Многие детали «Рено» были сделаны из алюминиевых сплавов, а Сормовский завод с таким металлом не работал. Не делали здесь и подшипники.
Девять месяцев потребовалось сормовичам, чтобы пройти все трудности. К концу лета 1920 года танк собрали, отладили, обкатали на заводском дворе и начали испытание.
Гаугель усадил за рычаги танка слесаря Ивана Алексеевича Аверина: «Он поручил мне сесть за рычаги танка, а сам взобрался на башню. Из ворот завода выехала целая процессия: впереди танк, а сзади несколько подвод с инструментом и запасными частями.
Все шло хорошо, мы катили по бездорожью, но вдруг мотор заглох — отказал масляный насос. Такие поломки случались, и мы уже знали, что нам делать.
Танк оказался на редкость резвым. Он брал довольно крутые горки, шел через болота.
При испытании танка в районе станции Варя мы увидели полуразрушенный дом, брошенный хозяевами. Гаугель предложил: „Давай попробуем!“
Танк легко преодолел развалины».
Один из первых сормовских танков сегодня можно увидеть в танковом музее подмосковной Кубинки.
От французского «Рено» сормовичи оставили лишь форму — внешний вид и конструкцию ходовой части — надежнее было трудно придумать. Заводские умельцы внесли ряд усовершенствований, улучшив боевые возможности машины. В танке предусматривалась укладка снарядов.
Название нового танка родилось не сразу. Одни предлагали назвать его «Борец», другие «За свободу!», третьи «Товарищ Ленин». Наконец, все остановились на том, что он должен называться «Борец за свободу товарищ Ленин».
Красная Армия начинала вооружаться танками. 20-е годы XX века.
Второй вышедший из цеха танк имел аналогичное название, но товарищ был другой — Троцкий. Но о нем история умалчивает.
1 декабря 1920 года в Москву ушла телеграмма: «Секретное. Председателю Совета Народных Комиссаров товарищу Ленину.
Совет Военной промышленности направляет Вам к сведению краткую справку о постройке первого танка русского производства. Все работы произведены собственными средствами русскими рабочими и техниками. Три таких танка (2 с пулеметами, 1 с пушкой) составляют боевую единицу и к весне таких боевых единиц должно быть выпущено 5 (или 15 танков)».
В истории танкостроения первый танк известен под двумя индексами: М — малый и КС — «Красное Сормово».
После полевых испытаний танк помыли, почистили, подкрасили и 15 декабря сопроводили в Москву. Своим ходом он бы до столицы не дошел. Его прототип, танк «Рено», имел запас хода всего лишь в 35 километров. Поэтому к месту боя эти танки подвозили на машинах.
Сормовский танк имел больший запас хода, но в Москву его везли на железнодорожной платформе. Сопровождал его первый испытатель Иван Алексеевич Аверин. Он вел его своим ходом с Белорусского вокзала до Управления бронечастей Красной Армии на Смоленской площади. Весь путь его сопровождали московские мальчишки, бежавшие за «чудо-танком».
Сормовичи слово свое сдержали и на следующий год вооружили Красную Армию танками «Парижская коммуна», «Пролетарий», «Красный борец», «Буря», «Илья Муромец», «Победа»…
Некоторые из них вошли в состав 7-го автотанкового отряда, который показал свою мощь на Красной площади 23 февраля 1922 года.
Парадоксы. История без них обойтись не может. Французы, имевшие к концу Первой мировой войны лучший танк, вскоре полностью утратили лидирующие позиции.
Еще в 1920 году Ж. Этьену, ставшему к тому времени генералом, было категорически отказано объединять мелкие танковые группировки в самостоятельный род войск. Все танки подчинили пехоте, считая, что «танки представляют собой… в некотором роде, бронированную пехоту».
Генерал Этьен пытался писать статьи и докладные записки, доказывающие необходимость подготовки к маневренной войне. Военная верхушка не обращала на генерала никакого внимания. Она продолжала почивать на усыхающих лаврах, доставшихся от побед в Первой мировой войне. Так Франции не удалось стать танковой державой.
И этот маленький «Рено» был бы забыт, не послужи он прародителем советских танковых армад. Сормовичи удостоили его чести, поставив рядом с танком-легендой уже другой войны, к которому они тоже приложили руки. Но это уже другая история.
