Барбаросса не решался тревожить его до тех пор, пока тот в своих предприятиях не начал считать себя чуть ли не сувереном. Но в 1168 г. Генрих стал зятем Генриха II Плантагенета, взяв в жены его дочь Матильду. Во время его похода в Святую землю в 1172 г. он принимал то, что к нему относились как к королю. Он был щедрым меценатом, подражая в этом принцам. Понятно, что Фридрих усмотрел в отказе Генриха прийти на помощь несомненный знак воли к независимости. Пора было его обуздать.
Вернувшись на север Альп, подписав мирное соглашение, император мог взяться за эту задачу. Он передал его князьям, как то велел обычай, но он знал, что у герцога Саксонского хватает своих врагов. По жалобе епископа Хальберштадта было открыто дело. Генриха вызывали на съезд, но он не явился, и в 1179 г. его заочно изгнали из империи. Немного позже против него начался еще один процесс; на королевском трибунале в 1180 г. пэры постановили конфисковать его лены. Барбаросса не взял эти земли себе, даже не потому, что закон к этому принуждал — вообще не существовало закона, предписывающего повторное жалование земли (Leihezwang), — но потому, что и дальше имел намерение продолжать политику сотрудничества с князьями, которой он мог быть доволен. Саксония была разделена между архиепископом Кельнским, получившим Вестфалию, и Бернхардом Анхальтским, сыном Альбрехта Медведя, которому досталась восточная часть. Оттон фон Виттельсбах, самый верный из подданных, стал герцогом Баварии. Будучи изгнанником, Генрих продолжал оказывать сопротивление. Он противостоял императору на протяжении почти двух лёт и укрылся у своего английского тестя только после того, как сторонники его оставили. Ему удалось сохранить свои внесеньериальные владения, в частности Брауншвейг и Люнебург, которые не подпадали под юрисдикцию королевского трибунала. Его изгнание завершилось лишь в 1192 г. после смерти Барбароссы.
Падение Генриха Льва обозначает решающий этап в процессе, который берет начало еще в средине XII в., — исчезновение этнических герцогств. Саксония разделена надвое, та же участь постигла Швабрю и Лотарингию, Бавария вначале лишилась Австрии, потом и Штирии, о Франконии уже давно не упоминалось. Никто из князей не мог назвать себя представителем одного из народов, совокупность которых когда-то создала Восточное Франкское королевство. Никто из них не владел имением достаточно обширным, чтобы попытаться занять первенство. Эта раздробленность была результатом принятых императором решений, но не он один хотел ограничить слишком сильные амбиции. Судьба Льва служит тому доказательством: он проиграл, потому что пэры считали его стесняющим и боялись попасть под его власть. Это общее желание не допускать территориальных образований, достаточно больших, чтобы доминировать, стало почвой для явной солидарности между сувереном и князьями. То, что не было изначально modus vivendi, было введено сверху. Добрая сотня представителей высокого сословия представляли «землю», а те, кто ей управлял, назывались князьями. Фридрих Барбаросса правил империей согласно Reichsfurstenstand, важные решения принимались на Hoftage, съездах, где князья играли ведущую роль. Право принятия решений принадлежало им, в том числе юридических, так как они имели право Blutbann, карать и миловать своих подданных. Наказание нарушителей мира (Reichslandfrieden), положения о котором были провозглашены Генрихом IV и возобновлены Фридрихом с 1152 г., так же возлагалось на Fursten. Девяносто из них были прелатами. Вормсский конкордат давал право императору воздействовать на выбор сановников; что он и делал каждый раз, когда избрание казалось ему достаточно важным. Позиция, которую занял епископат в период с 1159 по 1177 гг., доказывает их верность Фридриху, несмотря на то что некоторые из его членов считали Александра III законным папой. Если архиепископ Кельнский Филипп фон Хейнсберг в 1186 г. оказал сопротивление императору, то лишь потому, что Вестфальская концессия вскружила ему голову; но такой мимолетный порыв был скорее исключением, чем правилом. Талантливые и покорные служители не так уж редко встречались среди епископов, к примеру Райнальд фон Дассель в Кельне, Кристиан фон Бух в Майнце. Император никак не повлиял на конституцию и восстановление светского меньшинства Furstenstand, в состав которого входили девять герцогов, три маркграфа, два пфальцграфа и один ландграф. Их правопреемство регулировалось феодальным правом Lehnrecht. Их лены входили в состав наследства, и пэры могли конфисковать их в случае измены. Церковнослужащие или миряне, князья были прямыми вассалами суверена. В «сословии щитоносцев» (Heerschildordnung), которое определял военное звание, они занимали вторую и третью ступени сразу же после короля. Все те, кто не принадлежал к их группе, даже графы, неизбежно отодвигались на низший уровень феодальной пирамиды, количество ступеней которой увеличивалось, отделяя сюзерена все дальше от тех, кто находился в самом низу иерархической лестницы. Постепенно основная часть знати могла превратиться в подвластную другой; и тогда власть императора над этими подданными вассалов могла достигать их только посредством князей. Во время правления Барбароссы империя превратилась в феодальную монархию, но положение князей в ней было слишком важным, чтобы быть точной копией англо-нормандской модели, более благоприятной для королевской власти.
