Как и его литературный протагонист, Гальба из исторических источников сам сеет семена собственного краха: развитие сюжета заключено в его характере. Историки традиционно приписывают ему три ошибки: жестокая чистка армии, отказ выплачивать легионерам денежные подарки и неверный выбор преемника. Каждая ошибка коренится в чертах его характера: любовь к дисциплине, деньгам и благородное происхождение. В сочетании они не завоевали Гальбе приверженцев и стоили ему репутации и жизни. По сравнению со своими предшественниками этот император сидел на троне, не имеющем опоры, установленном на хрупком консенсусе в момент кризиса. Он не был способен даже в самом начале объединить все фракции (германские легионы, как мы увидим, весьма неохотно предложили ему поддержку). Падение Нерона произошло — несмотря на принадлежность к семье Юлиев-Клавдиев. Следовательно, Гальба, у которого отсутствовали официальные права на престол, мог потерпеть крушение еще легче.
Понимал ли он раскрытую Тацитом тайну империи или обосновывал свое восхождение тем, что имел аристократическое происхождение? Он, безусловно, не понимал, что силы, возводящие на трон императора, принадлежали не самому императору (эту ошибку допустил также Отон), но тем легионам, лояльность которых относилась не к Риму, не к империи и даже не к понятию римского величия, а к лицу, занимающему трон, то есть к символу. Со смертью Нерона нить, связывающая раскиданные по миру римские армии с Палатинским холмом, мгновенно порвалась. Для Гальбы преданность легионов была не наградой, которую нужно выиграть, а обязательным аспектом воинской дисциплины. Поэтому, признавая важность прерванной связи, он отказывался восстановить ее путем подкупа своих солдат денежными подарками или борьбы за их благосклонность. По словам Светония, «он даже гордился не раз, что привык набирать, а не покупать солдат». Инертный сенат, привыкший бояться и раболепствовать, больше не хотел ему помогать: есть свидетельства, что люди, занимавшие высокое положение и, в отличие от Гальбы, понимавшие, в какую сторону дует ветер, не решались поддержать его шатающийся режим. Вначале в Германии, потом на Востоке от него начали отворачиваться главы кланов. Он определенно не был выразителем духа эпохи.
Все могло пойти по-другому, если бы Гальба не совершил четвертую ошибку, а именно — не слушал таких советчиков. Его консилиум сократился до трех человек. Светоний, с определенной долей иронии, называет этих доверенных, всевластных помощников, никогда не покидавших императора, «дядьками». Это было удивительное трио, которое жестоко критикуют за коррупцию, хотя ни один источник не приводит доказательств. Эти люди успешно скрывали от Гальбы реальное положение дел. Первым был тот самый дородный любовник Икел, который награждал себя за боль при исполнении своих обязанностей тем, что обогащался с головокружительной быстротой, и который приписывал все успехи себе, а бесчестье за свои ошибки списывал на Гальбу. Другими были «Тит Виний, отвратительнейший из смертных, и Корнелий Лакон, ничтожнейший из них», по определению Тацита.[165] Виний был малозаметным сенатором, человеком, по словам Светония, «безудержно алчным». Император прислушивался к нему благодаря некоторому воинскому опыту и проконсульству в провинции, гарантировавшим допуск к императору. Он возглавлял армию Гальбы, имел хороший послужной список в качестве наместника провинции. Обаяние Лакона, «нестерпимо тупого и спесивого», по свидетельству Светония, понять труднее: главной его чертой было непреодолимое желание противиться любому плану, если он был чужим. Несмотря на отсутствие опыта, Гальба назначил его префектом претория. Даже если Лакон намеревался сохранить контроль над императорской гвардией в своих руках, он оставался не больше чем пустым местом.
Упрямый и несговорчивый, «немощный и легковерный», по определению Тацита, Гальба слишком часто позволял этим никчемным людям управлять собой, не замечая присущих каждому из них низости и бесчестья и укрепляя быстро приобретенную репутацию жестокого правителя. Вероятно, все трое были более умными людьми, чем их представляют современные источники, так как их успех зависел от манипулирования Гальбой, несмотря на непреклонность его характера — следствие возрастных изменений и взглядов на жизнь. В этом случае их способности можно отнести к простому житейскому хитроумию. Будучи не в ладах друг с другом, преследуя собственные интересы в мелких вопросах, Икел, Виний и Лакон были плохими советчиками для императора.[166] Светоний пишет, что «он доверял и позволял помыкать собою так, что сам на себя не был похож — то слишком мелочен и скуп, то слишком распущен и расточителен для правителя, избранного народом и уже не молодого». Когда пал Гальба, для советников тоже пришел час расплаты.
