Святую землю, Александрию, Грузию, Персию и Трапезунд», чтобы договориться о совместной борьбе против османов. Папской буллой Лудовико назначался главой всех западных христиан в Персии и Грузии [844]. Через 2 года Лудовико вернулся в Рим, привезя послов восточных государей и письма от них, а затем, с папского согласия, отправился в вояж по странам Европы, посетив Венецию, Флоренцию, Милан, Бургундию, Фландрию, Францию. В конечном счете «посольство» оказалось сборищем авантюристов и вымогателей, а ловкий шарлатан Лудовико, получив свой куш, бежал от папского гнева [845]. Миссия Лудовико завершилась, когда Трапезундской империи более не существовало. Надежды пап на помощь «восточной коалиции» и последней — на поддержку Запада были в равной степени тщетными, С другой стороны, то обстоятельство, что связи с Востоком стали делом рук ловких авантюристов, свидетельствовало о кризисе латинской миссии в Передней Азии. С самого начала посольство вызвало некоторую настороженность курии экстравагантностью своих членов, представших в почти маскарадных одеяниях, с неуспевшей зарасти у некоторых тонзурой на голове. Сомнения Пия II вызвало уже предложение послов выставить на Востоке рать в 120 тыс. человек. Папа с иронией заметил (намекая на незаурядный аппетит послов), что вся Европа с трудом бы прокормила такое воинство [846]. Не имея прямых доказательств подлога, Пий II, использовавший призывы восточных христиан о помощи на Мантуанском конгрессе (1459–1460), направил послов во Флоренцию, Милан, Бургундию и Францию для пропаганды крестового похода. Там Лудовико да Болонья скомпрометировал себя незаконным принятием титула латинского патриарха на Востоке и поразительным лихоимством. Посольство не добилось желаемых результатов, а поведение Лудовико вызвало гнев понтифика [847]. Но разоблачение не получило широкой огласки, и фактически Пий II сам дал возможность Лудовико бежать от законного наказания. Лишь когда он решился принять каноническое посвящение в Венеции в качестве патриарха, папа отдал приказ об его аресте. Предупрежденный дожем, Лудовико скрылся [848]. Минорит верно определил цели папской политики и хорошо знал международную обстановку на Востоке. Именно потому ему удалось вначале ввести в заблуждение папу, хотя его кардиналом был знавший ситуацию уроженец Трапезунда Виссарион Никейский. Возможно, именно «подлинность» трапезундского представителя Микьеля Алигьери [849] скрыла подделку от мгновенного разоблачения.
Сам Пий И, будучи человеком разносторонних дарований, писателем, поэтом, гуманистом, питал интерес к Понту не только как политик, но и как ученый, описав Трапезунд и область в своем историко-географическом трактате [850]. Его часть — De Asia — создавалась одновременно с доходом Мехмеда II на Трапезунд, о чем папа узнал от венецианцев, не преминув отметить горестное положение императора, который, по признанию папы, искал его поддержки [851]. Но после Мантуанского конгресса [852], где Пий II надеялся объединить ведущих государей Европы для борьбы против османской угрозы, он убедился в том, что идея нового крестового похода не привилась. Папе оставалось лишь объяснить причину бедствий трапезундского императора, и он нашел ее: христианскому государю не следовало отдавать в жены свою дочь за турецкого правителя (имелся в виду брак дочери Иоанна IV Феодоры и хана Белобаранной орды Узун Хасана): этим он ослабил свою веру [853]. Однако всего лишь год назад папа во время «посольства» Лудовико надеялся на восточную лигу против османов, в которой именно Узун Хасан играл значительную роль. Да и в дальнейшем Венеция с папского благословения пыталась блокироваться с Узун Хасаном, ставшим шахом Персии [854]. Несколько другой мотив звучит в письме Пия II к Мехмеду II уже после падения Трапезунда. Склоняя султана к принятию христианства и предостерегая от нападения на италийцев, папа замечал, что последние отличаются куда большим мужеством, чем жители Понта, которых легко победили еще Помпей и Цезарь: «Иная природа италийцев, другие силы, другая натура, другие души» [855].
И все же события похода 1461 г. и падение таких сильных крепостей, как Синоп и Трапезунд, произвели на папу большое впечатление, он не мог скрыть этого и в письме к султану: «…и показалось тебе, что это много, и мы утверждаем, что это не мало» [856]. Обращаясь в 1461 г. к французскому королю Людовику XI, Пий II вновь указывал на рост османской угрозы и значительность турецких завоеваний в Азии и Греции, на реальную опасность для Европы [857]. Но попытки использовать падение Трапезунда в целях организованного отпора туркам не находили отклика.
Таким образом, до начала XIV в. папы ограничивались общей пропагандой союза церквей, добивались от Великих Комнинов главным образом благоприятствования миссионерской католической деятельности на Востоке. Вероятно, трапезундские правители не препятствовали этому ни в пределах империи, ни в более широких масштабах. Не зря аль-Умари в первой половине XIV в. писал, что трапезундский император пользовался высоким уважением пап [858].
В дальнейшем, с организацией устойчивых итальянских факторий в Трапезунде, интерес к нему пап рос. В городе была учреждена католическая епископия, усилилась активность орденов францисканцев и доминиканцев.
В XV в., в ходе подготовки Флорентийского собора, Трапезунд находился в центре внимания пап, использовавших авторитет его церкви во вселенском патриархате и громкий императорский титул в борьбе с противниками папской власти в Европе. То, что Трапезунд пошел на заключение унии, объясняется более его связями с Византией, чем прямыми контактами с папами и выгодами от сближения с ними.
Наконец, в момент нарастания османской угрозы, в середине XV в., папы хотели видеть Трапезунд центром антитурецкой коалиции для обеспечения помощи западным государствам. Идея совместного крестового похода, которую лелеяли римские понтифики, оказалась бесплодной. Но это уже предмет следующей главы.
Глава V.
Связи Трапезундской империи с западноевропейскими государствами
Из-за географической удаленности и неразвитости экономических связей отношения Трапезундской империи со странами Запада (мы имеем в виду Францию, Англию, Бургундское герцогство, Флорентийскую республику и Кастилию) в XIII–XV вв. не могли быть регулярными. Но сам их факт уже довольно редкий феномен в истории международных отношений средневековья. Проявлявшиеся контакты были отражением всего переплетения сложных внешних связей Трапезундской империи, они были обусловлены выдающейся ролью транзитного пути через территорию империи.
Конкретные факты, рисующие историю связей Трапезундской империи с Западом, укладываются, как нам представляется, в рамки истории последних предприятий западноевропейских феодалов на Востоке, условно именуемых «поздними крестовыми походами» (The Later Crusades) [859]. В историографии делались попытки конкретного рассмотрения отношений Понтийского государства с той или иной страной Европы [860]. Сведения об
