— Зачем эти пропуски? — спросил я как то дежурившего портье-партийца.
— А чтобы контрреволюционеры не проникли, — ответил он.
Как я выше указал, "Метрополь" был запущен и в нем царила грязь. Я не говорю, конечно, о помещениях, занятых сановниками, их возлюбленными и пр. — там было чисто и нарядно убрано. Но в стенах "Метрополя" ютились массы среднего партийного люда: разные рабочие, состоявшие на ответственных должностях, с семьями, в большинстве случаев люди малокультурные, имевшие самое элементарное представление о чистоплотности. И потому нет ничего удивительного в том, что "Метрополь" был полон клопов и даже вшей… Мне нередко приходилось видеть, как женщины, ленясь итти в уборные со своими детьми, держали их прямо над роскошным ковром, устилавшим коридоры, для отправления их естественных нужд, тут же вытирали их и бросали грязные бумажки на тот же ковер… Мужчины, не стесняясь, проходя по коридору, плевали и швыряли горящее еще окурки тоже на ковры. Я не выдержал однажды и обратился к одному молодому человеку (в кожаной куртке), бросившему горящую папиросу:
— Как вам не стыдно, товарищ, ведь вы портите ковры…
— Ладно, проходи - знай, не твое дело, — ответил note 190он, не останавливаясь и демонстративно плюя на ковер.
Особенно грязно было в уборных. Все было испорчено, выворочено из хулиганства, как и в ванных (их нагревали раз в неделю, по субботам), куда пускали за особую плату.
Администрация "Метрополя" состояла из управляющего и целого штата счетоводов, конторщиков и пр. Все они воровали и тащили, что можно. Так, когда я поселился в "Метрополе", там только что сместили и, кажется арестовали управляющего Романова, который по данным ревизии наворовал серебра и разных дорогих предметов на два миллиона.
За администрацией следила ячейка, в которую входили все коммунисты, жившие в "Метрополе". Во главе ячейки стояло бюро ее, председателем которого был некто товарищ Зленченко. Это был странный субъект, не то полусумасшедший, не то шарлатан, а может быть и то и другое вместе. Он вечно и кстати и некстати (большею частью совсем некстати) говорил о своей неподкупной честности, о своей преданности коммунистическим идеалам. Он вечно суетился, всех куда то призывал и всем и каждому старался зарекомендовать себя, как стопроцентного партийного человека. С его уст не сходила крикливая фраза "на основании партийной дисциплины", с которой он лез ко всем и каждому, кстати и опять таки, главным образом, некстати.
Равным образом он всем и каждому торопился показать целое угнетающее душу досье, состоявшее из оригинальных писем и фотографических копий с них, адресованных ему разными выдающимися социалистическими деятелями..
И уже при первом же знакомстве со мною, он настойчиво стал звать меня к себе, в комнату, "по очень важному партийному делу". Я зашел.
note 191— Вот, товарищ Соломон, посмотрите, — сказал он, подавая мне досье. — Вы сможете теперь сами убедиться, что Зленченко известен в партии… Вот это, например, письмо тов. Ленина…
И он заставил меня читать целую кучу самых незначительных писем и записок. В одном Ленин писал ему: "Благодарю Вас, тов. Зленченко, за пересланную Вами книгу. С товарищеским приветом Ленин". В другом тот же Ленин писал ему, что "к сожалению, не могу с Вами повидаться, так как очень занят…" В третьем Крупская уведомляла его, что "… завтра Владимир Ильич примет Вас в три часа дня…" Его досье было набито такими ничего не значащими письмами: были записки от Жореса и других социалистов. Он смаковал их и прочтя, спрашивал меня: «Вы понимаете ведь это САМ Ильич писал мне?..»
И тут же он наивно старался выпросить у меня местечко для себя. Пользуясь своим положением председателя ячейки, он однажды около 11-ти часов вечера вошел в комнату одной дамы, коммунистки, служившей в моем комиссариате и в резкой форме потребовал, чтобы она немедленно уступила ему свою комнату, так как она одинока, а он с семьей теснится в меньшей комнате. Та не спорила, но просила отложить переселение до утра. Но он, повторяя «Вы должны, товарищ, подчиняться партийной дисциплине», потребовал, чтобы она через час освободила свою комнату, и в первом часу ночи, не дав ей как следует собраться, стал втаскивать свои чемоданы, ребенка… И все время подгонял ее именем "партийной дисциплины"…
Не знаю уже чем, но я заслужил с его стороны особое внимание, и он явился моим настоящим мучителем: вечно лез ко мне и безвкусно note 192твердя "партийная дисциплина", обращался ко мне со всякими "партийными" требованиями. И вскоре он втянул меня в дела ячейки в качестве вечного председателя общих собраний членов ячейки, затем председателем общих собраний всех живущих во «Втором Доме советов» (т. е. партийных и внепартийных) и председателя организуемых им чуть не ежедневно товарищеских судов.