«Джентльменское соглашение», которое обязывало императора повторно жаловать выморочные или конфискованные лены, — это Leihezwang, которое ошибочно представлялось историками как закон, лишало возможности методично расширять королевские владения, подобно Капетингам. Однако Фридрих Барбаросса сделал все возможное, чтобы укрепить элементы, которые были в его распоряжении. Каждый раз, когда представлялась возможность, он увеличивал владения Штауфенов; в частности ему удалось присоединить имения, которыми Вельф Генрих Лев владел в Швабии, и те, которые его дядя Вельф VI ему уступил, подавленный преждевременной кончиной сына. Так образовалась длинная вереница владений, из верхушки четырехугольника Богемии до Франш-Конте, проходя через долину Майна, и пересекала тевтонское королевство; линия была прерывистой, но Фридрих попытался залатать бреши или установить штрабы. Оттон Фреайзингенский с видом знатока заявлял, что в долине Рейна, между Базелем и Майнцем, находились самый богатые части имущества и были объединены «самые крупные силы королевства»; но выдающийся наследник не оставил в стороне и долину Неккар, и швабские Юра, колыбель Штауфенов. Верный принципу странствования, Фридрих не имел столицы и практиковал «пробег верхом», что увеличивало количество встреч с подданными; чтобы не прибегать к гостеприимству прелатов, он построил новые дворцы (Pfalzeri) или же восстановил прежние, из которых самые известные Нюрнберг, Гельнхаузен, Кайзерверт, Трифельс, Хагенау, Ингельхайм. По примеру своего отца, Фридриха Одноглазого, он протянул из одного края своих владений в другой целую цепочку замков. Более систематически, чем его предшественники, он вверял защиту своего имущества минестериалам, которые иногда достигали высокого положения, были наделены ленными владениями, приобретенными службой (Dienstlehen) и снабженными всадниками. Для разрешения серьезных дел, касающихся весьма запутанного правового и имущественного управления, использовалась процедура дознания, насколько это позволяла недостаточно развитая служба канцелярии.
Фридрих видел, что достаток края во многом зависел от деятельности городов. В Германии расцвет городов был еще слабым в XII в., но они росли довольно быстро, и суверен старался воспользоваться их богатством. Кажется, он не делал этого систематически; конечно, он подтвердил привилегии Любека, взятого у Генриха Льва. Он основал несколько городов, например Гельнхаузен и Хагенау. Самые процветающие принадлежали епископам, и лишь посредством услуг, которые предоставляли князья, императору удавалось воспользоваться их ресурсами. Поддержка в случае необходимости горожан против их прелатов не сулила ничего хорошего для Фридриха, который не хотел ссориться с князьями. В Италии города отказались от епископской опеки, и Фридрих это отлично знал. В конце концов он приспособился к этой ситуации и нашел способ пополнять казну, используя это Эльдорадо. Если бы он имел такую возможность, он, наверное, попробовал бы ускорить экономический рост Германии. Такое положение дел не оставляло его безразличным. В Констанце в 1153 г. он с интересом слушал жителей Лоди, объяснявших значение торговли для процветания их города. За год до этого в указе о перемирии он предписывал графам собирать каждый год в конце лета сведущих людей и устанавливать вместе с ними цену на зерно. Он предоставил привилегии, в частности освобождение от налогов, многим городам к северу и к югу от Альп, «чтобы приумножить богатство этих земель». Но у него не было средств, которые потребовала широкомасштабная политика. Его власть прямо распространялась только «на земли империи», которые включали немного торговых городов: около 90 % ресурсов, составляющих королевское имущество, предоставлялось земледелием. Фридриху пришлось прибегнуть к обложению податями своих вассалов или подданных. Что касается первой категории, то чаще всего это были прелаты как самые покорные и, несомненно, самые зажиточные. В 1177 г. они внесли 1000 марок,[21] чтобы оплатить расходы на встречу в Венеции. С итальянских комму потребовали гораздо большую сумму. В 1159 г. Кремона должна было внести в казну 11 000 ливров. И это был не единственный город, заплативший такую большую пошлину в стране, о богатстве которой было хорошо известно императору. Поговаривали, что Италия словно императорский сад. В эпоху Гогенштауфенов она несомненно была его сокровищем. Но Барбаросса уделил ей столько усердия и времени не потому, что этот человек с севера страстно любил Средиземноморье, просто без нее казна осталась бы пустой.
