 22). По сравнению с предшествующим периодом его размеры увеличиваются: длина таких луков в натянутом состоянии, судя по памятникам боспорского изобразительного искусства, составляла не менее половины роста стрелка, то есть 0,8–0,9 метра. Возможно, и сарматы преимущественно использовали такие луки {96}. В центре их находилась вогнутая рукоять с небольшим перехватом, а окончания «рогов» сильно выгибались вперед, создавая дополнительный рычаг для придания стреле большой начальной скорости. При изготовлении лука в отдельных случаях, вероятно, могли использоваться костяные накладки. Важной частью лука была прочная тетива, которая могла изготовляться из конских жил или волоса.
Лук скифского типа обычно помещался в натянутом состоянии, всегда готовым к бою, в горит — специальный футляр для лука и стрел. Носили его на левом бедре, прикрепленным к поясу, или на ремне за левым плечом. Находки остатков деревянных горитов, обтянутых кожей, достаточно редки. Тем не менее форма их хорошо известна по многочисленным изображениям в росписи пантикапейских склепов и на надгробных рельефах, где лук выступает из горита примерно на треть своей длины. Детали достаточно точно передает деревянный игрушечный горит из детской гробницы середины I века н. э. {97} На его внешней поверхности имеется боковой карман со слегка намеченными древками стрел. Судя по декору, наружная сторона оригинала горита была дополнительно украшена металлическими накладками. Устье его расширено в соответствии с формой плеча лука, а ближе к уплощенному дну внешний контур плавно сужается. Полный комплект для такого горита включал от 50 до 300 стрел, уложенных наконечниками вниз. Вес горита со стрелами составлял около 5 килограммов.
В начале нашей эры в зоне евразийских степей входит в употребление более совершенный по сравнению со «скифским» так называемый «гуннский» лук, который в I веке появляется даже в римских лагерях на территории Западной Европы вместе с лучниками из вспомогательных частей, набранных на Востоке. Это был мощный сложносоставной лук достаточно больших размеров — 1,2–1,6 метра. Наличие прямой негнущейся рукояти и выступающих вперед крутых эластичных плечей с костяными накладками значительно увеличивало его дальнобойность, которая позволяла вести обстрел противника со значительного расстояния. Наиболее полное представление о его конструкции дает находка почти полной сохранности в одном из погребений первых веков нашей эры на левом берегу реки Евфрат, в 40 километрах от Дура-Европос {98}. Древко этого лука имело длину 1,47 метра, а в натянутом виде расстояние между согнутыми концами составляло 1,275 метра. Деревянная кибить (основа лука) сделана из четырех пластин, соединенных на лишенной эластичности рукояти из кусков дуба и вяза. Тонкие и гибкие плечи к наружным концам постепенно сужаются. Все детали лука тщательно проклеены. Уплощенная задняя сторона кибити усилена тремя соединенными друг с другом пластинками из рога газели.
Если исходить из этнографических параллелей, связанных, скажем, с работой турецких оружейников, то процесс изготовления хорошего лука растягивался на период не менее двух лет. Именно о таких луках Аммиан Марцеллин писал, что они «выгнуты с обеих сторон широкими и глубокими внутрь «рогами», имеют вид луны во время ущерба, а середину их разделяет прямой и круглый брусок» (Аппл. Маге. XXXII, 8, 37).
Повсеместное распространение с конца I века до н. э. луков «гуннского» типа в сочетании с применением массивных трехлопастных наконечников стрел затронуло и Боспор, сыграв важную роль в усилении его военного потенциала. В свое время на римлян огромное впечатление произвело, «с какой скоростью и силой летят парфянские стрелы, ломая оружие и пронзая все защитные покровы — и жесткие, и мягкие — одинаково» (Plut. Crass. 24). Видимо, это было обусловлено появлением в центральноазиатском регионе более совершенного защитного доспеха, против которого прежнее оружие подобного рода было бессильно.
Помимо уже упоминавшейся стелы Матиана лук «гуннского» типа изображен на ряде известных надгробных рельефов с именами Афения, Стратоника, Фарнака, Агафа и Дафна. Обычно он вложен в длинное налучье. Изготовленный из мягкой кожи, этот узкий чехол подвешивался к поясу на ремешке с помощью пришитых к нему металлических петель {99}. Иногда наличие лука обозначает цилиндрический колчан с двумя отделениями для стрел. В отдельных случаях горловины этих отделений дополнительно укреплены горизонтальными накладками. Встречаются также колчаны и налучья, соединенные вместе. Перед началом сражения натянутый лук могли помещать в специальный горит крупных размеров, как это показано на пластине первых веков нашей эры из Орлатского могильника {100}. Изображения луков «гуннского» типа на боспорских рельефах показывают, что на марше их носили в небоевом положении, так же как и парфяне и персы сасанидского периода, то есть на правом бедре, со спущенной тетивой. Плутарх не случайно отмечает, что вне зоны боевых действий парфяне спускают тетиву со своих луков (Plut. Crass. 30). Это было вызвано необходимостью сохранения упругости составного лука и снятия лишней нагрузки на тетиву, чтобы она не вытягивалась.
Единственный для Боспора пример изображения лука «гуннского» типа в действии мы видим на одной из фресок второй половины I века н. э. (в «склепе 1841 года»), где всадник, скачущий вправо, держит его под небольшим углом вниз. Четырьмя пальцами левой руки он сжимает рукоять лука, а большой палец, прижатый сверху, служит направляющим для стрелы. Правая рука сжатыми пальцами оттягивает тетиву назад, до уха. Все это соответствует так называемому «монгольскому способу» стрельбы {101}, который требовал применения специальных приспособлений для защиты большого пальца и левой руки от возможного травмирования тетивой. Прежде всего это наручи в виде широкого браслета на левой руке, которые иногда изображались на погребальных стелах. К ним можно отнести и подходящие по диаметру для большого пальца два массивных граненых бронзовых кольца из воинского погребения второй половины II — начала III века в некрополе боспорской крепости Илурат. Серединой III века датируется защитный перстень из полированной кости, обнаруженный в Дура-Европос {102}.
Фрагмент надгробия Афения, сына Мены.
