Но кроме главной артиллерии на линейных кораблях и линейных крейсерах была еще так называемая противоминная артиллерия, служащая для отражения минных атак. Если в период Русско–японской войны противоминная артиллерия была не выше 75–мм калибра, то ввиду увеличения размера миноносцев к началу войны 1914—1918 годов противоминная артиллерия достигла уже 6–дюймового калибра и вес снарядов этих пушек в нашем флоте был равен 1011/4 фунтов, или около 2,5 пуда.
Наш старенький «Варяг» был вооружен XII — 6–дюймовыми пушками в 45 калибров длиною, системы Кане. Это орудие было уже устарелым, но при новых снарядах, снаряженных тринитротолуолом, и при переделанных подъемных механизмах дальность и мощность этих пушек значительно возросла. Кроме того, наш старший артиллерийский офицер гвардейского экипажа лейтенант Гессе во Владивостоке установил носовые и кормовые орудия, стоявшие по бортам в диаметральной плоскости на полубаке и на юте. Благодаря этому вместо шести пушек па борт мы получили восемь и, следовательно, увеличили свой бортовой залп на два орудия.
Так как по теории управления огнем наивыгоднейшей комбинацией для пристрелки и для залповой стрельбы является залп в четыре орудия, то «Варяг» получил благодаря этой переделке возможность стрельбы один за другим двумя четырехпушечными залпами.
Если принять во внимание, что наши люди были натренированы так, что легко давали четыре выстрела в минуту из 6–дюймовой пушки, то можно было рассчитывать, что мы легко выпустим восемь четырехпушечных залпов в минуту, или примерно 80 пудов 6–дюймовых снарядов в одну минуту.
Кроме 6–дюймовых орудий у нас было еще X — 76 мм (3–дюймовых) японских пушек Но дальность их была незначительна, и они годились только для стрельбы по подводным лодкам и для расстрела плавающих мин.
Для стрельбы из орудий морской артиллерии употребляется бездымный порох, изготовленный из нитроклетчатки, хлопок, обработанный смесью серной и азотной кислот.
Нитроклетчатка обрабатывается ацетоном или смесью алкоголя с эфиром или же нитроглицерином.
В первом случае получается пироксилиновый порох, специально выработанный в нашей научно–технической лаборатории под руководством знаменитого русского ученого профессора Д. И. Менделеева.
В английском и японском флоте был нитроглицериновый порох.
Одним из главных недостатков бездымных порохов является их способность разлагаться при повышении температуры выше определенного градуса. Нитроглицериновый порох, кроме того, опасен еще и при очень большом понижении температуры.
Между прочим, русский бездымный порох считался лучшим в мире [124]. У нас очень редки были случаи его разложения.
В иностранных же флотах было много несчастий на этой почве. Так, в сентябре 1905 года на японском броненосце «Миказа», стоявшем на якоре в Сасебо, возник пожар и затем взорвались пороховые погреба. Корабль затонул на мелком месте, впоследствии он был поднят и исправлен. На нем было убито 5 человек, ранено 343 и утонуло 251 человек. В 1907 году произошел взрыв пороха в 8–дюймовой башне японского броненосца «Кашима». 12 марта 1907 года взорвались погреба на французском броненосце «Иена»: убит командир, 7 офицеров и 110 матросов; ранены: 3 офицера и 32 матроса. В 1908 году был взрыв погребов на японском крейсере «Матсушима». 25 сентября 1905 года погиб от неожиданного взрыва пороховых погребов французский броненосец «Либерте», стоящий на якоре на Тулонском рейде Из личного состава этого корабля утонуло и было убито 133 человека, 91 человек был ранен. На соседних судах, стоявших на рейде, было убито 210 человек, 136 человек были тяжело ранены и 45 легкоранены.
Будучи хорошо знакомыми с нашим порохом и привыкнув к обращению с ним, мы, конечно, не вполне доверяли японскому нитроглицериновому пороху, которым были снаряжены патроны наших 76 мм пушек. Но, слава Богу, за все плаванье в тропиках никаких опасных явлений с этим порохом не было.
Как я писал выше, недостатком «Варяга» было отсутствие у него надежной вентиляции бомбовых и пороховых погребов. Кроме того, у него, конечно, не было того, что необходимо на каждом военном судне — это охладительных машин, так называемых аэрорефрижераторов для охлаждения воздуха, гонимого вентиляторами в погреба. Однако, слава Богу, удалось и с наличными средствами избежать повышения температуры в погребах.
