Округу огласил жалобный вой койота, и было слышно, как где-то в стороне, под покровом спустившейся ночи, сам собой вдруг сорвался со склона отколовшийся от скалы камешек, немедленно полетевший вниз, на дно каньона, стукаясь обо все попадавшиеся ему на пути каменные выступы. Самый обычный камешек, самое обычнейшее событие из целого ряда бесконечных перемен, над которыми извечно трудятся мороз, дождь, солнце и ветер.
Разведенный им костерок был совсем крошечным, и к тому же Майк не стал ложиться, а, закутавшись в одеяло, лишь прислонился спиной к каменной стене позади себя. Временами он начинал дремать, пробуждался, подкидывал сучьев в огонь и снова дремал.
Ночь шла на убыль, в небе взошла луна, свет которой наполнин каньон призрачным сиянием. На вершинах высившичся над склоном каньона залегли тени, и Майк позволил огню угаснуть, изредка подбрасывая в него топливо лишь для того, чтобы не дать потухнуть окончательно мерцающим красным уголькам, из груды которых вырывались редкие ярко-желтые язычки пламени, в то время как огонь жедно набрасывался на сухие ветки. Запах кедрового дыма был необычайно приятен, и Майк подумал о том, что во многих странах мира этот дым используется при священнных церемониях. Он и сам однажды стал свидетелем тому, как знахарь окуривал старейшин племени крылом орла, чтобы дать им очищение перед важным советом.
Он взял в руки кусок кедровой коры и бросил ее в огонь, и затем, потянувшись было к костру, он вдруг замер, оставаясь неподвижно сидеть в той позе, в какой застал его этот звук, тихий шорох, сочтенный им чуждым миру ночи. Шеф тоже учуял что-то неладное.
Там, на вершине склона узкого каньона, под покровом ночной темноты происходило какое-то движение.
И это был вовсе не треск камнепада и не шелест ветерка, пробирающегося сквозь заросли можжевельника. Это было нечто живое.
Живое? Да чего уж там, живое или нет, оно по крайней мере было способно передвигаться. Итак, это нечто подбиралось все ближе, двигаясь осторожно, но целенаправлено, стараясь идти бесшумно.
Майк сидел, затаившись, прижавшись спиной к каменной стене. Разглядеть его в темноте было не так-то просто: костер горел в нескольких футах от него, над каменной пещерой нависала тень огромного кедра, хотя доступ сюда с боков все же оставался открытым. Из этого укрытия Майку была видна одна единственная звезда, висевшая в небе над скальным гребнем напротив.
Койоты умолкли. Ночь была ясная и такая тихая, что теперь ему не было слышно ни малейшего звука.
Рука под одеялом крепко сжала рукоятку пистолета, но только разве может пригодиться это оружие в борьбе с призраком? Хотя, с другой стороны, можно ли услышать шаги призрака? Нечто подошло поближе, цепляясь попутно о ветки кустарника и остановилось; теперь оно, очевидно, присматривалось, вглядывалось в темноту, пытаясь отыскать его, а низкий огонек костерка мешал ему в этом.
Майк сидел, вжавшись в скалу. Одной рукой он придерживал край одеяла, другая же крепко сжимала пистолет.
19
- Можно я буду говорить? - голос был тихим и довольно приятным на слух.
Выждав несколько секунд, Раглан сказал:
- Подойди поближе к огню. Иди очень осторожно.
Это был высокий человек с сутулыми, худыми плечами. У него было именно то выражение лица, какое обычно бывает свойственно людям, считающим себя учеными. На голове у него был небольшой, плотно сидящий тюрбан, а одеяние, по виду напоминающее балахон, было собрано у талии широким кожанным поясом. На ногах - мокасины на жесткой подошве. Оружия при нем не было - по крайней мере того оружия, которое Раглан смог бы заметить сразу.
- Присаживайся, - пригласил Раглан, и увидев, что это предложение озадачилло его гостя, повторил. - Сядь! - указывая при этом рукой на место у костра, но так, чтобы визитер оказался бы точно напротив него.
Человек сел, поджав по-турецки ноги, и снова посмотрел на Раглана. Экзотический наряд незнакомца совершенно не удивил Майка Раглана, которому в шестедисятых годах довелось пережить период хиппи, после чего его уже ничто подобное не могло привести в изумление.
- А теперь говори, - разрешил Раглан.
- Ты ищешь что-то?
- А разве только я один?
Незнакомец неожиданно улыбнулся, обнажая белые, наредкость ровные зубы.
- Я думаю, ты прав. Таков наш удел - искать. - Улыбка исчезла с его лица так же неожиданно, как и появилась. - Кое-кто из нас живет этим, но это очень опасный путь.
