17–го завязался бой, и, как сообщал военный историк Семен Эсадзе, «после четырехчасовой свалки, наконец, Гимры, заваленные трупами, были взяты». В это время Кази–Магомед и Шамиль с 13 мюридами находились в двухэтажной башне, построенной в самом узком месте Гимринского ущелья. Осаждавшие предлагали им сдаться. Но из башни отвечали выстрелами. Когда же солдаты, взобравшись на крышу сооружения, начали безнаказанно стрелять в тех, кто находился внутри, Кази–Магомед схватил шашку и прыгнул со второго этажа. Преодолеть шесть рядов солдат, стоящих шпалерами, ему не удалось. Имама приняли на штыки. За ним выпрыгнул, в надежде очутиться за стеною из людей, племянник Кази–Магомеда Мухамед–Султан, но погиб и он. Ни один мюрид не захотел последовать их примеру. Тогда к прыжку приготовился Шамиль. Засунув полы черкески за пояс, он вытащил шашку. Оглянувшись на мюридов, Шамиль попрощался, сделал небольшой, но энергичный разбег и так стремительно вылетел из башни, что очутился на земле позади солдат. Во время полета из башни кто‑то прикладом сбил с Шамиля папаху с чалмою. Когда он приземлился и чудом устоял на ногах, на него набросились люди. Ударом шашки храбрец свалил одного, другого. Кольцо разорвалось, и Шамиль побежал. Он устремился вниз по ущелью в сторону аула. Это ущелье было знакомо ему с детства, он знал в нем все ходы и выходы.
По обеим сторонам узкого ущелья стояли войска. Боясь угодить в своих, никто не стрелял, действовали холодным оружием. Шамилю казалось, что свобода близка. Но неожиданно навстречу выбежал какой‑то смельчак в бурке и папахе и выстрелил в него с расстояния около 10 шагов. Вероятно, рука его дрожала: не попал, снова двинулся на Шамиля. Будущий имам нанес удар шашкой по голове нападавшего, но тот подставил руку, замотанную буркой, и спасся. Шашка взлетала и падала, но каждый раз удачно для врага. В какой‑то момент Шамиль изменил направление удара, будто собирался полоснуть по телу. Противник отвел руку с буркой, и это погубило его. Шамиль опять побежал по ущелью. На его пути снова стал противник, на этот раз офицер. Он вышел на тропу и, чуть повернувшись боком к приближающемуся, стал ждать. Когда Шамиль поднял шашку над головой, офицер внезапно сделал выпад левым коленом вперед и всадил штык ружья в грудь. Для Шамиля вокруг все зашумело, закричало, чтобы в тот же миг замереть. Увидя, что убил человека, офицер инстинктивно выпустил винтовку из рук. Но тут случилось непредвиденное. Шамиль каким‑то чудом вытащил штык из груди, а затем ударом приклада свалил противника.
На пути горца более никто не становился. Но сзади кто‑то бросил тяжелый камень. Удар пришелся по плечу, и бегущий чуть не упал на тропу. В это же время залп из ружей многократно отозвался эхом в горах. Пули просвистели где‑то выше Шамиля. Раненое легкое клокотало в груди, силы покидали его. Еще несколько усилий — и Шамиль повернул влево. Он почти остановился и хотел прилечь, но услышал позади себя топот. Взгляд назад. Что это? Шамиль смотрел и не вериА своим глазам. К нему бежал гимринский мудун. Оказалось, вслед за Шамилем и он выпрыгнул из башни и бежал за ним, как тень, и это спасло мудуна.
Ночь провели в кустах. Голод и сквозная штыковая рана в груди мучали Шамиля. Он часто терял сознание. С рассветом беглецы поплелись в сторону Унцукуля, так как в Гимрах находились царские войска. Но в Унцукуле Шамиля не приняли. Мало того, по требованию аульской власти кунак отвел его в молельню, находящуюся далеко за селом.
«Его не оставили бы и там в покое, — писал впоследствии личный секретарь имама Мухаммед–Тахир ал–Карахи, — если бы унцукульцы не рассчитывали на его скорую смерть» Но Шамиль выжил. Через много лет губернатор Калуги генерал Чичагов спросил у Шамиля о штыковой ране, полученной в 1832 году в Гимринском ущелье. Когда, они уединились в кабинете генерала, Шамиль обнажил себя до пояса. Выше правой лопатки губернатор увидел большой рубец. Каково же было удивление Чичагова, когда на теле Шамиля он насчитал следы еще 22 ран, полученных в разные годы, в разных боях.
ОТ ГИМРИНСКОГО УЩЕЛЬЯ ДО АХУЛЬГО
Подробности прыжка Шамиля из башни и бег его по «коридору смерти» быстро стали известны в горах. Правда об этом удивительном случае переплеталась с вымыслом, рассказы обрастали новыми подробностями. Горцы, ставя превыше всего отвагу, понимали, что в лице Шамиля они имеют человека, который может занять место погибшего Кази–Магомеда. Но, как говорится, пока суд да дело, пока Шамиль понемногу излечивался от своих ран, в ауле Корода имамом был избран Гамзат–бек. Некоторые исследователи полагают, что это будто бы сильно задело Шамиля. Возможно, что его смущали и некоторые действия Гамзат–бека. Непонятно было, к примеру, почему в то время, когда мюриды и Кази–Магомед насмерть бились в Гимринском ущелье (в 1832 году), Гамзат–бек не пришел им на помощь, а раблюдал бой с горы Нарат–меэр. Почему одних ханов и беков он преследовал, а другим потворствовал? Вероятно, непоследовательность действий второго имама привела к тому, что и среди избирателей в Короде не было единодушия в оценке действий Гамзат–бека.
