формам колхидских топоров из Пиленково и Гагры (табл. 17,
55, 56), но и к последующим и даже более поздним (табл. 17,
22, 25, 33–36, 38, 40, 41, 58, 60); разница лишь в трубчатости обуха. Все это указывает на независимость определенных колхидских топоров эпохи поздней бронзы от более ранних, трубчато-обушных.
С другой стороны, не только в ранних топорах этого типа, но и в самых поздних их вариантах, в частности из Урекского клада (табл. 17, 50), в верхней лобовой части обуха сохраняется характерная для вислообушных топоров вогнутость, указывающая на возможные истоки происхождения колхидских трубчато-обушных топоров. В этом отношении, быть может, немаловажное значение имеет тот факт, что оба типа, и вислообушные, и трубчато-обушные, изготовлены из мышьяковой бронзы (Абесадзе Ц., Бахтадзе Р., Двали Т., Джапаридзе О., 1958, с. 29). Это свидетельствует о единых металлургических традициях. Напомним, что трубчато-обушные топоры с гранением корпуса и обуха в Колхиде появляются в конце III тысячелетия до н. э., о чем свидетельствуют и литейная форма, и деревянная модель топора этого типа (табл. 16, 8), найденного на поселении Испани.
Что касается происхождения трубчато-обушных топоров, то оно неоднократно связывалось с Передней Азией (Куфтин Б.А., 1941, с. 16; 1944, с. 296, 304; Джапаридзе О.М., 1961, с. 149; Кушнарева К.Х., Чубинишвили Т.Н., 1970, с. 123; Техов Б.В., 1974, с. 19; и др.). Действительно, существует бесспорное сходство между южнокавказскими трубчато-обушными топорами и топорами такого же типа из Киша, Ура, Элама, Нуристана (Куфтин Б.А., 1944, с. 304, рис. 7; Чайлд Г., 1956, с. 241, рис. 89). Однако непосредственная зависимость колхидских трубчато-обушных топоров от местных вислообушных, которые не встречаются южнее Эрзерума и генетически увязываются с более ранними топорами Восточной Грузии (Кулбакеби, Меджврисхеви; Джапаридзе О.М., 1961, с. 145), наличие большого числа местных разновидностей, возможность проследить морфологическую эволюцию вплоть до колхидских топоров эпохи поздней бронзы и, наконец, их местное производство (литейные формы, модели) с самого раннего времени позволяют высказать другое предположение — процесс формирования трубчато-обушных топоров протекал на территории Колхиды. На это указывает и тот факт, что абсолютное большинство известных южнокавказских трубчато-обушных топоров (более 40 единиц, не считая топоры сачхерских курганов) найдено именно в Колхиде. За ее пределами зафиксированы лишь единичные находки — четыре топора в Восточной Грузи, причем три из них в Юго-Осетии (Джапаридзе О.М., 1961, с. 148), где импульсы колхидской культуры ощущаются в течение всего II тысячелетия до н. э., и четыре топора — в Армении (Мартиросян А.А., 1964, с. 40).
Топоры описанного типа широко распространены и за Кавказским хребтом — на Северном Кавказе, в Центральной России в пределах срубной, фатьяновской культур и в Придунайских странах. Их полное в свое время отсутствие на территории Малой Азии и Греции свидетельствовало о том, что трубчато-обушные топоры проникали на север с Кавказа (Куфтин Б.А., 1944, с. 306; 1949, с. 71; Чайлд Г., 1952, с. 170). Распространение шло путем обмена, посредниками в котором выступали, скорее всего, племена, кочевавшие в степных просторах (Koligz N., 1968, p. 46). Несмотря на то что по последним публикациям трубчато-обушный топор засвидетельствован в Центральной Анатолии севернее Калинкая на памятнике ранней бронзы (Jesus P.S., 1980, p. 147), а в Эгейском бассейне, на о-ве Лемнос найдена литейная форма предположительно трубчато-обушного топора эпохи ранней бронзы (Branigan К., 1974, p. 82, fig. 4 М 89; Koligz N., 1968, p. 41), положение это все еще следует считать наиболее соответствующим действительности.