После минутной паузы, он снова подал голос, говоря медленно, как будто с трудом подбирая слова:
- Я думаю, что ты живешь не здесь, и там где ты живешь - очень хорошее место. Я думаю, что тебе лучше уйти туда.
Раглан все еще сжимал в руке под одеялом пистолет, и никак не мог понять, догадывается ли его собеседник, о том что он вооружен или нет.
- Я потерял друга. Я ищу его.
- Его здесь нет. Ты не найдешь его, а если будешь искать, то тоже попадешь туда, где сейчас он. - Незнакомец немного помолчал. - Я стараюсь быть другом для тебя.
- Но если ты мне друг, то приведи сюда Эрика Хокарта, и я увижу, что на самом деле мой друг. - Майкл говорил медленно, заметив, что его собеседник испытывает трудности по части правильного подбора слов. - Если он не придет, я буду продолжать искать его. Если я скоро не найду его, то придут другие люди, много людей. И тогда они найдут его, а также и все остальное, что только смогут найти. И после них уже не будет никаких нераскрытых тайн.
- Так не должно быть.
- Извини, приятель, но так будет. Они сразу же пойдут к киве на той горе. Они пройдут через окно. Они найдут Эрика Хокарта.
- Тогда начнется сражение.
Раглан пожал плечами.
- Они будут готовы и к нему тоже. Придут многие, там будет много людей. Сначала придет полиция, и после них - армия. Много, очень много людей с оружием и машинами. И их ничто не остановит.
Странный собеседник недоверчиво покачал головой и снова улыбнулся. На этот раз его улыбка была не столь искренней, как прежде.
- Ты говоришь неправду. Вас мало. Вы слабые.
- Кто тебе об этом сказал? Если тебе кто-то рассказал о нас такое, то ты не должен больше верить ни единому его слову. Нас много и мы сильны, и там, где только появляется мой народ все меняется раз и навсегда, и хотя зачастую это-то как раз и ставится нам в вину, но мы все равно не привычны признавать собственные ошибки.
Раглан был озадачен. Незнакомец говорил медленно, изредка запинаясь, и старательно выговаривая каждое слово. Он производил впечатление человека неглупого, и было понятно, что у него нет ни малейшего желания нарваться на неприятности. И все же он мог быть не один. А вдруг там, в темноте, дожидается еще кто-нибудь? И поэтому даже за беседой Раглан не позволял себе расслабляться и держал ухо востро.
Ничего не скажешь, ситуация складывалась довольно неоднозначная. Этот человек, как будто, пытался предостеречь его, предотвратить беду. Он не угрожал.
- Давным-давно, - снова заговорил Раглан, - когда мой народ впервые пришел в эту страну, лишь очень немногие осмеливались отправиться на запад. Индейцы, которых им приходилось встречать на своем пути, презирали этих людей за их, как им казалось, слабость. По большей части им попадались разрозненные группки белых людей, а то и вовсе торговцы-одиночки, и все они занимались тем, что скупали шкуры. С точки зрения индейца это было дико и неразумно. Что это еще за люди такие, если они не могут добыть этот же самый мех сами для себя? Индейцы не знали и не могли знать о том, что в восточных землях живут миллионы людей. То же самое и с вами. Вы имели шанс видеть лишь очень немногих из нас, и не знаете, сколько нас на самом деле.
Вам ничего не известно о присущей нам неутолимой жажде познания, о нашей тяге к расследованиям, исследованиям, открытиям. Никакая преграда не остановит мой народ - даже в том случае, если этого кто-либо очень сильно захочет. Вне всякого сомнения, недра того места, где ты живешь, богаты различными минералами и полезными ископаемыми, за разработку которых мы могли бы взяться. Возможно, там, у вас есть и лес. Короче, у вас может оказаться очень многое из того, в чем нуждается наша цивилизация - или по крайней мере мы считаем, что нам это жизненно необходимо. Так что ничто не сможет заставить нас перестать думать, и несмотря на все препятствия мы сделаем то, что должно быть сделано.
Вам же не остается другого выхода. Верните нам Эрика Хокарта, и мы замуруем нишу в киве и уже никогда больше не станем вам докучать.
- Это невозможно. Не от меня зависит, я не могу сказать, чтобы его освободили. Я никто - просто человек. Мои слова никто не станет слушать. Уходи, - добавил он, - и не возвращайся больше. Если окно в киве и было ошибкой, то это была моя ошибка. Это я хотел открыть этот путь.
- Ты?
- Древние письмена рассказали мне о киве и выходе в ваш мир, открывающийся через нее. Потому что я - Хранитель Архивов. И все подобные вещи попадают ко мне в руки. Их много хранится в Чертогах Шибальбы, где о них не вспоминает никто. Они написаны на древнем языке, на котором никто не может говорить. А я переписал их на твоем языке.
