Далее автор описывает, что Ленина раздражало присутствие дочери Лепешинского, высмеивавшей его лысину[335]. Позднее подобное замечание, разумеется, не могло быть включено ни в одну антологию, подготовленную коммунистическим издательством.
За период болезни Ленина в коммунистической печати появился, тем не менее, целый ряд довольно безапелляционных высказываний. Весьма примечателен помещенный в харьковском сборнике отрывок из книги Б. Горева «От Томаса Мора к Ленину», вышедший пятью изданиями в 1922–1924 гг. Горев анализирует свойства Ленина как революционного вождя и выносит его талантам вполне справедливую оценку. Он указывает на организаторский дар Ленина и на свойственное ему острое чувство истории. Кроме того, продолжает Горев, Ленин обладает способностью, незаменимой для лидера партии, возглавляющей массы:
«Это свойство — искусство „социального гипнотизма“, т. е. уменье так воздействовать устной и печатной речью на разум и волю масс, что эта воля подчиняется воле вождя… Ленин соединяет в себе глубокий революционный энтузиазм и даже фанатизм с холодным политическим расчетом, доходящим до последовательного применения принципа „цель оправдывает средства“»[336].
Оценка довольно верная, однако назвать ее лестной нельзя.
В харьковский сборник вошли также статьи с редакционной правкой, нацеленной на превращение Ленина в более положительную фигуру, которая могла бы служить примером для молодежи. Из текста воспоминаний Луначарского, написанных в 1919 г. и перепечатанных в 1923 г. в назидание комсомольцам, изъята фраза:
«Я никогда не скажу, что Ленин был трудолюбив, мне никогда… не приходилось видеть его углубленным в книгу или согнувшимся над письменным столом»[337].
Если особенно важной задачей представлялось изобразить Ленина образцом для подражания со стороны детей, то прилежание должно стать существеннейшей чертой его морального облика.
Бессмертие пришло к Ленину раньше смерти. Летом и осенью 1923 г. он вновь учился говорить, медленно, с мучительными усилиями. Вся Россия сузилась для него до живописного имения в Горках, по которому его возили в плетеном кресле. Однако страна видела в Ленине могучее олицетворение Коммунистической партии. Отсутствие живого вождя способствовало зарождению его культа. О сохранности рукописей Ленина пеклось государство, учредившее Институт Ленина; Ленинский уголок сельскохозяйственной выставки служил моделью для воспроизведения его в будущем, представленные там фотографии изображали жизненный путь вождя в идеализированном виде. Стихийное преклонение перед Лениным, вызванное в 1918 г. покушением на его жизнь, уступило место сознательной манипуляции его именем в политических целях, которые преследовались партийными чиновниками. В борьбе за власть, начавшейся в 1923 г. — «дележке шкуры неубитого медведя», как гласит русская пословица — каждый из преемников Ленина старался выдать себя за истинного ленинца. Партия и правительство стремились укрепить политическую стабильность и сохранить за собой власть, гарантом которой они считали Ленина. Сами партийные вожди немало содействовали конструированию образа Ленина как персонификации большевистского режима и желали теперь опираться на подобное тождество, видя в нем залог прочности собственных полномочий на управление Россией в отсутствие главного вождя. Постоянно ссылаясь на Ленина и клянясь его именем, партийные вожди планомерно внедряли в народное сознание смысл и суть созданного ими идеализированного образа.
Школы, фабрики, шахты, колхозы и деревни получали имя Ленина: оно давалось не просто в честь вождя, но и для воодушевления местных коллективов. Трудящиеся предприятий, названных именем вождя, должны были проникнуться решимостью стать такими же стойкими и сильными, как Ленин. Мы теперь не Симоновка, якобы заявил один их жителей переименованной деревни, мы теперь — Ленинка, и потому должны быть сильными[338]. Это приравнивалось к положению избранных: велики были привилегии, но велика и возлагаемая ответственность. «Ты помни, что носишь имя Ленина», — предупреждала надпись над входом в военную школу физической культуры имени Ленина[339].