Среди характерных орудий труда протоколхской культуры можно назвать также мотыгу. До открытия поселения Анаклиа II мотыга из Урекского клада (табл. 17, 4), несмотря на факт существования медных мотыгообразных подвесок из могильников Сачхере и Твлепиа-цкаро (Джапаридзе О.М., 1961, с. 179, рис. 36, 3; Джавахишвили А.И., Глонти Л.И., 1962, с. 42, табл. XXXIV, 2), считалась единственным и древнейшим экземпляром этого орудия (Джапаридзе О.М., 1961, с. 116). Однако, с нашей точки зрения, ее следует рассматривать как один из вариантов мотыги, имеющей определенное функциональное назначение (ср.: Куфтин Б.А., 1944, с. 317). Это подтверждается находками на поселении Анаклиа II литейных форм мотыги удлиненно-округлой формы и в нижнем слое центрального холма в с. Пичори — литейных форм и бронзовых мотыг (тоже округлых, но с заметно суживающимся в нижней части концом), свидетельствующих о наличии в эпоху средней бронзы по крайней мере трех типов мотыги — удлиненно-округлой (Анаклиа II), удлиненно-округлой с узкой лезвийной частью (Пичори) и заостренно-треугольной (Урекский клад), которые указывают на их разное функциональное назначение.
Таким образом, уже в недрах протоколхской культуры формируются два ведущих орудия — трубчато-обушный топор и мотыга, определяющие не только культурно-хозяйственный облик колхидского общества эпохи средней бронзы, но и направление дальнейшего развития хозяйственной деятельности колхов; в дальнейшем они нашли свое генетическое развитие в металлических орудиях эпохи поздней бронзы и раннего железа. Вместе с тем, эти два орудия характеризуют разные стороны жизни местных племен. Первый, послуживший прототипом классического колхидского топора, будучи доведенным до совершенства и имевший полуфункциональное назначение, получил широкое распространение и за пределами колхидского этнокультурного мира. Иначе обстоит дело с мотыгой, древнейшие экземпляры которой севернее р. Ингури пока почти не встречаются; они редки здесь даже в период их интенсивного распространения. Это орудие, тесно связанное с хозяйственным бытом населения Колхиды, обусловленным особенностями экологической среды, отражает не только характер хозяйственной деятельности, но и очерчивает пределы конкретной этнокультурной общности. В этой связи чрезвычайно важно, что на всех этапах развития местной культуры граница распространения мотыги, типичной керамики и поселений, как правило, совпадают. Такая картина наблюдается и в эпоху средней бронзы.
Итак, носители культуры колхидских поселений с их срубными постройками, мотыжным земледелием, трубчато-обушными топорами, характерной гончарной посудой и другими бытовыми особенностями занимали уже с конца III тысячелетия до н. э. большую часть Колхиды. Этнически их следует считать предками западногрузинских племен — колхов, на что указывает тесная преемственная связь их материальной культуры с культурой собственно колхов, проживавших, согласно письменным источникам и исторической топонимике, на территории Колхиды в эпоху поздней бронзы и раннего железа.
Глава 4
Триалетская культура
(О.М. Джапаридзе)
Триалетская культура (ТК) известна преимущественно по погребальным памятникам нерядового характера с такими яркими отличительными признаками, как крупные насыпи, просторные грунтовые могилы или огромные наземные камеры с индивидуальными захоронениями, кремацией покойников, наличием колесниц или погребальных лож. Самый массовый материал — керамика — представлен в основном чернолощенными сосудами специфических форм, украшенными часто налепами, точечным, «шагающим» штампом, значительно реже — расписной посудой. В погребениях обнаружен набор бронзового оружия и орудий труда,
