рабочих партий (хотя, разумеется, отнюдь не все они летом 1933 г. вознамерились внедриться в СА). Размеры и состав этой организации как будто сами по себе сделали ее средоточием пролетарских интересов и революционных надежд.
«Коричневорубашечники» во многих отношениях противоречили идеологическим (и военным) целям Гитлера и узкого круга национал-социалистического руководства. Особенно негативно партийная организация воспринимала вечные разговоры о революции, будоражащие людей. Это казалось попросту опасным в ситуации, когда до действительно громких успехов явно предстояло пройти еще достаточно долгий и трудный путь, в первую очередь во внешней политике. Старые взаимные претензии обострялись: функционеры НСДАП, которых недовольные штурмовики при случае честили «партийными бонзами» и «карьеристами», в свою очередь, бранили «недисциплинированные орды». Разгульная жизнь вожаков СА, компенсировавшая им неудовлетворенность и скуку, все чаще вызывала у партийцев такое же отвращение, как и у многих добропорядочных граждан. Если прибавить сюда неприкрытую, чуть ли не смертельную вражду Мартина Бормана и некоторых других лидеров НСДАП с гомосексуалистом Рёмом, станут понятны строки, появившиеся уже в 1932 г.: «Помилуй Бог моего собственного брата, если бы он позволил себе против движения то, что позволял себе начальник штаба» [14].
По мере того как положение весной 1934 г. становилось все тяжелее, учащались выпады партийных сановников против штурмовых отрядов. В рамках этой кампании Геринг, который несколько месяцев добивался в Пруссии передачи «диких» концлагерей СА в ведение гестапо, подробно рассказал в кругу штатгальтеров о «происшествиях» и «тайных лагерях в руках СА». Фриц Заукель, гауляйтер и штатгальтер Тюрингии, вторил ему, отпуская мрачные замечания на тему «СА и вторая революция» и приводя замечания предводителей штурмовых отрядов о «тряпках, которые нужно убрать», — слова, относящиеся якобы к «организационнополитическому руководству партии» [15].
Впрочем, открытые враги СА сидели отнюдь не только в партийных бюро. По меньшей мере столь же долгую традицию, как трения между СА и НСДАП, имели разногласия между СА и рейхсвером. Главной причиной тому были военные амбиции Рёма. Он постоянно во всеуслышание требовал создать «коричневую» народную милицию, и это не могло оставить офицеров равнодушными. В конце концов, речь шла не только о монополии на оружие: если верить самым решительным из высказываний Рёма, начальник штаба СА хотел, чтобы «серую скалу» рейхсвера «затопил коричневый поток».
Все чаще дело доходило до открытых столкновений. В середине января 1934 г. они стали главной темой на совещании командования рейхсвера. Выступая под девизом «Избегать инцидентов, но спуску не давать», командующий Штутгартским военным округом привел примеры недостаточного, по его мнению, чувства собственного достоинства у солдат рейхсвера: «а) Офицер военного округа в штатском шел с девушкой по улице и не заметил знамя СА. Предводитель отряда штурмовиков набросился на офицера и дал ему пощечину. Офицер не защищался, и это неправильно. Хотя противники намного превосходили числом, он должен был защищаться, пусть бы из него даже котлету сделали… б) На авиабазе за пределами военного округа двое молодых офицеров непочтительно подшучивали над министром авиации. Они были сбиты с ног предводителем штурмовиков и не стали защищаться. Оба офицера уволены из армии, в) В одном гарнизоне рейхскомиссар спорта в баре схватил за воротник не вставшего перед ним курсанта и закричал: “Ты что, сопляк, не можешь встать, когда рейхскомиссар спорта входит?” Этот курсант тоже должен был немедленно дать рейхскомиссару оплеуху».
Генералы обсуждали произошедшие «инциденты» не только ради того, чтоб лишний раз напомнить о необходимости «дисциплины, товарищества, благородства в мыслях и внешнем виде». Они старались подчеркнуть различие между руководством СА и рядовыми штурмовиками: «Все стороны признают (по большей части не без зависти) превосходство армейских офицеров и рядовых. Многие руководители штурмовых отрядов и партийных организаций прекрасно понимают, что они хорошие бойцы, но командирами долго быть не могут и командная роль автоматически возвращается в руки армии. В лице этих людей мы во многих случаях видим зачинщиков гонений на армию. Молодой штурмовик ясно и отчетливо понимает превосходство армии и всем сердцем расположен к ней» [16]. С начала 1934 г. высшее командование рейхсвера целенаправленно и усердно работало над разрешением конфликта с СА.
У штурмовиков сходной решимости не обнаруживалось. Хотя Рём и его подручные доказали свою способность терроризировать всю страну, не останавливаясь перед убийствами, им с самого начала не хватало специфической «пробивной силы», когда дело касалось отношений с Гитлером и партийным руководством. Примером может служить бесконечная борьба Рёма за учреждение особых судов для штурмовиков: таким образом он хотел не только найти изящное решение проблемы тысяч уголовных преступлений [17] его подчиненных, совершенных во времена захвата власти и остававшихся без наказания, но и придать своей организации статус, равнозначный статусу рейхсвера. «Стремясь в любой области гарантировать и защищать права СА как признанных государством войск национал-социалистической революции», начальник штаба в своем циркуляре, выпущенном в конце июля 1933 г., объявил создание особого судопроизводства для штурмовиков «первоочередной задачей». В этом приказе содержались вещи, невероятные даже при тех условиях: «Я охотно возьму под свою защиту и на свою ответственность любые действия штурмовиков, которые, пусть даже не соответствуя действующим законодательным нормам, служат исключительно интересам СА. Например, за убийство члена штурмового отряда его командир вправе казнить до 12 членов вражеской организации, подготовившей убийство» [18]. Данный пассаж держался в секрете, однако противники СА с неменьшим успехом могли цитировать так называемый дисциплинарный указ, хоть он и грозил самосудом «негодяям» в собственных рядах, которые, «потакая личной жажде мести», запятнали «почетную форму СА» «недопустимой жестокостью, разбоем, воровством и грабежом».
Критика, казалось, отскакивала от Рёма как от стенки горох. Судя по всему, что известно о его взглядах и отношении к Гитлеру, начальника штаба СА никогда не покидала уверенность, что фюрер в конечном счете на его стороне. Отсюда — доходящая до наивности самоуверенность Рёма, его нежелание и неспособность проявлять осторожность в тактических целях. Излишне угрожающие жесты, ненужные провокации против рейхсвера, продолжавшиеся буквально до последних дней жизни шефа СА, свидетельствуют, насколько далек он был от того, чтобы реально оценить соотношение сил и позицию Гитлера. В этом отказе от беспристрастного анализа ситуации заключалась, вероятно, самая большая, смертельная ошибка Рёма.
Гитлер никогда не собирался ставить под угрозу интересы собственной власти ради каких-то амбиций СА. Выступая перед штатгальтерами, он уже летом 1933 г. дал однозначный ответ на все измышления насчет «второй революции»: «Мы не оставим сомнений в том, что при необходимости потопим подобную попытку в крови» [19]. Естественно, Гитлер заботился об интеграции партийных войск в государственные структуры, и «Закон об обеспечении единства партии и государства», сделавший Рёма (и Гесса) 1 декабря 1933 г. рейхсминистрами