Большинство этих "процессов" состояло из личных дрязг и недоразумений, происходивших на почве кухонных столкновений между женщинами. Помимо примусов и разных других нагревателей, живущие в "Метрополе" пользовались для своих готовок общей, громадной кухней, которая предоставлялась в распоряжение в определенные часы после того, как кончалась выдача обедов. Вот тут то и выходили недоразумения с криками, визгами, истериками и, как финал, обращениями к товарищескому суду ячейки… Обмен (сознательный или по ошибке) кастрюлями, сковородами, ложками, ножами, похищения у зазевавшихся целых кастрюль с приготовленной уже едой, яиц и прочей провизии — таковы были по большей части предметы этих утомительных и нудных, и таких пошлых "судебных процессов". Жалующиеся плакали, кричали друг на друга, на судей, каждая требуя для себя благоприятного решения. Вызывались свидетели, которых будили телефонными звонками и требовали (конечно, неутомимый Зленченко "на основании партдисциплины), ибо эти процессы всегда разбирались по ночам… Приговоры суда были безапелляционные, что вносило еще большее озлобление… И я не преувеличиваю, утверждая, что почти каждую ночь, усталый от своей работы, я должен был копошиться в этом кухонном белье, в note 193этой обывательской грязи…
И к этому "товарищескому" суду обращались не только жены рабочих и вообще малокультурные
женщины, нет, мне вспоминается, как однажды Зленченко прибежал ко мне и, смакуя заранее "сенсационное" дело (он, этот праздношатающийся бездельник и пустопляс, со вкусом вникал в эти "дела", плавая в них, как рыба в воде), заявил мне:
— Ах, товарищ Соломон, хорошо, что я застал вас… сегодня предстоит сенсационное дело… Жена высококвалифицированного товарища…. известного… стоящего на высоком посту, товарища Овсеенко - Антонова (В. А. Овсеенко - Антонов, с которым я познакомился в Берлине, когда он, будучи командующим одной из красноармейских армий, приезжал с какой - то комиссий для обсуждения разных вопросов (не помню уж, каких), был впоследствии полпредом и вообще все время стоял и сейчас стоит на весьма высоких постах. — Автор.), требует суда… Возмутительная история… Товарищ X. на кухне похитила у нее, имейте в виду, при свидетелях, целую кастрюлю молока, вскипяченного для своих детей…
(ldn-knigi, дополнение:
http://www.hrono.ru/biograf/antonova.html
Антонов-Овсеенко Владимир
Антонов-Овсеенко Владимир Александрович (1884-1939) - видный советский военный деятель. В революционном движении - с 1901 г. В партию большевиков вступил в июне 1917 г. Во время Октябрьского вооруженного восстания - член Петроградского Военно-революционного комитета, один из руководителей штурма Зимнего дворца. На II Всероссийском съезде Советов вошел в состав Совета Народных Комиссаров в качестве члена Комитета по военным и морским делам. В конце 1917 -начале 1918 г. командовал советскими войсками, боровшимися против калединцев и Центральной рады. С марта по май 1918 г. - командующий войсками Юга России: с января по июнь 1919 г. - командующий Украинским фронтом. В 1922- 1924 гг. - начальник Политуправления Реввоенсовета Республики В последующие годы был на советской, военной, дипломатической работе. В 1923-1927 гг. примыкал к троцкистской оппозиции, в 1928 г. порвал с ней.
См. Ф.Ф. Раскольников На боевых постах. М. 1964.
-
АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО (настоящая фамилия - Овсеенко) Владимир Александрович (9.3.1883, Чернигов - 10.2.1938), партийный деятель, дипломат. Сын поручика. Образование получил в Петербургском юнкерском училище (1904). С 1901 активно участвовал в революционном движении, в 1903 вступил в РСДРП (меньшевиков). Был одним из организаторов восстания в Севастополе в 1906, за что был приговорен к смертной казни, замененной 20 годами каторги. Бежал из места заключения и скрывался в Финляндии, Москве и Петербурге. С 1910 в эмиграции. В мае 1917 вступил в РСДРП(б). С сентября 1917 комиссар Центробалта при Финляндском генерал-губернаторе. Вокт. 1917 входил в состав и был секретарем Петроградского военно-революционного комитета (ВРК), был одним из руководителей т.н. "штурма" Зимнего дворца, арестовал членов Временного правительства. Когда было сформировано первое большевистское правительство - СНК, Антонов-Овсеенко занял в нем пост наркома почт и телеграфов. В нояб.-дек. 1917 командующий войсками Петроградского речного округа. С дек. 1917 командующий красными войсками на Украине, в марте- мае 1918 главнокомандующий красными войсками на Юге России. С мая 1918 член Высшего военного совета, в сент.-окт. 1918 командующий гругппой армий Восточного фронта, с нояб. командующий Особой группой войск Курского направления и командующий Советской армией Украины. В январе - июне 1919 командующий Украинским фронтом. В сент. 1918 - мае 1919 член Реввоенсовета Республики. Занимая крупные военные посты, Антонов-Овсеенко не обладавший военными талантами, оставался прежде всего политическим руководителем. Во время командования им войсками на подчиненной ему территории широко применялись расстрелы заложников, а также массовые репрессии против "классовых врагов" и "националистов".
