Ознакомительная версия.
Но из общения с иностранными друзьями и из путешествий по Европе царь перенял некоторые протестантские взгляды на церковь — чисто прагматические. Патриарший приказ он упразднил. Вместо него появился Монастырский приказ, вполне светский, и задачи ему ставились чисто мирские — собирать подати с церковных владений. Царь озаботился и тем, что в церковную собственность уходят значительные земельные владения — их дарили монастырям, передавали по завещаниям, в то время как многие дворяне оставались малоземельными. А пострижение в монахи в молодом возрасте Петр расценил как лазейку для желающих откосить от работы, податей, воинской службы.
Он запретил монастырям покупать или принимать в дар новые деревни и земли. Повелел сократить число монастырских и церковных слуг, оставить «самое малое число». При монастырях Петр предписал организовывать госпитали, богадельни, мастерские. А пострижение запретил до 50-летнего возраста. Но исключение составляли увечные и отставные воины. Их было велено постригать без всяких ограничений и без вкладов. Такая политика вызвала совсем не однозначную реакцию. Хотя дальновидные и честные деятели церкви поддерживали государя, считали его действия оправданными.
Одного из них мы уже называли — св. Митрофана Воронежского. Он продолжал отдавать на армию и флот все средства, которые удавалось сэкономить в его епархии — в 1700 г. пожертвовал 4 тыс. руб, в следующем году 3 тыс. Хотя св. Митрофан одобрял далеко не все новшества. В Воронеже для государя был построен дворец. Однажды святителя пригласили к Петру, но он увидел: возле дворцовых дверей поставили статуи «венер» и «аполлонов». Он молча развернулся и ушел. Государь рассердился, послал догнать и вернуть епископа, однако тот твердо заявил, мимо идолов ходить не будет. И Петр… согласился. Распорядился убрать статуи.
В беседах с царем св. Митрофан наставлял, что далеко не все заимствования с запада приемлемы и допустимы. Он и в свое завещание включил слова патриарха Иоакима против слепого копирования европейских обычаев. Умирал епископ нищим. Шутил, что в келье нет ни копейки, не на что даже помянуть. А Петр, невзирая на некоторые разногласия, глубоко почитал св. Митрофана. Узнав о его кончине, приказал задержать похороны. Примчался в Воронеж и сам нес гроб святого. Забегая несколько вперед, можно отметить, что Митрофан Воронежский был не единственным святым, с кем близко и дружески сходился царь. Именно Петр заметил, высоко оценил и выдвигал на высокие церковные посты св. Дмитрия Ростовского, св. Иоанна Тобольского, св. Иннокентия Иркутского.
Но среди духовенства были и совсем другие настроения. Хватало обиженных, озлобленных. Появлялись подметные письма с «пророчествами», где Петра отождествляли с антихристом, призывали народ к восстанию. Кто писал их? Кто распространял? Иногда фанатики, цепляющиеся за формальные признаки «старины» и накрутившие сами себя гордыней и осуждением. Иногда церковные собственники, возмущенные ущемлением их прав. Скорее всего, имели место и прямые идеологические диверсии — шведов, иезуитов. Во всяком случае, манифесты Карла XII к русским людям отчетливо перекликались с этими же подметными письмами. Поэтому Петр так и не вернулся к вопросу о выборах патриарха. Оставлял его открытым.
А между тем боевые действия продолжались. Отбив Ингерманландию, Петр планировал наступление на соседнюю прибалтийскую область — Эстляндию. На 1704 г. он наметил удары по двум основным городам, прикрывавшим ее, — Нарве и Дерпту (Тарту). Но принеслись тревожные известия о низложении Августа, и царь начал корректировать планы. Написал Шереметеву, что надо готовить поход не на Эстляндию, а в Польшу, поддержать союзника. Но приходили новые сведения, что формальное низложение вовсе не стало для Августа катастрофичным, и Петр снова вносил поправки. Наметил летнюю кампанию в Курляндии. Наступать вдоль Двины, отрезать Прибалтику от основных сил Карла. При этом наши войска будут находиться поблизости от польских границ, смогут повернуть туда. Наконец, стало ясно, что Август еще держится. А значит, русские могут пользоваться относительной передышкой. Государь вернулся к прежним замыслам.
По весне к Дерпту выступила армия Шереметева. Предшествовала осаде операция на реке. У шведов на Чудском озере действовала флотилия из 13 кораблей, на зимовку она уходила к Дерпту по широкой реке Эмайыги. Отряд генерала Вердена с 18 пушками переправился через Чудское озеро на стругах и устроил засаду в устье этой реки. Когда шведы отчалили из Дерпта и намеревались выйти в озеро, они попали в ловушку, все корабли были уничтожены или захвачены, трофеями стали 86 орудий.
А к Дерпту уже двигалась вся армия. С северной стороны городские стены и бастионы были довольно слабыми. Но их прикрывала река Эмайыги, берег после паводка превратился в болото. Шереметев начал строить батареи и траншеи с южной стороны. Хотя здесь укрепления были мощными. Их удавалось разрушать только постепенно, сосредоточив по одной цели огонь нескольких батарей.
Под Нарвой боевые действия тоже начались на реке. Отряды Апраксина перекрыли устье Наровы. Отразили попытку шведской эскадры из 10 кораблей прорваться в крепость, доставить подкрепления и продовольствие. Но гарнизон и без того увеличился втрое по сравнению с первой осадой. Командовал им тот же самый генерал Горн, в его распоряжении было 4,5 тыс. солдат, примерно столько же городских ополченцев, 432 орудия. Предусматривалась и помощь извне, от корпуса Шлиппенбаха. Защитники и жители пребывали в уверенности — Нарва в безопасности. Русские не осмелятся сунуться во второй раз. Если же сунутся, тем хуже для них. Повторится прежний сценарий. Крепость обескровит и измотает их, а с тыла ударит Шлиппенбах…
Однако самоуверенность их подвела. Петр переодел четыре полка в синюю форму, как у шведов. Они изобразили, будто прибыли на выручку. Пушечными выстрелами подали сигнал осажденным, холостыми зарядами разыграли бой с русскими. В Нарве поверили. Загорелись наподдать царским войскам с другой стороны. Открылись ворота, выпустили большой отряд. Высыпала даже толпа гражданских жителей, грабить обозы. Но тут на них навалились с разных сторон. Триста человек перебили, несколько десятков взяли в плен. Масштабы победы оказались небольшими, но она была необычной, развлекла осаждающих.
А от пленных узнали — Шлиппенбах с 12-тысячным корпусом действительно собирался прийти на помощь Нарве. Царь отправил навстречу ему корпус генерала Ренне. При этом выяснилась ошибка, у Шлиппенбаха оказалось не 12, а всего 4 тыс. солдат. Конница Ренне с ходу опрокинула их. Четвертую часть перерубила, а остальные добежали до Ревеля (Таллина), спрятались за его стенами.
Командовать армией, обложившей Нарву, Петр снова пригласил иностранного специалиста — австрийского фельдмаршала Огильви. Он был старым, считался весьма заслуженным, и ему определили огромное жалованье 12 тыс. талеров в год. Огильви по дороге в Россию задержался и к началу операции опоздал. В осадный лагерь он приехал 20 июня. Осмотрел Нарву и авторитетно заявил, что она неприступна. Рассчитал, что для взятия нужно не менее 70 тыс. солдат. Поэтому Огильви предложил сперва брать слабенькую крепость Ивангород. Но от таких рекомендаций Петр отмахнулся. Резонно указал — если падет Нарва, Ивангород сдастся, отвлекаться на него вообще не стоит. Пока Огильви не было, царь уже и сам наметил цели для бомбардировки: бастионы «Глория» и «Гонор». Подтвердил команду, крушить их огнем.
В осаду Дерпта царь тоже вмешался лично. Счел, что она слишком затягивается, и поехал туда. Изучив обстановку, раскритиковал Шереметева. Впрочем, если уж разобраться, командующий был не слишком виноват в допущенных ошибок. Он начинал осаду в мае, а Петр приехал в июле. За это время подсох берег Эмайыги, и открылась возможность переиграть планы. Царь как раз и указал, атаковать надо оттуда, от реки. Через Эмайыги построили мост, полки и артиллерию перебазировали на северную сторону. Укрепления там давно не ремонтировались, стояли в аварийном состоянии. 6 июля артиллерия возобновила обстрел. Стены стали обваливаться целыми кусками. 13 июля наши солдаты бросились на приступ и ворвались на бастионы. Захватили стоявшие там шведские пушки, развернули их, простреливая город.
Комендант Дерпта Шютте понял, что это конец, подал сигнал о капитуляции. Он попросил, чтобы гарнизону позволили уйти с оружием, музыкой, знаменами и шестью пушками. Петр поправил его, что такие условия могли быть уместны до штурма, а не сейчас, когда русские «в воротах обретаются». Тем не менее, царь повел себя гуманно. Уличных боев и лишних жертв он не хотел, продиктовал мягкие требования. Разрешил защитникам уйти с семьями, забрать свое имущество — только без пушек и без музыки. В городе было взято 132 орудия, потери шведов составили 2 тыс. человек (у русских 900 убитых и 2,5 тыс. раненных).
Ознакомительная версия.