Дисциплинированный и умеющий не только учить, но и учиться, не только командовать, но и подчиняться, Шамиль после выздоровления решил отправиться к Гамзат–беку. Но до того, как явиться к новому имаму, он стал наводить «порядок» у себя в Гимрах.
Однажды он застал группу женщин, которые с открытыми лицами и ногами грелись на, солнце. Упрекнув их в «бесстыдстве и разврате», он прошел дальше в «холодную баню», куда имел обыкновение ходить на молитву. Ту же картину застал Шамиль, возвращаясь с омовения. Увидя его, женщины стали расходиться, но одна из них осталась сидеть на месте. На нее посыпались удары. Женщина стала звать на помощь. Прибежал ее муж. С Шамилем он ничего не мог поделать, пришлось обратиться к мулле. Тот вызвал аульского судью и потребовал наказать виновника. Но Шамиль так настоятельно убеждал муллу и судью, что те в итоге изменили своё мнение и двадцать палочных ударов присудили мужу, «распустившему жену». После этого случая и мюриды в Гимрах поняли, как тверд Шамиль в своих убеждениях. Но противников шариата все равно было много в ауле. На рассвете другого дня Шамиль застал в молельне большую толпу, которая веселилась и подтрунивала над отсутствующими мюридами. Шамиль обнажил кинжал и с криком ворвался в молельню. Толпа в страхе разбежалась. Гимринцы пожаловались старшине аула — бегаулу. Тот не то просил, не то требовал, чтобы Шамиль заплатил за бубен, который разрезал кинжалом на куски.
«Да будет вам всем ведомо, — отвечал Шамиль послам бегаула, — что я не позволю никому унижать и оскорблять святую веру». Он хотел, чтобы гимринцы следовали шариату, чтобы молодые бросили бы мирские занятия, отказались от музыки, танцев, игр, вооружились и пошли бы воевать против царских войск и тех дагестанцев, которые им прислуживают. Приблизительно обо всем этом говорил Шамиль перед мечетью в день Уразы–байрама. В конце речи он добавил: «Вы отлично знаете, что я превосхожу Гази–Мухаммеда и Гамзат–бека и умом, и ученостью, и силой. Желающие изменить шариату пусть объявят себя теперь же. Я хочу посмотреть на этих молодцов и полюбоваться их мужеством и храбростью». Таких в Гимрах не нашлось. Вот тогда‑то, считая, что «порядок» в Гимрах наведен, Шамиль отправился в Гоцатль к Гамзат–беку. Вместе с ним он стал объезжать подвластные имаму земли.
Шамиль замечал, что не только в его родном ауле, но и в других плохо воспринимают установления шариата. Ирганайцы, например, просили оставить их в покое. Гамзат–бек, чтобы неповадно было другим, приказал убить двух «вероотступников» из этого аула. Перед аулом Гарадарих произошел бой с хунзахцами, которые настраивали дагестанцев против самого имама и его порядков. «Много гордых жителей Гергебиля» пришлось арестовать и доставить в Гоцатль — на родину Гамзат–бека. Карадахцы заперлись в своем страшном, ущелье Бек кварилхи и не хотели встречаться с мюридами. Гоготлинцы и телетлинцы встретили людей имама баррикадами на улочках. Андалалцы укрепились на Ружгинской горе. В действиях против жителей «взбунтовавшихся» аулов Шамиль показал незаурядные качества руководителя и дипломата. Он заставил унцукуль–цев выплатить 600 рублей, хитростью выманил из башни Сулдтанилава, вождя андалалцев, разбил хунзахцев в бою в Гарадарихе. Не все эти дела приносили удовлетворение, но ради выполнения поставленной цели Шамиль не жалел и себя. Он заботился о сборе бойцов, пополнении материальных средств, водил мюридов в атаку.
В августе 1834 года Гамзат–бек подошел к Хунзаху. Аварская ханша Паху–бике согласилась принять шариат, лишь бы ее и еб подданных оставили в покое. В качестве заложника она отдала младшего сына Булач–хана. Но имам не только не снял осаду, а стал готовиться к штурму. Чтобы уладить назревающий конфликт, в лагерь мюридов отправились два других ее сына — Умма–хан и Нуцал–хан. ИХ сопровождали 200 нукеров. Шамилю молодые ханы предложили 2 тысячи рублей за снятие осады. Шамиль деньги не принял, начался спор, затем перестрелка. Дети Паху–бике были убиты, а мюриды Гамзат–бека беспрепятственно вошли в Хунзах. В ауле была умерщвлена сама ханша и кое‑кто из приближенных, казна и дворец разграблены. Булач–хана сослали в Гоцатль,