Мифический Ленин был неиссякаемым генератором силы и энергии. В последний год жизни Ленин иногда уподоблялся источнику энергии, который он желал внедрить в России — электричеству; точно так же святые соотносились церковью с целительными источниками, открытыми ими чудесным образом. В ноябре 1923 г. одна из коммун, где была проведена электрификация, назвала электрические лампочки «лампочками Ильича» и благодарила Ленина за дарованное новшество[340].
Статус Ленина-мученика был официально подтвержден в пятую годовщину покушения, которое рассматривалось как событие, породившее эмоциональную связь между вождем и народом. В августе 1923 г. Зиновьев писал:
«Как мать еще более горячо любит сына после постигшей его большой опасности, так страна наша — да и рабочие всего мира — еще больше, еще беззаветнее полюбили Владимира Ильича после той опасности, которая угрожала ему в первые дни сентября 1918 года»[341].
В статье, напечатанной в «Правде» 30 августа, вновь проводилось различие, впервые указанное Львом Сосновским в 1918 г. между Лениным — бессмертным вождем и Ильичем — человеком:
«В. И. Ульянов-Ленин — грозный глава республики-победительницы, и Ильич — простой близкий старший брат»[342].
В шестую годовщину революции Ленин изображался совершенной абстракцией, вечной и всеобъемлющей:
«Ленин — это не только название любимого вождя, это — программа и тактика… и философское миросозерцание.
Ленин — это ненависть, пламенная ненависть к угнетению и эксплуатации человека человеком…
Ленин — это торжество чистого разума, не признающего никакой мистики.
Ленин — это… отрицание всяких компромиссов, всяких полумер…
Ленин — это бесконечное увлечение наукой и техникой… символ электрификации… отрицание всякой веры, кроме веры в неминуемое торжество труда над капиталом, всесильной машины над мертвой природой… Все проблемы находят в этом имени свое решение…
Если правда, что красота состоит в контрастах, то Ленин — высшая красота на свете, ибо он — воплощение кажущихся противоречий, ибо Ленин — это динамика и диалектика пролетариата…
Ленин — это страдание за идею; это истечение кровью за пролетариат; это борьба при самых невыносимых условиях, без хлеба, без воды, без света и без белья, борьба против целого мира вооруженных до зубов врагов…
Ленин — это символ разрушения… всяких ценностей для достижения победы; но это и символ восстановления хозяйства…
Ленин — это единая коммунистическая партия Красного Земного шара.
Да здравствует же т. Ленин!»[343]
Бессмертный Ленин спешил сменить на посту ослабевшего Ильича.
Но Ленин-человек не сдавался смерти. Он упорно боролся, преодолевая последствия паралича, однако улучшение наступало слишком медленно. К январю 1924 г. он едва мог осилить произношение односложных слов. Крупская часто пыталась развлечь больного мужа чтением вслух[344]. 19 января 1924 г. она читала ему рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Рассказ описывает злоключения золотоискателя, оказавшегося в снегах Канады. У героя растянута лодыжка, он брошен товарищем, у него нет пищи; невзирая на мучительную боль, он ковыляет через заснеженные просторы к берегу, где его ждет корабль. Полуобезумевший от голода и боли, он тем не менее неуклонно приближается к цели. Остается совсем немного — но тут появляется голодный волк и преследует путника, ожидая его смерти. Недалеко, всего в нескольких милях, виднеется берег Атлантического океана, однако силы покидают героя — и он падает в снег. Волк, сам едва живой от слабости, нападает на него, однако человек одерживает верх, пьет горячую кровь зверя — и теряет сознание. Матросы с корабля замечают его, находят и спасают. Рассказ очень понравился Ленину. Хотя за время своей продолжительной болезни Ленин переживал приступы депрессии и нередко плакал[345], в целом он отличался такой же мужественностью, что и герой рассказа Лондона. Он был полон решимости выиграть схватку со смертью.
В тот же день 19 января, когда Крупская читала Ленину рассказ Лондона, Михаил Калинин, председатель ВЦИК, открывал Одиннадцатый Всероссийский съезд Советов в Москве. Владимир Ильич борется с болезнью, сказал он, однако «уже заметны просветы конца его долгой, тяжелой борьбы с болезнью». Голос из зала выкрикнул: «Да здравствует вождь мирового пролетариата товарищ Ленин!» Последовали возгласы «ура»![346]
