список участников литовской «националистической конференции», имевшей место в Каунасе четырьмя месяцами ранее [479]. Вместе с тем, как и прежде, общий уровень партизанской разведработы по активно действовавшим в оккупированной республике националистам – не только литовцам, но и полякам – оставался низким. К примеру, в октябре 1943 г., описывая создание нелегальных литовских националистических военных частей, партизаны утверждали, что «по слухам (выделено мною. – Прим. Я. Ф.) этими частями руководит генерал Раштикис» [480]. А что до поляков, то даже имя Александра Кжижановского, командира Виленского подпольного округа АК, не упоминалось ни в одном из известных нам сегодня разведдонесений литовских «красных» партизан. Сами они, описывая Кжижановского как «представителя тайного польского генерального штаба», заявляли, что его «фамилия, а также другие установочные данные» им неизвестны [481], и одновременно признавали, что агентурная работа в националистской среде является для них задачей трудновыполнимой ввиду высокой сплоченности националистов и их крайне негативного отношения к советским «народным мстителям» [482]. Впрочем, это не помешало начальнику Литовского партизанского штаба и первому секретарю ЦК компартии Литвы Антанасу Снечкусу утвердить план работы его подчиненных на зимне-весенний период 1943–1944 гг., в котором одной из первоочередных разведзадач значилось «приобретение агентуры среди литовских и польских националистических организаций и разложение их изнутри» [483].
Для оккупированной Латвии партизанский штаб был создан в Москве лишь в начале 1943 г., в нем партизанская разведработа по коллаборационистам и националистам была поставлена еще хуже. Неудивительно, что в июле 1943 г., т. е. как раз тогда, когда в УШПД и БШПД уже текла информация по украинским и белорусским коллаборационистам и националистам, латвийские партизаны подверглись жесткой критике со стороны ЦШПД за хронически низкий уровень их донесений о вышеупомянутых организациях «Айзсарги» и «Свастиковцы» [484]. Полгода спустя, в январе 1944 г., начальник разведотдела Латвийского штаба партизанского движения майор Калнин все еще распекал подчиненных, требуя от них «усилить попытки проникновения в националистические организации» [485]. Тем не менее уже в феврале, подобно литовцу Снечкусу, заместитель Калнина майор Тагиров включил в подготовленный им план работы разведотдела пункт, требовавший «составить дополнительные списки изменников, предателей, шпионов по Латвии по имеющимся и поступающим материалам» [486]. А начальник 2-го отдела (диверсионная работа на оккупированных территориях) 4-го Управления Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ) СССР подполковник госбезопасности Михаил Маклярский обязал штаб латвийских партизан «высылать нам из имеющихся и впредь поступающих к вам показаний, заявлений отдельных партизан и граждан, [а] также сообщений руководителей частей и подразделений партизанской бригады, касающихся сотрудничающих с немцами в Латвии полицейских, айссаргов (так в оригинале. – Прим. Я. Ф.), националистов, немецких агентов и других предателей и изменников родины» [487].
Задания прибалтийским партизанам-разведчикам на сбор политико-экономической информации продолжали поступать вплоть до освобождения от нацистов Вильнюса, а затем Риги и Таллина летом – осенью 1944 г. Так, в середине апреля – начале мая 1944 г., т. е. в период подготовки Красной Армией предстоящего решающего наступления в Прибалтике, начальник разведотдела Ленинградского фронта генерал-майор Петр Евстигнеев и его коллега из штаба 13-й воздушной армии подполковник Яков Аксенов обратились к руководству Эстонского штаба партизанского движения (ЭШПД) с просьбой направлять любую собранную эстонскими партизанами информацию о ситуации в оккупированной прибалтийской республике [488]. Месяц спустя сам ЭШПД наставлял свои немногочисленные, находившиеся в основном на востоке Эстонии [489] разведывательно-диверсионные группы: «собирайте быстро и энергично сведения <…> о новых мероприятиях оккупантов, фактах грабежа, арестах эстонцев немцами и сопротивлении населения; о разговорах и слухах, ходящих среди населения». Для выполнения данного задания эстонским партизанским разведчикам предписывалось «посылать людей под различными предлогами в города» [490]. В последующие три месяца, вплоть до освобождения Таллина от нацистов, ЭШПД регулярно передавал Управлению контрразведки СМЕРШ Ленинградского фронта списки «немецких агентов, находящихся на территории ЭССР» и «изменников родины из Эстонской ССР» [491]. А заместитель начальника Разведуправления Генерального Штаба генерал-майор Леонид Онянов обращался к главе литовских «красных» партизан Снечкусу с запросами о политической деятельности польских «националистов» на территории Литвы [492].
Очевидно, в описываемый период качество собираемой прибалтийскими партизанскими разведчиками информации, в том числе по коллаборационистам и националистам (с последними в тот момент партизаны даже изредка контактировали на предмет совместной борьбы против немцев [493]), значительно повысилось по сравнению с началом 1944 г. Помимо относящихся к весне – лету 1944 г. подробных справок и докладных записок о положении в Литве, Латвии и Эстонии [494], одно из важных свидетельств тому – телеграмма, полученная в начале июля Литовским штабом партизанского движения от начальника разведотдела 2-го Прибалтийского фронта полковника Михаила Маслова. Ее автор выражал благодарность за поставляемую его отделу информацию по оккупированной Литве и просил о продолжении сотрудничества в данной области [495].
Партизанские «базы данных» против «врагов народа», весна 1944 г. – весна 1945 г
Уже после изгнания оккупантов с большей части советских западных территорий, кроме Курляндии, и расформирования за ненадобностью всех партизанских штабов [496] собранная партизанской разведкой обширная информация по оккупационным властям, их местным коллаборантам и связанным с ними или независимым националистическим формированиям продолжала приносить большую пользу советским органам госбезопасности. Она активно использовалась при розыске военных преступников из числа нацистов и их местных приспешников, а также при проверке благонадежности самих партизан и прочих лиц, переживших войну в тылу врага. Собранные данные послужили делу скорейшего восстановления советской власти на освобожденных территориях. Благодаря ей были быстро локализованы и нейтрализованы многие оставшиеся в тылу Красной Армии агенты нацистских спецслужб, а также «враги народа» из числа активных националистов и просто противников коммунизма и советской власти.
К примеру, еще в первой половине апреля 1944 г., т. е. накануне освобождения Латвии от нацистов, только что вступивший в должность народный комиссар внутренних дел Латвийской ССР комиссар государственной безопасности Август Эглит запросил у Латвийского партизанского штаба и вскоре получил «списки полицаев, старост и других предателей с имеющимися на них компрометирующими материалами» [497]. А после того как в ноябре 1944 г. официально прекратил существование местный штаб партизанского движения, различные представители союзного и латвийского НКГБ продолжали обращаться к его бывшим руководителям и начальнику разведотдела с просьбами о выяснении через его архив деталей биографии лиц, заподозренных в сотрудничестве с нацистами [498].
В соседней Эстонии, как свидетельствуют документы местного партизанского штаба, уже с начала лета 1944 г. следственный отдел НКГБ ЭССР весьма активно использовал знания о положении в республике, накопленные «красными» партизанами, в расследовании дел лиц, подозревавшихся в коллаборационизме, членстве в националистических организациях и в шпионаже в пользу нацистской Германии [499]. А в Литве добытые партизанской разведкой на последних этапах оккупации документы польской АК, а также донесения агентуры