После смерти Гальбы сенат проголосовал за то, чтобы воздвигнуть его статую на колонне в месте убийства на Форуме. На это постановление Веспасиан наложил вето. Значение Гальбы заключается в природе его пути к принципату и символической роли промежуточного принцепса. Гальба из исторических источников занимает среднее положение между старым миром Августова двоевластия (приняв автократию, спрятавшись за добродетельной ностальгией о Республике, за обманчивым понятием «добра» и «зла», по очереди то признаваемым, то отвергаемым Юлиями-Клавдиями) и новым миром, в котором поставленный легионами правитель работает на благо империи и заботится о своей армии. Возможно, что в это смутное время именно Гальба сохранил принципат своими губительными действиями — отдалением от армии и наместников провинций, которые сделали его седьмым цезарем Рима, а также неспособностью добиться расположения сената и римского народа. Свидетельством этому может быть справедливое наблюдение Отона, что только правление Гальбы смягчило последствия властвования Нерона, что его суровые ошибочные решения контекстуализировали деспотические прихоти последних преемников Августа, а непоколебимая нравственность представила в привлекательном виде первую династию Рима. Не случайно вторая римская династия, Веспасиан и его сыновья, как публично, так и частным образом открыто объявляли о своей связи с эксцентричными, властолюбивыми предшественниками (хотя старательно обходили стороной Нерона).
Что касается Гальбы, то он был предрасположен к тому, чтобы оглядываться назад. Сервий Сульпиций Гальба родился 24 декабря 3 г. до н. э. на загородной вилле близ Террачины к юго-западу от Рима. Он был младшим сыном в семье, чья знатность затмевала даже высокое происхождение Августа и его высокомерного клана (за некоторыми исключениями — например, Ливия и Домиций Агенобарб). Родословная Гальбы, со временем наглядно изображенная на стенах императорского атриума, прослеживала генеалогические линии от Юпитера со стороны отца, а со стороны матери — от жены царя Миноса, Пасифаи, неестественная страсть которой к белому быку Посейдона, вероятно, внушила современникам императора оправдание его извращенной любви к зрелым мужчинам. В 68 году подобная демонстрация родовой известности намеренно напоминала о внутренних двориках республиканского Рима с их галереями восковых масок, а также юлианские заявления о происхождении от Венеры. Это объясняется тем, что Сульпиции Гальба занимали высокое положение в эпоху Республики. Сервий Гальба, который в 145 году г. до н. э. стал консулом Рима, по утверждению Светония, был «едва ли не самым красноречивым оратором своего времени». (Время покажет, что его потомок унаследовал семейное имя, но не дарования.) Седьмой цезарь Рима также дорожил памятью своего прадеда, Квинта Катула Капитолина, консула в 78 г. до н. э., которого назвали Капитолином благодаря его роли в перестройке храма на Капитолийском холме, который он освятил в 69 г. до н. э. Нам говорят, что Гальба чтил его память, возможно, он распорядился бы выбить имя предка на пьедестале своего бюста, но, став императором, он, похоже, потерял интерес к подобным великодушным жестам. Все его склонности и усилия были направлены на сокращение расходов после расточительного правления Нерона. Подобная бережливость, достойная восхищения по своей природе, не должна была быть уделом императора. Она демонстрирует нежелание учиться на уроках прошлого и неразумное отношение к вызовам должности. За своей заботой о родословной Гальба не увидел простую вещь: в знатных семействах среди героев и творцов истории скрывались пользующиеся дурной славой глупцы, ничтожества и злодеи — и эта слепота дорого ему обойдется. В их числе был его собственный брат — вздорный банкрот, который покончил с жизнью, когда Тиберий узнал о его слабости. Влюбленный в прошлое Гальба оказался неспособен реагировать на изменившиеся обстоятельства настоящего.
