Мнение по этому вопросу Александра Даниэля, руководителя программы «История диссидентского движения» общества «Мемориал»:
Когда говорят слово «сталинизм», то под этим можно понимать три взаимодополняющие и разные вещи. Конечно, это вполне определенная система политических практик власти. Это некое политическое мировоззрение, которое равным образом охватывает и власть, и общество. И наконец, это система политических и нравственных приоритетов и целей, это система целеполагания. И я хотел бы остановиться на втором из этих сюжетов — на политическом мировоззрении. Тут есть два ключевых момента: это идея враждебного окружения, это государственная граница. В 30-е годы это было как линия фронта. В 40-е годы это уже граница восточноевропейского соцлагеря — тоже как линия фронта. Это как бы осажденная крепость, идея осажденной крепости. И враждебный мир за пределами этой крепости: некая иерархия врагов и представление о Западе, как враге, во главе с США, и, конечно же, «пятая колонна» внутри этой крепости.
Был внешний враг и внутренний враг. И теперь надо посмотреть, унаследовали ли мы это мировоззрение. Есть ощущение, что в последние 10–15 лет это политическое мировоззрение вновь ожило, набирает силу. Более того, сейчас оно уже в значительной степени становится превалирующим. То есть все сопровождается вещами, присущими формированию любого тоталитарного мировоззрения. Тут много признаков — культ героя, определенный отбор в истории, определенный отбор в национальных представлениях, возвышение общего над частным и т. д.
Сталина называют «эффективным менеджером», но естественно было бы задать вопрос, а был ли он на самом деле эффективным менеджером? Экономика СССР в итоге ведь развалилась, не прошло и 40 лет после его смерти.
При этом Зюганов говорит, что 6000 предприятий было построено перед войной, что Т-34 — лучший в мире танк, что после войны СССР восстановился быстрее, чем Западная Европа, что после этого ракеты вышли в космос. То есть воспроизводит стандартный набор аргументов сталинской пропаганды.
Вопрос об эффективности зависит от целеполагания. Скажем, был ли сталинский террор эффективным? Был. Он сделал со страной то, что хотел, и мы до сих пор не преодолели последствия этого террора. Так был террор эффективным или не был? С точки зрения уничтожения гражданского общества, с точки зрения установления полного контроля государства над обществом? В конце концов, с точки зрения того, что этот человек, один из крупнейших преступников ХХ столетия, умер в своей постели? Разве это не успех? Ведь не многим диктаторам удается умереть в своей постели…
Суть сталинской системы — это нетерпимость к любой другой субъектности, кроме своей собственной. Это уходит в большевизм, это даже еще дальше уходит — к Ивану Грозному, если угодно. Но эта черта у большевиков при царизме и при Сталине несколько по-разному проявлялась. Суть сталинизма — это не просто готовность уничтожать любую субъектность, но и уничтожение любой субъектности.
Собственно, то, что говорит Зюганов про грандиозные успехи СССР, — так ведь это действительно успехи. Но только в чем? Сталин уничтожил не только эту субъектность (а их было несколько, это были крестьяне, ремесленники, это была интеллигенция — он все это раздавил и уничтожил), уничтожая социальность как таковую и социальную дифференциацию, он уничтожал страну, и это с трудом укладывается в голове.
То, что мы имеем сегодня, — это последствия деградации той социальности, которую уничтожал и уничтожил Сталин. Это — главная, системообразующая черта сталинизма. Отсюда и стремление к черно-белым решениям. Причем Сталин это понял в период НЭПа, когда были разрешены какие-то свободы, когда человеку просто дозволили быть экономически самостоятельным. Он увидел, что какие-то партии пошли организовываться, общества, какие-то независимые объединения, что появилась инициатива, изобретательность. И он увидел, что с такой Россией справиться, сделать тот скачок, который он захотел сделать, невозможно. И что логически? Вокруг было вражеское окружение, и необходимость схватки с международным врагом подтолкнула его к мысли: раз с этим населением нельзя сделать этот скачок, надо заменить население. И он его заменил. Вот главный итог сталинизма.
Дело в том, что XIX век был веком национальных государств. Если говорить конкретнее, это был век противоборства национальных государств. И искать здесь каких-то белых и пушистых — во всем мире — бесполезное занятие. Все норовили друг друга если не уничтожить, то ущемить как следует. И результатом стали две мировые войны.
Такова была реальность. Но при этом все-таки можно было действовать по-разному. И как бы некое движение навстречу со стороны союзников было. И если бы со стороны СССР было ответное движение, то неизвестно, как пошли бы дела и чем бы все это кончилось. Нельзя сказать, что все точно кончилось бы по-другому, но возможность такая была, и она была не реализована. А позиция Сталина, который хотел обхитрить всех, и прежде всего, конечно, Англию, но и Германию тоже, способствовала тому, что разразилась Вторая мировая война.
Мнение по этому вопросу Александра Даниэля:
Я бы добавил к этому неслыханные террористические кампании 30-х годов, прежде всего коллективизацию и Большой террор. Это ведь только частное проявление некоторого, тоже сущностного признака сталинизма. Проще и дешевле из общества вылепить атомизированное население, точнее, разбить общество до состояния атомизированного населения, чем обеспечить общественную мобилизацию, которая действительно, наверное, была необходима в преддверии Второй мировой войны. А вот Черчилль такую мобилизацию в Англии обеспечил. И Рузвельт такую мобилизацию в США обеспечил — без всяких социальных чисток. Сталин в этом смысле, конечно, не оригинален: Гитлер тоже проводил биологические чистки, осуществлял биологическую инженерию.
Итак, Сталин совершил зверскую «переделку» народа, его «замену». При этом жизнеспособным является то общество или то людское сообщество, которое способно консолидироваться на основе каких-то общих целей, на основе общих целеполаганий. Это не значит, что есть какая-то одна цель на всех. Это некие ценности, некие ориентиры. Их может быть несколько, но они становятся на какое-то время общими для всех.
И вокруг этих общих ценностей осуществляется консолидация. Но особенность их заключается в том, что они должны быть внутренне присущи каждому человеку и они не должны быть откуда-то извне людям навязаны.
Мнение по этому вопросу Юрия Афанасьева:
Как в сталинские времена этого не было, так этого нет и до сих пор. И это очень важно. И отсюда — когда таких убеждений, изнутри исходящих, у человека нет, тогда получается, что люди как бы внутренне готовы к любым унижениям со стороны власти. Не потому, что они от рождения готовы к этим убеждениям, а потому что получается, что, кроме власти, они ни с кем дела не имеют. Власть сильная, и унижение превращается в своего рода плату за отсутствие этих самых общих ценностей. Это плата за сильную руку.
Когда во Владивостоке подмосковный ОМОН избивал местных мужиков, казалось бы, весь город должен был выйти. Но почти никто не вышел.
Что же мы унаследовали? Почему структура, построенная такими трудами и жертвами, оказалась такой хрупкой? Если отвлечься от всемирного заговора и русофобии, что, мол, Россию разрушают намеренно, страна после советской власти оказалась бессильной перед многими вещами. Мы столкнулись со своими проблемами и с мировыми проблемами. И к этому мы, лишенные иммунитета (от семьи до религии), оказались не готовыми. Потому что только власти и доверяли, но не доверяли друг другу.
Это очень опасно как снизу, так и сверху.
Принято считать, что было две попытки десталинизации — это Н. С. Хрущев и М. С. Горбачев. Соответственно две неудачи. Сегодня опять идет реставрация институтов и практик произвольной власти и атомизированного общества. Как объяснить эту неудачу? Что, общество такое слабое? Политика власти? Пропаганда?
Мнение по этому вопросу Александра Даниэля:
Конечно, это политика власти. Но эта политика власти тоже не из ничего взялась. Она есть некоторая реакция на некоторый, что называется, общественный вопрос. Обществу необходима самоидентификация, потерянная в начале 90-х гг. А власти необходима самолегализация. И общество и власть ищут источники этого в прошлом. И вот тут возникают два конфликтных образа прошлого, связанных именно с эпохой Сталина. На самом деле в эпоху Сталина было очень много тектонических потрясений. Есть масса особенных черт сталинизма как политического режима. Между прочим, НЭП — это тоже эпоха Сталина. И уничтожение НЭПа связано со Сталиным. И чудовищное бесправие, и установление царства номенклатуры — это тоже сталинизм. Но это забыто, это со Сталиным не связывается. На самом деле сейчас конструируются два основных ярких образа прошлого — это террор, и об этом хорошо помнят, и это, конечно же, война, победа в войне. И тут очень интересно — нам говорят, что память о войне конфликтует с памятью о терроре и что эти две памяти сшибаются. На самом деле память о войне за последние 40 лет планомерно уничтожалась, и она почти уничтожена. Особенно теперь, когда уходят последние ветераны. Она подменена памятью об одном дне войны, то есть о 9 мая 1945 года. В качестве памяти о войне нам подсовывают память о параде Победы.