Огненные версты крепостей
Когда-то пели:
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути.
И стояли стальные бронированные громады, ощетинившиеся пушками и пулеметами на запасных путях, дожидаясь тревожного часа. Давно уже сняты они с вооружения. Запасные пути превратили в постаменты памятников. По большим праздникам сюда приходят люди и приносят цветы. Бронепоезда стали символом военной отваги и гражданского мужества.
Для нижегородцев такой символ — броненосец «Козьма Минин».
Он был построен в первую зиму Великой Отечественной войны и в марте 1942 года отправлен на фронт.
Дивизион бронепоездов, в котором воевал «Козьма Минин», получил наименование Отдельного Особого Горьковско-Варшавского и был награжден орденом Александра Невского. Позади дивизиона осталось около трех тысяч огненных верст…
Но это был не единственный бронепоезд, отправленный на фронт нижегородцами. Не будем забывать, что была еще одна война, которую историки назвали Гражданской. И там было броневое противостояние. И там была своя история бронепоездов.
Мы не вправе обойти ее и забыть о той войне. Там тоже решалась судьба страны и были свои огненные версты.
31 января 1918 года Народным комиссариатом по военным делам был утвержден проект Положения о центральном органе управления всеми бронечастями. В приказе за № 127, полученном в бронечастях, говорилось, что теперь они подчиняются Совету броневых частей — «Центробронь».
Бронепоезд «Козьма Минин».
С апреля «Центробронь» стал ведать и бронепоездами. Уже к лету было сформировано и передано Красной Армии 12 бронепоездов.
Одним из центров строительства крепостей на колесах стал Нижний Новгород. Город был удобен еще и тем, что здесь могли формировать и обучать команды.
На Сормовский завод со всех фронтов стягивались потрепанные в боях броневые крепости. Зачастую это громкое название вовсе не подходило к тем деревянным вагонам, защищенным лишь шпалами и мешками с песком.
Необходимость в бронепоездах была огромной. Подвижность фронтов Гражданской войны не давала возможности использовать тяжелую артиллерию, решавшую исход сражения. Мобильная конница и мобильные бронепоезда стали основной ударной силой.
Группа военных спецов и небольшой конструкторский отдел, созданный при Совете броневых частей, изучили боевое применение подвижных броневых составов и отправили на заводы комплекты чертежей их основных видов.
Реввоенсовет республики утвердил инструкцию по формированию бронепоездов.
Крепость на колесах должна была состоять из следующих частей:
«1-я боевая: поезд № 1 — две бронированные платформы с паровозом посредине. Вооружение: два трехдюймовых орудия или зенитные, 12 пулеметов и два миномета. Поезд № 2 — две платформы (желательно забронированные) с паровозом. Вооружение: 2 тяжелых орудия четырех- или шестидюймовых; 2-я часть — резерв: поезд № 3 — железнодорожный состав для перевозки экипажа и имущества».
На каждый завод Совет броневых частей послал своих комиссаров. К сормовичам прибыл бывший черноморский моряк Иван Христианович Гаугель. Он по-боевому организовал работу цехов, бронировавших паровозы и платформы.
Военные историки подсчитали, что за Гражданскую войну красными были оборудованы 102 бронеплощадки, из которых было сформировано 68 бронепоездов. Белым удалось превысить эту цифру на 32 единицы.
Исходя из опыта боевых операций, Реввоенсовет выпустил инструкцию, по которой бронепоезда по своему оперативно-тактическому назначению подразделялись на три типа:
Тип «А» — ударный, сильнобронированный, в составе бронепоезда 2 бронеплощадки с двумя трехдюймовыми орудиями, 8 пулеметами. Состав команды — 162 человека.
Тип «Б» — легкобронированный, в составе полубронированного паровоза, одной бронеплощадки с двумя 42-линейными орудиями и 4 пулеметами. Команда — 46 человек.
Тип «В» — легкобронированный, в составе полубронированного паровоза, одной бронеплощадки с шестидюймовым орудием и двумя пулеметами. Команда — 57 человек.
Бронепоезда смотрелись грозно. Военные хроникеры всячески подчеркивали это. Фото 20-х годов прошлого века.
Атмосферу формирования команд бронепоездов могут передать только воспоминания. Вот как описывает те дни бывший начальник артиллерии бронепоезда № 4 Т. Д. Смирнов:
