В подобной зависимости оказался и Херсонес, который также был вынужден платить дань Митридату, о чем есть интересное сообщение у Страбона: «Кроме гористой приморской области, простирающейся до Феодосии, весь остальной Херсонес представляет равнину и плодороден, особенно богат он хлебом. Во всяком случае, поле, вспаханное первым попавшимся лемехом, приносит урожай в 30 мер. Жители этой страны вместе с азиатскими областями около Синдики выплачивали в качестве дани Митридату 180 000 медимнов и 200 талантов серебра. И в прежние времена отсюда доставлялся хлеб греками, так же как вывозилась соленая рыба из рыбных промыслов озера». За довольно короткий срок планы Митридата относительно Херсонеса и Скифского царства были осуществлены, и казалось, что ничто теперь не помешает установлению его власти во всей Тавриде. Но скифы пошли другим путем и решили взять реванш там, где их никто не ожидал — на Боспоре.
Последней трагической страницей сопротивления скифов агрессии Понта стала борьба за Боспорское царство — начавшись как государственный переворот, она вскоре приняла грандиозные масштабы самой настоящей войны. Грохот битв сотрясал Тавриду, тысячи людей гибли на залитых кровью полях сражений, вновь Диофант вел в бой свои непобедимые фаланги, а скифы все не хотели покоряться воле Митридата. Лишь громадной ценой напряжения всех своих сил, подкреплениям из Понта и помощи из Херсонеса царский стратег вновь одержал победу. Но обо всем по порядку.
Интерес к Боспорскому царству Митридат испытывал давно, он пристально следил за тем, как складывается не только его внешняя, но и внутренняя политика. Само государство находилось в состоянии глубочайшего кризиса и не могло разрешить стоящих перед ним как внутренних, так и внешних проблем. Натиск скифов на границы становился все сильнее, и чтобы предотвратить открытое вторжение, боспорские цари откупались от них данью. Это четко зафиксировал Страбон, когда писал о причинах, которые привели к социальному взрыву на Боспоре: «Последний тиран также назывался Парисадом; он был не в силах противиться варварам, которые требовали большей прежнего дани, и поэтому передал свою власть Митридату Евпатору».
Ярким примером того, до чего дошло Боспорское царство, служит то, что правящие круги Пантикапея не только были не в состоянии вести борьбу с пиратством, которое процветало вдоль всего Черноморского побережья Кавказа и наносило громадный убыток торговле, — они открыто вступали в сговор с морскими разбойниками. Племена ахейцев, зигов и гениохов, раньше населявшие побережье к югу от современной Анапы, на своих небольших легких судах, которые назывались «камары», совершали грабительские рейды вдоль всего побережья, грабя не только купеческие суда, но и приморские районы. «Снаряжая флотилии таких «камар» и нападая то на купеческие корабли, то даже на какую-нибудь страну или город, они господствовали на море. Иногда им помогают даже жители Боспора, предоставляя свои корабельные стоянки, рынок для сбыта добычи» (Страбон). Понятно, что не простые люди предоставляли им все эти услуги, налицо заинтересованность правящих кругов страны в получении выгоды от этого сотрудничества, которое, судя по всему, приносило больше доходов, чем развитие собственной торговли. Довольно красноречивый эпизод, который прекрасно характеризует то, насколько же прогнила вся система управления страной. И требовалась внушительная встряска, чтобы серьезно обновить ее.
Неспокойно было и внутри государства. Зависимое сельское население, состоявшее преимущественно из скифов, страдало от многочисленных налогов и поборов, которыми его обложили власть имущие. Но и в высших кругах столицы Пантикапея не наблюдалось единства — видя неспособность последнего представителя династии Спартокидов царя Перисада V разрешить сложнейшую ситуацию, в которой оказалось Боспорское царство, определенные правящие круги, представлявшие скифскую аристократию, стали выступать за смену власти в стране. О немедленном перевороте речи не было, но дело в том, что царь Перисад не имел наследника, а потому вполне естественно возникал вопрос: а кто будет править после него? И судя по всему, наиболее влиятельные представители знатных скифов, заручившись поддержкой определенной части боспорского общества, решили выдвинуть из своих рядов претендента на трон. В случае успеха этого плана достигалась явная выгода как для Боспора, так и для Скифского царства, и вполне возможно, что ход исторический событий пошел бы в другом направлении. Для Боспора это было уже хорошо тем, что от власти отстранялась вся прогнившая правящая элита, и приход здоровых сил мог кардинально изменить ситуацию в стране. Опираясь на союз с дружественным Скифским царством, боспорские скифы могли использовать его военные возможности для установления своей власти в стране и исходя из этого попытаться изменить как политическую, так и экономическую ситуацию в лучшую сторону. А что касается скифских правителей Неаполя, то союз с Боспором, где к власти пришли бы их соотечественники, представлял для них огромную стратегическую выгоду — опираясь на его ресурсы, как экономические, так и военные, и имея надежный тыл, они могли бы проводить более активную внешнюю политику, как на западе, так и на севере. И вот тогда дни Херсонеса были бы сочтены.
Но была и другая группа среди правящей элиты, и она носилась с идеей совершенно другого толка — передать власть в стране могущественному правителю, который бы своими силами решил все местные боспорские проблемы. И таким правителем им виделся Митридат VI Евпатор, царь Понта. Надо ли говорить о том, что и царь очень одобрял подобную инициативу и всячески поощрял ее проповедников. Таким образом, на территории Боспора столкнулись два совершенно противоположных взгляда на дальнейшую судьбу страны, и в ближайшее время должно было решиться — каким именно путем она пойдет дальше?
* * *
Война Скифского царства с Херсонесом разразилась значительно раньше, чем к власти на Боспоре пришли местные скифы. Молниеносный разгром царя Палака в первом же крупном сражении, марш Диофанта на Неаполь и падение скифской столицы продемонстрировали всему миру мощь армии Митридата. Но Диофант, как никто другой, знал ситуацию в регионе и потому после своих впечатляющих успехов сразу отправился на Боспор, где ему надо было решить две важные задачи. Во-первых, не допустить того, чтобы боспорское правительство, которое находилось в дружественных отношениях со скифами Палака, ввязалось в военный конфликт, а во-вторых, прозондировать почву по поводу передачи власти Перисадом Митридату. Визит понтийского стратега прошел успешно — очевидно, он получил гарантии невмешательства в войну, а также достиг предварительной договоренности с боспорским царем о том, когда и как Боспор отойдет под власть понтийского царя. Решив все эти вопросы, Диофант отбыл в Понт, но тут вновь грянула война со скифами, Палак начал наступление на Херсонес, и армия Диофанта вновь оказалась в Тавриде. Пока на западе полуострова гремели жестокие сражения и бушевало пламя войны, на Боспоре царила тревожная тишина, но она была очень обманчива. И когда разгром Скифского царства стал свершившимся фактом, а само оно оказалось в полной зависимости от Понта, настала очередь боспорских скифов ощутить на своей шее ярмо Митридата.
И потому нет ничего удивительного в том, что после своих громких побед понтийский стратег прямиком отправился на Боспор устраивать дела своего повелителя. О том, чем там занимался полководец, нам поведала сухая строка из того же декрета: «Отправившись в Боспорские местности, он устроил тамошние дела прекрасно и полезно для царя Митридата Евпатора». Смысл этого сообщения может быть только один — Диофант решил положительно вопрос о добровольной передаче власти над Боспором Перисадом V Митридату VI Евпатору. Если же исходить из того, что стратег действительно был воспитанником последнего боспорского царя, то ничего удивительного в том, что он добился успеха, нет. Диофант прекрасно разбирался во всех хитросплетениях дворцовой политики, лично знал многих из правящей элиты, а потому должен был действовать энергично и уверенно. Когда смена власти в стране стала свершившимся фактом, стратег посчитал, что может расслабиться и отдохнуть в гостеприимном Пантикапее от ратных и дипломатических трудов. И только он предался удовольствиям и наслаждениям, как на Боспоре полыхнуло так, что зарево этого пожара увидели даже в далеком Понте.
* * *
Вот что сообщает о дальнейших событиях небезызвестный декрет: «Когда же скифы с Савмаком во главе подняли восстание и убили воспитавшего его (Диофанта) боспорского царя Перисада, а против Диофанта составили заговор, он, избежав опасности, сел на отправленный за ним гражданами корабль». Какие же выводы можно сделать из этого сообщения? Прежде всего, что сельское и городское население, а также часть армейской верхушки и скифские аристократы отказались признавать владычество Митридата и подняли против него восстание. То, что горожане сочувствовали перевороту, подтверждается тем, что такие крупнейшие города, как Пантикапей и Феодосия, были захвачены повстанцами без особого труда. Да и армия не стала оказывать решительного сопротивления, а предпочла перейти на сторону победителя. Убийство же Перисада делало бессмысленными все прежние договоренности между ним и понтийским царем, и в итоге на троне оказался человек, выдвинутый боспорскими скифами. Судя по всему, Савмак, ставший царем, был личностью в Тавриде известной и явно принадлежал к тем скифским кругам, которые занимали на Боспоре высокое положение, — тот, кто составлял декрет в честь Диофанта, не стал даже указывать, кто он такой, из чего следует, что это было известно всем. Но вот что странно — расправившись с Перисадом, восставшие не тронули Диофанта, и лишь потом, как указано в надписи, «против Диофанта составили заговор». Это может свидетельствовать о том, что, возможно, они не хотели обострять отношений с Митридатом и пытались решить дело миром. Но не получилось, вот и пришлось составлять против понтийского стратега заговор, а проще говоря, планировать его убийство. И оборвался бы жизненный путь победителя скифов в Пантикапее, но выручили херсонеситы — прислали корабль, на котором полководец и удрал в Херсонес. Забавно, но сам факт бегства на этом корабле говорит о том, что ни одно судно из Пантикапея не решилось принять на свой борт Диофанта, что свидетельствует об установлении сильной власти в стране.