Из этого краткого очерка, я думаю, вы поняли, мои читатели, какой сложной организацией является управление и обслуживание артиллерии на военном корабле, даже на таком устарелом и маленьком, как «Варяг». Вы понимаете, что морские офицеры артиллерийской специальности, равно как и подчиненные им артиллерийские и гальванерные кондукторы, артиллерийские унтер–офицеры, гальванерные унтер–офицеры, комендоры, гальванеры, хозяева погребов, прислуга орудий и подачи, должны знать в совершенстве материальную часть всей артиллерии и всего, что ее обслуживает (вентиляция, электродвигатели для подачи и управления орудиями, приборы управления артиллерийским огнем и т. п.). Отсюда следует, что современный морской артиллерийский офицер должен быть в сущности инженером, ибо слишком сложна и обширна та техника, с которой ему приходится иметь дело.
Но, кроме знаний технических, артиллерийскому офицеру на корабле еще надо знать в совершенстве управление огнем артиллерии Это дело тоже не очень простое, особенно в ее теоретической части.
До Русско–японской войны считалось, что дистанции боя будут весьма небольшими. Например, дальней дистанцией считалось 25 кабельтовых, т. е. около 4,4 версты.
Между тем 12–дюймовое орудие того времени, если ему придать большой угол возвышения, могло стрелять на расстояние около 90 кабельтовых, т. е. около 15,8 версты. Уже к началу минувшей войны выяснилось, что даже эти старые орудия могут стрелять до 20 верст. Наша новая 12–дюймовая пушка на корабле ставилась для стрельбы на дальность свыше 120 кабельтовых, т. е. около 21 версты. На береговых установках эти пушки могли стрелять гораздо дальше, равно как и при специальных условиях на корабле (например, с якоря, придавая кораблю искусственный крен).
Поэтому естественно, что на требования тактики, до Русско–японской войны, техника ответила и методами стрельбы, удовлетворяющими эти условия. Так как на заданных малых дистанциях меткость орудия, могущего стрелять на большие дистанции, огромна, то стрельба была «индивидуальная». Комендор–наводчик, он же хозяин орудия [125], получив из рубки от управляющего огнем офицера данные прицела (дальности) и целика (бокового отклонения), «сам» устанавливал прицел, «сам» наводил пушку и «сам» стрелял, причем ему же вменялось в обязанность и самому «следить» за своими «попаданиями», а равно он же отвечал и за все свое орудие и за людей, которые составляли его прислугу.
Горький опыт Русско–японской войны вызвал в нашем флоте усиленную работу по этим вопросам Задания тактики в корне изменились. Боевые дистанции — суть дистанции предельной дальности орудий и практической видимости в открытом море. Наш флот начал учиться стрелять на таких дистанциях, на каких еще никто не стрелял. Ясно, что на громадных расстояниях комендор–наводчик не только не может следить за попаданиями своего снаряда, но саму‑то цель он видит, едва только чтобы иметь обеспеченную точку наводки.
Началась дифференциация заданий, характерная вообще для всякой современной сложной техники.
Во–первых, наводчик был освобожден от всякого участия и ответственности в заряжении и в заведовании орудием.
Это было доверено специальному артиллерийскому унтер–офицеру, которому и подчинялась вся прислуга орудия. Затем сам наводчик как бы разделился на два. Один (лучший) получил задачей наводить орудие только вертикально, а другой (как бы его помощник) наводил орудие лишь горизонтально.
Оба наводчика ставились на особые площадки, прикрепленные к орудию, и имели выверенные оптические прицелы.
Когда тот, кто наводит орудие горизонтально, наведет его, то наводчик, наводящий вертикально, увидит в своем прицеле цель и ему остается только подвести горизонтальную нить прицела к точке наводки так, чтобы пересечение нитей в прицеле совпало с точкой паводки. Как только это совершилось, он может стрелять (если о том дан сигнал), нажав висящую у него на руке звонковую кнопку, от которой электрическим током воспламеняется особая трубка, взрывающая пороховой заряд.
Наконец, для установки прицела, как по прицелу, так и по целику, был поставлен специальный человек, «установщик прицела», причем самую установку он производил не произвольно, а совершенно механически, по особым механическим указателям из боевой рубки.
Так схематически можно изобразить те изменения в управлении и наводке орудий, которые произошли после Русско–японской войны.
