храмов, приказом Василия I были воздвигнуты огромный триклиний у Маркиановой галереи, именовавшейся Пентакувикломом, поражавшая всех красотой и элегантностью молельня апостола Павла, молельня св. Варвары Мученицы, а также роскошные царские палаты возле Золотого триклиния. Рядом были возведены знаменитые римские бани. После этого были построены на личные средства царя, не желавшего тратить на это государственные деньги, императорское имение Мангам, а также царские палаты в Пигах. Македонянин возвел также громадное водохранилище, чтобы обеспечить столицу чистой питьевой водой [17]. Можно назвать еще не один десяток построек, возведенных Василием Македонянином, но вернемся к основному изложению.
Продолжая миссионерскую деятельность среди болгар и россов, начатую еще при императрице св. Феодоре, Василий I направил к Болгарскому царю св. Михаилу архиепископа для проповеди Слова Божия, что и решило вопрос о том, какая Церковь будет окормлять Болгарию — Римская или Константинопольская. Желая предотвратить набеги россов, ставшие уже ощутимым бедствием для греков, император щедрыми дарами склонил их вождей к мирному соглашению, а затем направил к ним одного архиерея. Собрав вокруг себя старейшин росского племени, святой подвижник Православия прочитал несколько стихов из Евангелия о чудесах Иисуса Христа. Славяне заявили: «Если мы сами не увидим чуда, то не поверим в сказанное тобой». Архиерей взмолился Господу, а затем, обернувшись к вождям, сказал, что бросит Священное Писание в огонь, но оно не сгорит. Так и произошло: огонь погас, а книга лежала поверх пепла нетронутой. Эта сцена так потрясла россов, что многие из них сразу же пожелали креститься. По-видимому, это — первая описанная в летописи сцена крещения россов, сохранившаяся до нашего времени [18].
Однако далеко не все сановники из числа высшей политической элиты с радостью встретили известие о воцарении Василия I Македонянина. И вскоре выяснилось, что два из них — некто Симватий (очевидно, зять покойного кесаря Варды) и Георгий Пиган — организовали заговор против императора, к счастью, своевременно раскрытый. По обыкновению того времени заговорщикам грозила смертная казнь, но император пощадил обоих, хотя и наказал. Чуткий к опасности, как и все люди, благодаря своим трудам пробившиеся на вершину политической власти, Македонянин решил гарантировать покой и себе, и своей семье.
Поэтому 6 января 870 г. он возвел на престол в качестве соимператоров сразу двух своих сыновей — Константина и Льва. Через некоторое время был приобщен к царству и малолетний Александр — третий сын Василия I. Сына св. Стефана, равно как и всех дочерей, царь приказал постричь в монахи и отдал в монастырь. Возможно, он руководствовался тем же соображением, что некогда император Феофил, опасавшийся, что мужья дочерей сами начнут со временем претендовать на царство. Но нет сомнений, что пострижение малолетнего св. Стефана в монахи совершилось с личного согласия мальчика, и, как мы вскоре узнаем, царевич со временем сделает высшую духовную карьеру [19].
Занимаясь делами государственного управления, строительством и приумножением государственной казны, император ни на минуту не забывал о своих воинственных соседях. Византийская армия по-прежнему включала в себя различные формирования, в том числе и наемные отряды, но фемное ополчение составляло основу вооруженных сил Империи. Проведя ревизию воинских списков, царь с тревогой обнаружил, что численность армии резко сократилась вследствие поражений последних лет и отсутствия должного финансирования. Нужно было срочно набирать новобранцев и гасить долги перед старыми солдатами, давно уже не получавшими жалованья за свои ратные труды. Как некогда великие императоры, прославившие римское оружие на поле брани, Македонянин лично проводил занятия со своим вновь сформированным войском, упражняя солдат «до седьмого пота», и восстановил строжайшую дисциплину. Наконец, приведя армию в боевую готовность, император решил, что наступила пора действовать.
Глава 2. Примирение с Римом. «Восьмой Вселенский» Собор 869–870 гг.
Как стало ясно уже буквально на следующий день после воцарения Василия I, Македонянин совершенно не собирался мириться с тем, что многие территории захвачены арабами, а потому исподволь начал готовить почву для проведения военных операций, преследующих своей целью возврат исконных византийских земель. Конечно, в одиночку такие смелые планы едва ли могли быть реализованы, а единственными потенциальными союзниками в борьбе с сарацинами на Западе являлись потомки Карла Великого. В свою очередь попытки привлечь их к своим планам для Василия Македонянина означали непременное примирение с Римским папой, имевшим на франков серьезное влияние. Это примирение было тем более необходимо, что Западная Римская империя уже давно не представляла единого политического тела, и лицо, носившее на Западе титул «императора», не обладало единоличной властью. Только папа мог стать центром интеграции усилий всех западных государей, их представителем в переговорах с Константинополем. Императору нужен был лишь повод для мирных инициатив с папой, который нашелся очень быстро.
Выше уже отмечалось, что в течение нескольких лет наиболее грозным врагом Македонянина являлся кесарь Варда — близкий друг и благодетель Константинопольского патриарха св. Фотия. Трудно предположить, что отношения патриарха с молодым сановником отличались добросердечностью, и уже тем более они не могли улучшиться после того, как Варда пал от руки Василия. И архиерей стал первой жертвой затеянной императором политики примирения с Римом, уже 25 сентября 867 г. низвергнутый царем со своей кафедры. Правда, сплетничали, будто накануне патриарх отказал императору в причастии, за что и поплатился, но эти слухи мало похожи на правду. Ведь совершенно очевидно, что Василию I не было необходимости создавать повод для смены патриарха — как полновластный правитель Римского государства, он с полным основанием единолично решал такие вопросы. Безусловно, царь не мог не понимать, что его шаг будет с восторгом встречен на Западе, где св. Фотия уже заочно анафематствовали.
Оставался актуальным вопрос — кто должен стать преемником св. Фотия, но и здесь затруднений не встретилось: император не упускал из виду фигуру низвергнутого патриарха св. Игнатия, за которого ранее бесперспективно заступался Римский епископ Николай I. Поскольку понтифик не признал каноничным низвержение св. Игнатия, казалось совершенно естественным вернуть того на столичный престол и тем самым пойти навстречу апостолику. Этот шаг казался правильным и с тем учетом, что «друг монахов» пользовался большим авторитетом среди рядовых византийцев. Патриарх из царского рода, ярый противник иконоборцев, благочестивый страдалец — все эти качества не могли не привлекать к нему простых христиан. Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что для многих, очень многих византийцев св. Игнатий ассоциировался с императрицей св. Феодорой, а св. Фотий — с малопопулярным императором Михаилом III [20].
Через два месяца после удаления св. Фотия в монастырь Сретения, что располагался на
